Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато - Страница 31

Повторяя это, Фудзинами, казалось, вот-вот потеряет сознание. Асэби поспешно подхватила ее.

– Держитесь, госпожа Фудзинами!

– Как же это, сестрица! Самомо! Самомо погибла! – Фудзинами дрожала мелкой дрожью, и глаза ее наполнялись слезами. – Почему? За что? Почему Самомо умерла? Не надо было мне брать ее в придворные дамы, ничего бы не случилось!

Фудзинами разрыдалась, и Асэби, держа ее в объятиях, почувствовала, как ее тело тоже дрожит от горя.

– Пожалуйста, не говорите так, госпожа Фудзинами! Если бы Самомо это услышала, она бы тоже опечалилась! Ничего, держитесь, – повторяла она. – Ямаути-сю наверняка все выяснят. Наверняка была какая-то причина.

Услышав это, Фудзинами сжала губы.

– Все будет хорошо, – повторяла Асэби, расправляя плечи и стараясь, чтобы ее слова звучали уверенно.

– Самомо либо убили, либо она покончила с собой, – внезапно заговорила Тя-но-хана из Зимнего павильона.

После того как придворные дамы из Весеннего павильона увели Фудзинами, оставшиеся сидели, искоса поглядывая друг на друга. Изредка вдруг снова, будто вспомнив что-то, всхлипывал кто-то из молодых придворных дам – наверное, подруги Самомо. В печальной атмосфере слова Тя-но-ханы прозвучали неуместно, но никто не сделал ей замечания.

– Не хочется признавать, но это самое удобное объяснение, – со вздохом согласилась с Тя-но-ханой Кикуно. – Иначе зачем бы гвардейцу приходить к нам? Сообщить о происшествии мог бы и паж.

– Может быть, они что-то подозревают? Госпожа Карамуси?

У всех еще было свежо в памяти то, как Карамуси требовала строгого наказания для пробравшейся в Осенний павильон Самомо. При словах Тя-но-ханы все посмотрели на Карамуси.

– Что за глупости?!

Карамуси только сдвинула брови так, что на лбу образовалась морщинка, но ее опередила Хамаю:

– То дело мы разрешили! Карамуси грубая, но не дура. С чего бы она вдруг снова вспомнила про тот случай, да еще и совершила бы такое злодеяние? Правда?

Хамаю обратилась к Карамуси, и та неохотно кивнула:

– Какая мне выгода от того, чтобы еще раз ее наказать? Я не совершаю бессмысленных действий.

Тя-но-хана заговорила было снова, но Такимото хлопнула в ладоши и не дала ей ничего сказать.

– Пожалуйста, прекратите! Бесполезно строить догадки. Мы так договоримся до каких-нибудь глупостей и обвиним кого-нибудь на основе одних наших предположений.

– Думаю, это вовсе не догадки. Ведь госпожа Такимото тоже причастна к случившемуся с Самомо!

Такимото помрачнела и бросила сердитый взгляд на Тя-но-хану:

– Что вы хотите сказать?

– Ведь Самомо – дама из дома Сокэ. Опыта мало, вела себя вызывающе, приличного для придворной дамы образования не получила.

– Если вы хотите сказать, что это дело рук ворона-таю, о котором изволила говорить Госпожа в лиловом… – Внезапные слова осадили Тя-но-хану, которая явно собиралась начать ссору. Голос Сиратамы прозвучал как колокольчик, и Такимото с Тя-но-ханой замолчали. – Подозрительнее всех выглядит госпожа Асэби из Весеннего павильона, разве не так?

Асэби, которая входила в комнату, поддерживая Фудзинами, широко раскрыла глаза. Под взглядами дам она застыла.

– Что?! Что вы такое говорите?!

– Это ведь вы приласкали Самомо и заставляли ее делать все для вас, разве не так? Возможно, она стала вам мешать и вы избавились от нее? Это вполне в духе хитрых интриг Восточного дома.

