Горящее небо Аорна (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 19

Не подпустив противника на дистанцию поражения, летчик с позывным Сирин-восемь бросился наутек со снижением.

— Сирин-восемь! Ты куда собрался? — прошипело в шлемофоне. Коммандер на КП сама схватила микрофон. — И какого хрена?

— Жди меня, и я вернусь! — сообщил Максим. — Только очень жди…

Не раскрывать же всем в эфире, что для аса будет небольшой сюрприз.

Выгоревшая степь под крылом сменилась зеленью, вот впереди показался тропический лес, рассеченный длинными просеками. Их паутина накрепко запечатлелась в памяти, ошибка — смерть…

Рыцарь выписал горку и, открыв воздушный тормоз, пропустил противника вперед. Скорость упала, и Борюш приступил к реализации того самого сюрприза.

РУД на себя. Закрылки — в посадочное. Даже шасси выпустил, чтоб увеличить лобовое сопротивление. На скорости чуть выше минимальной Рыцарь крался над прямой как стрела просекой чуть ниже верхушек деревьев. Ну как, крался… Все равно больше двухсот километров в час в мерах Земли. Малейшее неверное движение и — прощай, родная.

Радар выключен. Где Сакуш — можно только гадать. Но и тот понятия не имеет, где искать соперника.

— Сирин-восемь! — в шипении Вишевой прорезалась истерическая нотка. Не мудрено, самолет пропал с экранов радаров авиабазы. Даже ответчик свой-чужой вырублен.

— Жив я! — пробурчал Максим. — На пенек присел передохнуть. Можно не мешать? Или выключу радио.

В вышине мелькнула тень. Сакуш, набирая высоту, пытался высмотреть, где спрятался противник. Только зря. Привычный к показаниям приборов, глазами не увидит. А сам на фоне неба очень даже различим.

Закрылки… РУД вперед и ручку на себя. Вверх!

Как только впереди замаячил хвост чужой машины, Борюш включил радарный дальномер и выпустил длинную очередь. Грохотали пушки, снаряды разворотили двигатель, прошили тело пилота… Но только лишь в воображении. Кинопулемет стрелял бесшумно и безвредно…

Тремя часами позже Сакуш разорялся в штабе корпуса, потрясая мокрыми снимками:

— Я победил! Счет три-два! Я трижды заходил ему в хвост и не промахивался!

Вишева вопросительно подняла бровь.

— Что скажешь, лейтенант?

— Мэм, обрати внимание! В уголках на снимках есть время срабатывания фотопулеметов. Согласно этим данным, я подстрелил противника намного раньше. Впервые — на кабрировании. Это раз. Затем переиграл на виражах и грохнул снова. Сообщил на КП, что цель поражена, пошел домой. Если верить Сакушу, он, по условиям учебного сражения дважды мертвый — обломки самолета догорали на земле — собрался с силой, догнал мой Рыцарь и трижды расстрелял его из фотопулеметов. Чудеса!

В кабинете Вишевой, где происходил разбор полетов, собрались командиры звеньев, крыльев и сквадронов. Выслушав Борюша, они по очереди просмотрели снимки, в этот раз обратив внимание на циферки в углу. Разглядев, качали головами, бросая взгляды на Сакуша. Тот тоже посмотрел, насупился. В кабинете наступила тишина. Вперед шагнула командир звена штурмовиков на Гладиаторах, смуглая решительная женщина с белозубой улыбкой на лице — потуги проигравшего летчика, не желающего признавать провал, ее развеселили.

— Разрешите сказать, коммандер? Я поставила полтораста толеров на Сакуша, но не жалею, что потеряла их. Борюш — молодец, он победил. Если бы не абсурдность переучивания на третий самолет за месяц, сочла б за честь летать с ним.

— В прошлом я воевал на Гладиаторе, — сообщил Максим. — Вновь сесть в него не откажусь. Итак, коммандер. Я победил?

Освобожденная от необходимости принимать трудное решение, Вишева кивнула, подтверждая очевидное. Пилоты кинулись к Максиму — поздравить. Жали руку, говорили теплые слова. Подошел и Сакуш. Молча отдал честь, повернулся и ушел.

— Твой выигрыш — десятки тысяч толеров, среди них и сотня от меня, — напомнил Борюшу практичный командир звена. — Проставляешь выпивку?

Все заулыбались. Зная широкую натуру летчика, никто не сомневался в положительном ответе. Но Борюш их разочаровал.

