Меня зовут Шон - Макгоуэн Клер - Страница 12

Я ничего не ответила. Думаю, Ник и понятия не имел, как часто я плачу. Остаток пути до дома мы ехали молча. Он остановился возле дома. «Ива» — какое дурацкое название. Я скучала по своей квартире 2С на Гринхем-стрит.

— Мне пора на работу. Надеюсь, ты сумеешь выключить сигнализацию?

— Не знаю, — выдохнула я, вылезая. — Я вообще не знаю, доверяешь ли ты мне, — добавила я сквозь слезы.

— Доверие нужно заслужить, — буркнул он и уехал.

Вместо того чтобы войти в «семейное гнездышко», я развернулась и отправилась к Норе. Она, конечно же, оказалась дома. Она всегда там была.

— Привет! — воскликнула она, выходя из-за угла «Плюща».

На ней была перепачканная одежда для работы в саду. Лицо раскраснелось от усилий.

— А я тут думала — куда это вы уехали?

— Я хотела бы воспользоваться твоим предложением, если не возражаешь, — сказала я. — Не прогуляешься со мной?

Сьюзи вернулась, когда я взялась за очень запущенный сад, радуясь ощущению земли под ногами и принюхиваясь к резкому запаху почвы на руках. В Аплендсе нас учили садоводству — полезный навык для человека, который хочет выбраться из этой дыры. Это был честный труд, к тому же помогавший успокоить разбушевавшиеся мысли. Растения не могли скрыть своей истинной сущности. Не то что люди. При случае стоит сказать Сьюзи, что ее растениям уже не помочь их следовало укрыть при первых же заморозках.

Конечно, я согласилась на прогулку. Переоделась, сунула ключ под цветочный горшок — теперь я жила одна и очень боялась, не попав в дом, остаться на улице. Сьюзи сходила за собакой и вернулась настоящим клубком из поводка, шарфа и куртки. Я с удивлением смотрела, как она включает сигнализацию.

— Ты всегда так делаешь?

— А… Ну, да. Ник требует.

Я промолчала. Деревенские, скорее всего, оставили бы дверь незапертой. Я сама так не поступала лишь потому, что мне было что скрывать. Возможно, Нику тоже.

Мы потащились вдоль сельской дороги, потом свернули в поле. Промерзшая трава похрустывала под моими удобными ботинками и ее непрактичными резиновыми сапожками. Стояла тишина, слышны были лишь наши шаги да крики птиц вдалеке. Случись здесь что-нибудь, никто не узнает.

Я нарушила молчание:

— Спасибо, что пригласили меня в субботу. Надеюсь, ты получила мою записку.

Я послала ее на следующий день, как меня учили, через почтовый ящик. В конце концов, обед выдался интересным. Муж старался быть милым — даже на грани навязчивости. Я видела, что он считает себя порядочным человеком, из тех, кто никогда не станет обманывать или бить жену, кто отправляет мусор в переработку, расчищает дорожку к дому в снегопад и отдает деньги на благотворительность. Не думаю, что он понимал, насколько обижает Сьюзи своими насмешками над ее попытками писать картины и научиться готовить, над ролью домохозяйки, которую сам же на нее и взвалил. Уже не в первый раз я попыталась с благодарностью вспомнить, что мне достался муж совсем иного рода. Никогда не проявлявший ни ревности, ни пассивной агрессии, ни собственничества. Пусть у него и были другие недостатки. Мне хотелось продолжить наблюдение над Сьюзи и Ником, постараться узнать их побольше. Я все никак не могла решить, что делать дальше.

Сьюзи смутилась.

— В самом деле не стоило, но спасибо. Нора, прости, что все получилось… Что мы с Ником устроили пикировку, — она рассмеялась, но без радости, скрипучим от напряжения голосом. — Не знаю, обратила ли ты внимание. Глупость, в общем-то. Просто мы не умеем развлекать гостей.

«Пикировка» — что ж, наверное, те безжалостные насмешки, что звучали весь вечер, — можно назвать и так. Я видела холод в глазах Ника всякий раз, когда он говорил очередную оскорбительную гадость. Но определить, на что он намекал, мне не удавалось. Вероятно, Сьюзи ему изменяла, пока они жили в Лондоне. Вот она — возможность! Я сказала:

— Можешь поговорить со мной, Сьюзи. Понимаю, мы почти незнакомы. Но кроме нас здесь никого нет. Нужно помогать друг другу.

