Князь Рысев 3 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 22
- Предыдущая
- 22/57
- Следующая
Она уставилась на него так, будто видела впервые, и все же после раздумий утвердительно качнула головой.
Мне казалось, что я ее понимаю. В ее симпатичной головке смешалось все и сразу. Язык, такой болтливый и скорый на тщету угроз, теперь ее не слушался и будто желал быть умнее хозяйки.
Боялся ляпнуть лишнего.
— И чем же тебе не угодил простой работяга?
— Простой? — Я только что наступил на ее любимую мозоль. Менделеева готова была взвиться, словно змея: утраченные силы снова вернулись в ее тщедушное тельце. — Этот поганец посмел бросить тень скверны на мой род!
Я понимающе кивнул, будто признавая за ней право на его смерть. Вот только меня что–то грызли сомнения, что папенька сей юной особы ворвался к ней в комнатушку под вечерний час, оторвал от увлекательного развлечения по отрыванию голов у плюшевых кукол и велел, взяв с собой целую армию крыс, убить какого-то... какого-то...
Честно признаться, я даже не знал, кем он был. Но если это административное крыло, то наверняка какой-нибудь бухгалтер.
Или директор.
Что-то подсказывало, что благородным родам могли простить многие преступления. Простолюдин, крестьянин, заводской рабочий — их гибель никто и не заметит. Бросят расследование на полпути, как только из всех щелей дела потечет благородство. А вот целый директор явно стоил того, чтобы преступника нашли и хотя бы показательно наказали.
Словно читая мои мысли, она опустила глаза, рисуя пальцем на дубовой столешнице невидимые круги.
— Константин велел его не трогать. Говорил, что мы сможем его шантажировать, использовать. А я поступила так, как поступил бы отец!
Вот так-так. Значит, эта сладкая парочка родственников — сироты. А юный Константин слишком рано возложил на свои плечи груз быть патриархом своего рода. Понятно тогда, почему он сошелся в схватке с Тармаевым-старшим. Хотел доказать всем и самому себе в первую очередь, что он достоин занимать эту должность.
Любопытно.
Я отвлек Катьку от столь увлекательного занятия, придержал ее руку. Может быть, ясночтение и давало ясно понять, что из всей магии у нее разве что возможность общения с крысами да пассивка «Крысиная царевна», позволявшая ими самым нещадным образом управлять. Вот только я уже не раз видел, как безобидные на первый взгляд вещи вроде спичек вполне себе превращались в орудие чародейских смертоубийств.
Она задержала на мне вопросительный взгляд, когда я повелительно прижал ее руку к столу. Черт бы меня побрал, я ощутил себя старой каргой, училкой, что так же любила хватать за руки учеников.
Покачал головой, прогоняя сравнение прочь.
— Я никак не ожидала увидеть тебя в его охранниках.
От ее заявления у меня глаза чуть на лоб не полезли. Понятно тогда, почему она напала на нас без разъяснений и лишних разговоров. Приняла за пусть и не вовремя, но подошедшую подмогу. У меня все внутри похолодело от липкого ужаса — если девчонке показалось, что оная должна явиться, значит, были причины.
Погоди паниковать, попыталось унять меня здравое зерно размышлений. Кто тебе сказал, что она, как на духу, вещает правду?
Я взял Подбирин, направив ствол в ее сторону — Катька не сводила с меня глаз. Я уже стрелял в нее, крутилась мысль в ее голове, что мешает мне повторить?
Словно для успокоения, выглянул в разбитое окно — все еще не унявшийся дождь обратился в вялую грозу. Бродяга-ветер шелестел мусором, колотился в жестяное покрытие. Улица была пустынна как никогда — ни единой машины, ни одного человека. Будто мы на этот миг оказались последними людьми во всем Петербурге.
Лишь одинокий, парящий несмотря на непогоду дирижабль ломал ощущение полной безмятежности.
Дирижабль.
Я облизнул губы, вспомнил, с какой ненавистью во взоре на них смотрела Майя. Следовало бы еще тогда догадаться, что эти самые летающие папиросы — дело рук Менделеевых...
Еще раз бросил взгляд на Екатерину — ее трясло от пробивавшегося сквозь разбитое окно сквозняка.