— За время моей службы в Тангшере погибло несколько пилотов. Я прошу направить эти деньги семьям тех, кто не вернулся из боевого вылета, разделив их по справедливости.

Он повернулся к Вишевой.

— Мэм! У нас была еще одна договоренность.

Коммандер аж скрипнула зубами.

— Все — вон! Кроме Борюша.

Когда пилоты вышли, она заперла дверь кабинета изнутри. Задернула и штору — вдруг кто-то заглянет в окно. Приблизилась, склонила голову, оставив в зоне доступа верхушку лба.

— Целуй! И выметайся.

— Но-но! — он возмутился. — Я сегодня едва не гробанулся, лавируя на истребителе по просекам. В Рыцарь, к слову, сел второй раз в жизни. И за это чмокнуть тебя в лобик, как маленькую девочку? Несерьезно.

— Чего ты хочешь?

Он обхватил руками ее шею — ласково и очень нежно. Большие пальцы оказались около ушек. Вишева положила ладони на его грудь и надавила, отталкивая…

— Не сопротивляйся…

Склонившись, он коснулся губами ее губ. Не получил ответа, но женщина и не отстранилась. Его рука соскользнула с ее шеи, обвилась вокруг талии и властно прижала к мужскому телу, вторая оказалась на затылке. Не выскользнешь, не убежишь, и Вишева не стала…

Исчезло чувство времени. Они как будто бы слились в одно единое — их губы, руки и тела. Где-то в отдалении прозвучала требовательная трель прямого телефона связи с командующим ВВС. Но Вишева не подошла, не сняла трубку. Не хотелось…

Телевизионщики нахлынули волной, словно авиагруппа штурмовиков Союза. Жаль, что нельзя бабахнуть по ним ракетами. Налетели вороны…

Подавив малодушное желание спрятаться в ангаре и там затаиться среди самолетов, Максим нацепил киношную улыбку и двинул навстречу журналюгам. На выходе из здания штаба авиакорпуса задержался у зеркала, перед которым офицеры одергивали форму, убирая складки. С третьей попытки поправил выражение лица, убрав с него кислоту.

Слава Всевышнему, в общей группе мелькнула фигура знакомого авиатора, мастера полетов по штабным кабинетам — майора Шаруша. Но, похоже, что отгородиться от пристального внимания акул камеры и пера будет сложнее, чем во время интервью по прибытии на Аорн. Но, что самое ужасное, впереди толпы репортеров семенил Кринуш, развеселый коротыш, отдаленно напоминающий Дени де Вито в молодости. Его Макс-Борюш знал по учебным файлам «Смита». Зато Кринуш прежнего Борюша — более чем хорошо, он его продюсер.

Почему пустили на базу, для чего он тут, выяснять поздно. Максим решил перехватить инициативу.

— Кринуш! Старый пердун! Сколько же не виделись?

Потом сделал ножкой в духе Борюша, что наверно, выглядело крайне нелепо в противоперегрузочном костюме, и бросился обниматься с продюсером.

— Мой сладкий Борюш! — заворковал тот. — Борюш Блистательный! Как же я по тебе соскучился! Ты все тот же, несмотря на дурацкую стрижку, шрамы и бритые щеки. Любимчик телочек. Я тебе привез пару новеньких на пробу. И Гнешку. Иди сюда, конфетка! Надеюсь, ты ее не забыл?

— Ее забудешь… — хмыкнул Максим.

Мысль развивать он не стал. Забывчивость кинозвезды в отношении партнерш по случайным связям была столь известна, что Гнешка не обиделась. Просто глянула с прищуром и сделала неприметный жест, будто хватая пальцами за мужскую промежность. Дескать: «Не помнишь? Ну, так я напомню».

Это было проблемой. Прошлым вечером лейтенант, крадучись, как вражеский диверсант, проник в коттедж, где проживала коммандер. Юркнул в заботливо приоткрытую дверь. Покинул женщину лишь под утро, зная, что из-за прибытия телевизионной банды освобожден от полетов. Невыспавшийся пилот — готовый кандидат на отпевание. А трахаться после бурной ночи, главное — очень нежной, Максим был готов меньше, чем к рейду на позиции Союза. Конечно, к вечеру он восстановится. Но что скажет Вишева, узнав, что он устроил забег в ширину с крашеными столичными потаскушками? Вишенка наверняка ревнива. Да и самому не больно хочется. С этими, как с резиновыми куклами — употребил и отбросил. А Вишенка — личность, с ней и обниматься сладко, и поговорить есть о чем.