Фельдшер скорой - Линник Сергей - Страница 16

– Давай ты ко мне – покажу новую кровать.

– Только покажешь? А как же знаменитый матрас?

– Он ушел в отставку. Дал дорогу молодой мебели.

Уже смеясь, мы вышли на улицу, принялись дурачиться, хватая падающие снежинки ртом.

– Андрей, познакомься. Это Антонина Васильевна Шевченко.

В институте питания кислый Морозов подвел ко мне ярко накрашенную женщину в мини-юбке. Кого-то она мне сильно напоминала… Точно! Ту бабу с Рублевки… Ларису Матвеевну. Чей сынок ножиком отправил меня сюда. Без ботокса и филлеров в лице, конечно, но что-то похожее. Женщина лет сорока в борьбе за увядшую красоту. Все напоказ, все, что можно, вывалено в декольте.

– Очень приятно, – поздоровался я и вопросительно посмотрел на Морозова.

– Антонина Васильевна будет переводить нашу статью на английский. Для зарубежных журналов. – Игорь Александрович возвел очи вверх, как бы намекая, от кого сия дама к нам пришла.

– Замечательно! – Я изобразил на лице энтузиазм. – Позвольте пару вопросов.

– Может, обойдемся без них? – Шевченко поморщилась, посмотрела на свои наманикюренные ноготки. – Просто выдайте мне последний вариант статьи.

– Что означает по-английски «Heart in your mouth»?

Антонина Васильевна наморщила лобик:

– Сердце во рту?

Морозов заулыбался: похоже, он знал перевод.

– Нет. Еще попытку?

– Э….

– Испугаться до смерти. А переведите мне «You stole my thunder».

Тут уже Шевченко посмотрела на меня конкретно так неприязненно.

– Ты украл мой гром?

– Нет, это означает «перехватить инициативу». Антонина Васильевна, вы точно переводчик? Я ведь могу дойти и до медицинской фразеологии…

В своей прошлой жизни приходилось подрабатывать в голодные годы переводами – нахватался.

Не отвечая, Шевченко резко развернулась, ушла из кабинета Морозова.

– Зря ты так с ней. – Игорь Александрович тяжело вздохнул. – Она от директора… Ну, и он поставил условие.

– Какое?

– Он и его… хм… протеже входят в делегацию.

– А уже планируется какая-то делегация?

– На прошлой неделе в Москву на конференцию по вирусологии приезжал Джонас Солк…

– Солк, Солк… – Я попытался вспомнить фамилию, но не смог.

– Изобретатель вакцины от полиомиелита, – деликатно напомнил мне Морозов.

– Да, да, – сообразил я. – Он отказался патентовать ее. Подарил всему человечеству.

– Так и есть. Нам передали приглашение на международный конгресс бактериологов в Вене.

– Когда?

А сердечко-то застучало. Это же отличная возможность застолбить открытие. Да и самому засветиться. Иностранные бактериологи, профильные журналисты… Надо обязательно ехать!

– Девятнадцатого марта.

– Успеваем. Статью я переведу сам и срочно отправлю ее в «Ланцет» через Чазова. Достаточно будет депонирования с препринтом, об этом можно будет уже объявить на конгрессе. Мол, статья принята к публикации, вот ее основные тезисы… Приоритет за нами, никто не прикопается.

И тут я сообразил. А ведь медицинскую общественность можно впечатлить не только открытием, но и формой подачи материалов. В стиле будущих презентаций. Диапроекторы повсеместно используются, можно сделать соответствующие слайды, красиво их оформить.

– Нужные качественные фотографии не только бактерии, но и всего нашего коллектива! Обязательно Афину Степановну!

– Ее-то зачем?

– Основную работу она сделала. Я бы вообще взял ее с собой в Вену вместо этой протеже Шатерникова.

– Андрей! – Морозов замахал руками. – Ты хочешь поссорить меня с директором?

– И нужно скорее приступить к клиническим испытаниям в ЦКБ! – Я проигнорировал испуг Игоря Александровича. – Поговорю с Чазовым.

Легко сказать – поговорю с Чазовым. Такие люди постоянно в движении, поди поймай их… Да и сидел академик не в Кунцево, а на Грановского. Вертушки с гербом СССР у меня тоже не наблюдалось – помог Шишкин. Его я выцепил в ЦКБ, сразу после операции. Хирург мрачно мылся, вновь и вновь намыливая руки. При этом его взгляд был направлен в пустоту. Что-то явно случилось.