В два шага я оказался у вешалки — покойнику уже вряд ли понадобится хоть один из этих пиджаков. Швырнул один из них ей, давая возможность прикрыться.
А ей ведь даже и в голову не приходило, что я могу явиться сюда по своим делам.
— Что же он такого сотворил, что могло запятнать твою столь расчистейшую честь? Мне-то казалось, что после того как вас позорно слили в доме Тармаевых, падать ниже уже некуда.
— Позорно? Слили? — Она повторяла за мной слова, будто не ведая их истинного значения. Я лишь махнул рукой, будто говоря, что оправдания меня интересуют мало.
Будто показывая добрые намерения, я спрятал ствол в кобуру.
— Он безбожно врал и крал.
— Как будто род Менделеевых так никогда не делал, — вставил шпильку любопытства ради, а не ее злости для. Она же заворочалась так, будто у нее под седалищем огнем вспыхнули раскаленные угли.
— Да как ты смеешь, ничтожество?!
Я умиротворяюще поднял руки, будто говоря, что не ищу с ней ссоры. Успокоиться ей было непросто. Я бы на месте здешней реальности помимо абилки «Крысиная царевна» от щедрот своей души добавил бы еще «Королеву драмы» и «Принцессу истерики». Так, для полного комплекта.
— Он врал и крал. Тут, если хорошенько покопаться, таких, как он, в одном только Петербурге на всю страну хватит. Сколько же ему надо было утащить, чтобы ты явилась по его душу?
— Он украл у нас рецепт святых чернил.
— Так... так, — у меня мурашки пробежали по спине. Глянул на несчастного покойника. Кажется, я только что отыскал писателя той записки, требовавшей моего похищения. Жаль вот только, что мертвые не разговаривают.
— А в городе некроманты есть? — Я спрашивал скорее из отчаяния, чем в самом деле надеясь на утвердительный ответ.
Алхимик лишь недоуменно покачала головой — видать, впервые слышала столь мудреное слово.
Ниточка обрывалась, и мне это не нравилось. Захотелось сорвать злость на Катьке, влепить ей хорошую затрещину.
Но я знал, что лучше не станет. Жаль было только всех затраченных на поиски усилий.
— У вас был рецепт святых чернил? — уныло поинтересовался. Шустро нагнулся, поддел останки некогда золотого льва. Ясночтение видело в них порченные чернила, но вот разложить на состав было неспособно. Говорило, что для этого мне не хватает уровня и определенных способностей.
— Нет. Он есть только у ангелов и им подобных.
Я как-то на неделе спросил Биску, существуют ли проклятые чернила: ну должно же быть у нечистого хоть что-то, чем можно было бы ответить на такую каверзу. Она лишь пожала плечами — крови самого Сатаны вполне хватало для заключения договоров, а выдумывать нечто новое... Черт, с ее слов, конечно, на выдумки горазд, но не до такой же степени.
— Мы сумели создать лишь нечто подобное. Копировали технологию. Или выдумали ее заново.
— Любопытно, — отозвался я, сделав несколько шагов в сторону. Мне страшно не хватало Слави — ангелица бы сейчас запросто смогла бы распознать, говорит правду наша алхимик или заливается соловьем...
Я прошелся, взглянул на уцелевшие награды и дипломы. Лысик состоял в историческом обществе. Я присвистнул — покойный имел, может быть, теперь и ничего не значащий титул графа.
И археолога.
Под ногой захрустела расколотая рамка для фотографий. Лист фотобумаги запечатлел на себе черно-белые силуэты бывшего графа с друзьями на раскопках.
Я окинул взглядом книжные полки — те меня не подвели. Может быть, конечно, под корешками «Особенностей арабийского письма» и «Методов начертания ангельского алфавита: символизм или технология?» и пряталось какое-нибудь дешевенькое фэнтези, да что-то я сомневался.
— Много он тебе платил за охрану? Я всегда видела в тебе всего лишь букашку, Федя. — Присмиревшая и успокоившаяся Катька снова проявляла не лучшие качества своего характера. Испробовавшая на мне все, но так и не добившись хоть сколько-то значимого результата, сейчас она хотела лишь уколоть словом. — Но я никогда бы не подумала, что ты посмеешь опуститься столь низко. Надеюсь, твой отец вертится в гробу, видя, во что ты уронил его имя.
- Предыдущая
- 22/57
- Следующая