Она явно колебалась. Мое сердце замерло. «Давай, Сьюзи… Открой мне свои тайны…» Хотя что бы я сказала, если бы она решилась?

— Со мной все в порядке. В самом деле. Просто понемногу отвыкаю от работы. Я занималась рекламой — графический дизайн. Я вечно плакалась, что терпеть не могу эту работу — совещания, офисные интриги, реклама помады. Но, наверное, что-то в этом мне нравилось. Видеться с людьми, красиво одеваться…

С горькой усмешкой она взмахнула рукой, обводя себя: выношенные растянутые джинсы и все тот же мужской джемпер. Джемпер давно не видел стирки — должно быть, Сьюзи носила его постоянно.

— Просто трудно перестроиться и стать полноценной домохозяйкой. На самом деле, мне повезло…

Если я чему и научилась, так это распознавать ложь на слух. Сьюзи выговаривала слова, пытаясь убедить себя в том, что говорит правду. И я это улавливала. Она терпеть не могла такую жизнь. Она совсем не хотела сюда переезжать.

— А ты работала? — спросила она, переводя разговор на меня.

Я помолчала, обдумывая, как описать свою ситуацию.

— У моего мужа была важная работа. Мне показалось разумным оставаться дома. Но детей у нас не было, и я начала чувствовать себя… невидимкой.

— Словно призрак, — подхватила она и принужденно рассмеялась, хотя ни ей, ни мне это не показалось смешным.

— Да. Призрак. Очень подходящее слово.

— Ты выглядишь слишком молодо для вдовы. Извини.

— Мне сорок два.

— В наше время это не возраст, она заметно удивилась, узнав, что я моложе, чем ей казалось. Скорбь состарила меня едва ли не за ночь.

Я засомневалась, не зная, как подойти к интересующему меня вопросу.

— Сьюзи, ты уверена, что все хорошо? Я не хочу лезть в твою жизнь, но мне кажется, что ты… не знаю… напряжена, наверно?

Она сосредоточенно шагала вперед, не зная, что ответить.

«Скажи, — мысленно торопила я ее. — Давай, доверься мне».

Сьюзи вздохнула:

— А… Просто… иногда бывает трудно торчать здесь, — она обернулась ко мне и посмотрела открыто и доверчиво. — Я так много потеряла. Друзья, работа… Я не знаю, чем заниматься целыми днями! Готовить и убирать?.. Но это просто каторга! То есть… некоторым это нравится, но…

— Ты чувствуешь себя обманутой, — подсказала я.

Мне очень хотелось, чтобы она решила: со мной можно не прятаться. Было очевидно, что она что-то держит в себе и это что-то гложет ее.

Она прикусила губу:

— Немного. Но ведь это неправильно… Ник столько работает.

Я всегда считала, что ходить на работу гораздо проще. Там ты хотя бы видишь людей, а не одни и те же четыре стены.

— А твой муж?.. — она запнулась, и я напряглась. — Какой он был? Чем он занимался? Ничего, что я спрашиваю?

Я прошла несколько шагов.

— Он был менеджером. Ничего особенно увлекательного. Но он был… ну… трудно описать такого близкого человека. Он был полон жизни. Амбиции, мечты. Мне это в нем нравилось. — Когда-то и я была такой же, пока не потеряла все.

Она покачала головой, словно разрывая связь между нами:

— Так-то мне не на что жаловаться. Я всегда хотела, чтобы у меня было время для живописи. Но это место… Меня так пугает зима. Как думаешь, она будет ужасна?

— Все будет хорошо, — солгала я, подумав о снеге, который часто заносил здешние узкие дороги.

Бели Сьюзи собиралась бежать отсюда, у нее оставалось даже меньше времени, чем она думала. Возможно, мне предстояло немного поспособствовать этому.

Я отдохнула на прогулке с Норой, несмотря на живот, выпиравший под моей не по сезону легкой курткой. На Норе была старая куртка из вощеного хлопка и подходящие к случаю ботинки, и она, казалось, не ожидала, что мы с ней разговоримся, меся грязь посреди подмерзшего поля. Конечно, со мной была еще и эта глупая псина. Я, как обычно, спустила Поппета с поводка, едва мы отошли от дороги. Иногда пес надолго исчезал или даже умудрялся заблудиться в кустах, и мне приходилось ползать повсюду, пытаясь отыскать его, вслушиваясь в его жалкое тявканье. Я задумалась — каково будет с ребенком, если я даже с собакой управиться не могу?