– Не помешал? – поинтересовался я, заглядывая в помывочную.

– Панов? Ты сюда как попал? – Хирург вытер руки, выкинул заляпанный кровью халат в большой бак, бросил туда и пропотевшую шапочку с маской. – Пойдем ко мне в кабинет, там поговорим.

Мы прошли по коридору, и Шишкин открыл дверь, пропустив меня вперед. Подошел к шкафчику, покопавшись, нашел там фляжку, глотнул. Протянул мне.

– Хороший коньяк, армянский. Будешь?

– Что-то случилось? – Я покачал головой в ответ на предложение.

– Пациент умер на столе. Сейчас начнется! Комиссии, бумаги…

– Кто-то важный?

– Отец одного союзного министра. – Шишкин тяжело вздохнул, сел на лавку, откинулся к стене. – Семьдесят четыре года. Оперировали аорту… Бляшка оторвалась от сосуда и со сгустком крови уехала в голову. В ствол, скорее всего. Полчаса реанимировали, но все без толку…

– И что же теперь?

– Будем отписываться. Сам знаешь наш принцип: больше бумаги – чище задница. Нет, когда же это кончится? – Хирург взмахнул фляжкой. – Сначала бухают как не в себя, жрут жирное – за брюхом ног не видно. Курят по две пачки в день. А потом прибегают: «Доктор, сердце болит, мочи нет, спасайте!»

Шишкину явно надо было выговориться, поэтому я сел рядом и приготовился слушать. Но хирург оборвал сам себя, посмотрел на меня:

– Ты-то хоть с хорошими новостями?

– Да, гастрит вылечил, есть финальные фотографии стенок желудка. Начал переводить нашу статью на английский. Пора напомнить Чазову, он обещал содействие.

– На конференцию тебе надо ехать. Желательно международную. Ну да кто студенту загранпаспорт выдаст? – Шишкин глотнул коньяка. – И на выездной комиссии никто за тебя не подпишется. Семьи нет, ничего нет. Гол как сокол.

Хотел сказать «тестюшке» про квартиру и зарубежную мебель, да промолчал. Как говорится, речь – серебро, молчание – золото.

– Так есть уже приглашение, Игорь Александрович говорил. На март.

– Что же, это другое дело. На месте обкатать бы не помешало. У нас в ЦКБ проводятся в конце зимы междисциплинарные конференции, можешь заявиться с докладом. – Шишкин завернул фляжку, убрал ее в шкафчик. – А еще лучше на пару с Морозовым. Ты первую часть, вводную. Он – вторую. Перевод статьи приноси, обязательно негативы пленок. С Чазовым поговорю, отправим ваши материалы… Куда собираетесь?

– В «Ланцет».

– Англичане? – Шишкин сморщился. – Впрочем, с американцами у нас сейчас дела не лучше. Олимпиаду нам изгадили, санкциями пугают… Ладно, медицинского сообщества это пока не касается, успеем опубликоваться. Неси статью.

– Пляши!

Сразу после последнего экзамена Шишкина потрясла перед моим лицом двумя серыми картонками с печатями.

– Письма из Нобелевского комитета?

– Дурак! – Лиза надула пухлые губки. – Это пропуск в двухсотую секцию ГУМа!

– Не в трехсотую?

– А что, есть трехсотая? – Подруга открыла ротик.

– Конечно. В двухсотой отоваривается партноменклатура, а в трехсотой – лично Брежнев с семьей.

– Врешь!

– Вру, – кивнул я. – Лиза, откуда у тебя пропуска?

– Отец достал. Сказал, что мы можем там купить горные лыжи, костюмы, даже, говорят, какие-то шлемы! – Шишкина достала бумажку из сумочки, прочитала: – «Белл СР1». Американские. Мама сказала, что без шлема не отпустит меня на Домбай.

– Ну раз мама сказала… Тогда, конечно, поехали.

Мы быстро загрузились в Лизин ВАЗ. Сначала заехали ко мне на квартиру, взяли деньги. Пришлось показывать Шишкиной обстановку, водить по комнатам.

– Это все твое?!

– Мое. Вот, уже и прописался. – Я показал девушке паспорт.

– Не может быть!

– Кооперативная, ректор помог купить.

– Ректор? А деньги откуда?

– Мама помогла. Что-то сам скопил. Первый взнос не так уж велик – чуть больше тысячи рублей.