Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич - Страница 24

   3

   Все отплясывали лихо. Георгий, нахохлившись, сидел над полупустой рюмкой и безучастно следил за тщетными попытками плодовой мушки выбраться из водочного озера. То ли с фикуса, то ли с горки бананов, громоздящихся в вазе на столе, занесло ее ненароком к нему в бокал.

   Чьи-то проворные руки скользнули по его плечам, и какая-то женщина голосом Инги прокричала ему в ухо: "Что ты сидишь, как на похоронах. Пойдем танцевать!" Георгий отрицательно помотал головой, и его оставили в покое. Он не любил раздельные танцы. Какой тогда смысл в партнере? Для кучи? Весьма сомнительное удовольствие. И вообще, разве это танцы... Где поэзия движения, искусство ритма и пластики? Никакого отношения к трясущимся и скачущим людям это не имеет.

   Мошка в рюмке перестала сопротивляться чуждой стихии и замерла. "Окосела, ядрена вошь... - подумал Георгий. - Вот жизнь: пей - не хочу!.. Давай, давай... борись, сопротивляйся, а то помрешь... Не хочешь? А ты прояви силу воли. У тебя есть сила воли? Нет? Жаль... Сдохнешь ведь. Уповаешь на чудо? Ладно, так и быть, будет тебе чудо".

   Георгий наклонил рюмку и осторожно слил водку в грязную салатницу. Пустую рюмку с мошкой поставил в бочку с фикусом. "Возвращайся в Эдем. Ползи на древо... Там тебе будет хорошо..."

   Георгий без закуски выпил еще пару рюмок водки, и его поволокло куда-то в сторону. Через мгновение он очнулся и обнаружил себя танцующим с Ингой. Их щеки соприкасались. Мягкие гибкие руки женщины обнимали его за шею. Динамики магнитолы изливали из себя какую-то слезливо-сладостную мелодию. Георгий держал в объятиях стройное тело партнерши, осторожно переступал ногами и старался не сбиться с ритма. Ему было хорошо с ней. И потому, он желал невозможного, - чтобы танец никогда не кончался. Он поцеловал подругу в мочку уха, потом прошептал:

   - Послушай, Инга, может быть, это прозвучит банально и не вовремя, но я хочу сказать тебе... что очень люблю тебя... и хочу, чтобы ты стала моей женой.

   - А чем тебе плохо так... - ответила Инга с нарочитой вульгарностью, чтобы скрыть волнение, но, быстро поняв, что взяла неправильный тон, поцеловала Георгия в щеку и прошептала: "Прости".

   - Понимаешь,- сказал Георгий, - надоело собирать крохи с чужого стола, урывать чужое счастье. Хочу своего, законного... Понимаешь?

   - Понимаю, - ответила она и прижалась к нему всем телом. - Я все отлично понимаю, но...

   - Я помню наш разговор, вчера на кухне... Если ты сомневаешься насчет денег, то обещаю - буду работать как проклятый, но тебя обеспечу.

   - Господи! Да не в этом же дело... Дело вовсе не в этом. Просто он не даст мне развода. Никогда. В этом деле он ревностный католик.

   - Ну кого сейчас этим всерьез напугаешь? В конце концов, есть суд.

   - Хо-го! Суд... Знаешь, какая это волокита. К тому же Ланард способен поднять такой скандал, который дойдет до вашего президента. При известной нелюбви Голощекова к разводам, меня вообще в Леберли не пустят. Ты ведь в курсе его высказывания: "Распад государства начинается с распада семьи".

   - Какое ему дело до семьи соседнего государства?

   - Голощеков последнее время делает вежливые реверансы в сторону правительства Литавии. В надежде, что они признают Леберли... И потом, даже если бы я сумела убедить суд, что желаю развестись именно с целью в будущем иметь детей... ты представляешь, сколько стоит сейчас развод?.. Прости, ты можешь подумать, что я слишком меркантильна... но сумма за развод действительно берется просто несуразная. У меня нет таких денег.

   - Ну о чем ты говоришь, - поморщился Георгий. - Словно речь идет о выкупе тебя из рабства. Неужели мы не найдем каких-то паршивых денег?

   - Где же ты их найдешь? Они на дороге не валяются.

   - Ну, ты хотя бы любишь меня?

   Молчание Инги было столь долгим и тягостным для него, что он уже и не надеялся услышать ответ, но ответ прозвучал: - Кажется, да...

   Музыка выдохлась, и гости расползлись по местам. Георгий сел с Ингой на диване, тесно, бедро к бедру, ощущая, как от нее идут теплые женские токи.

   Откуда-то появилась хозяйка, вошла своей порывистой походкой, тесно переставляя ноги, звонко-гулко похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание.

   - А теперь, господа, - вскричала Марго, которая как истинная хозяйка дома не могла допустить, чтобы благородное собрание хотя бы на минуту заскучало. Игра, господа, финальная игра! "Слабое звено!"

   Взрыв энтузиазма потряс гостиную. Тип в джинсовом рванье так залихватски свистнул, что бедный кот, все время искавший тихих мест, подпрыгнул и, вздыбив шерсть на загривке, удрал на кухню.

   - Сегодняшний этап игры называется "Карусель смерти".

   Пока хозяйка дома делала объявление, Георгий, глядя на ее тонкие губы, легко представил Марго в садомазохистской кожаной сбруе, с хлыстом в руке.

   Словно прочтя его мысли, баронесса криво ему улыбнулась и подмигнула. Мелко семеня ногами, как гейша, она подошла к месту уединения влюбленной парочки.

   - Надеюсь, вы, как мужчина, - жеманничая, сказала она Георгию, поблескивая лукавыми глазками, - не откажетесь с нами играть.

   - Ну конечно, баронесса... - ответил Георгий и подумал, что эта Марго, с ее сексуальной манерой быстро и тесно переставлять ноги, - весьма пикантная особа, по внешности и фигуре подходит под разряд тех женщин, которых одна знакомая художница называла "постельными".

   Инга незаметно сжала ему руку и прошептала одними губами: "Не играй".

   - Я уже дал слово, - буркнул художник, чувствуя, как в душе нарастает беспокойство и раздражительность.