– И на чем же основаны ваши утверждения? – закричала разозлившаяся Укоги, и почти в тот же миг бессильно поникшая Фудзинами гневно сверкнула глазами и подняла голову.

– Сиратама! Оскорбление моей сестрицы я принимаю как оскорбление лично меня! – закричала Фудзинами со страшным, хоть и залитым слезами лицом. Сиратама посмотрела на нее с досадой и резко отвернулась.

– Заполучить в союзники дом Сокэ – это тоже на нее похоже.

Тя-но-хана раздула ноздри:

– Госпожа права. Делаете вид, что не принимаете ничью сторону, да и госпожа Такимото ваша… Разве можно вам доверять?

– Что?!

– Ну хватит! Прекратите! – Масухо-но-сусуки потеряла терпение и вмешалась в перебранку. – Что за глупости? То ворон-таю, то еще кто-то. Разве во дворце Окагу не должны девушки из рода благородных воронов положительно влиять друг на друга, чтобы стать прекрасной госпожой Сакурой? А вы только бранитесь и хулите друг друга, хватит ставить все с ног на голову!

– Если предположить, что Самомо наложила на себя руки, причина наверняка в госпоже из Осеннего павильона, – спокойно сказала Сиратама, и Масухо-но-сусуки посмотрела на нее с недоумением.

– Что ты говоришь?!

– Устроить такой шум – конечно, у девушки не выдержали нервы. Да и нашли Самомо вместе с твоим кимоно, верно? Сразу ясно, что Самомо туда загнал кто-то из Осеннего павильона. Или же… – Сиратама задумчиво улыбнулась. – Ты сама и убила ее?

Масухо-но-сусуки застыла на месте, широко раскрыв глаза:

– Что за глупости…

– Может, ты пожалела кимоно, которое сама сшила? Помнится, ты очень нервничала тогда. Решила вернуть, но переусердствовала? Если это так, просто признайся, – бросила Сиратама. – Ведь во дворце Окагу девушки из рода благородных воронов должны положительно влиять друг на друга, чтобы стать прекрасной госпожой Сакурой, правда? Довести до смерти придворную даму – ты не заслуживаешь права находиться здесь.

– Все не так! – крикнула Масухо-но-сусуки и быстро вскочила на ноги. – Вот еще! Я ничего не знаю! Я ничего не делала!

– Хочешь сказать, что на тебе нет вины? Презренная! Это ты довела Самомо до смерти!

– Ну-ка хватит, Сиратама! – резко сказала Хамаю, злобно взглянув на Сиратаму. – Тебе ведь все равно, как умерла Самомо. Ты просто хочешь обвинить кого-нибудь из других домов. Хватит злобствовать.

– А тебе, госпожа из Летнего павильона, вообще лучше помолчать… Это ты виновата, – радостно продолжала Сиратама, снова повернувшись к Масухо-но-сусуки. – Это ты ее довела. Бедняжка, как же ей было тяжело!

– Я же сказала: я ничего не знаю!

Не выдержав, Масухо-но-сусуки развернулась и выбежала из комнаты. Ее бледное лицо вызывало жалость, у Кикуно и других дам, которые с криком «Госпожа!» бросились за ней, были такие же лица.

В павильоне Глициний воцарилась мертвая тишина, и только нервный смех Сиратамы звенел и звенел, не прекращаясь.

Масухо-но-сусуки проснулась затемно. Она открыла глаза в сумрачной комнате и некоторое время думала о чем-то своем.

Непонятно, почему она проснулась так рано. Слова Сиратамы вчера вечером обеспокоили ее, и она долго не могла забыться, но в конце концов все-таки погрузилась в сон.

Вдруг ей показалось, что рядом кто-то есть.

– Кикуно?

Ответа нет.

Не успела она подумать, что что-то не так, как в глубине темной комнаты шевельнулась чья-то тень. Она еще не поняла, кто это, как тень увеличилась, приблизившись к ней. Лица коснулось теплое дыхание, до щеки дотронулся рукав протянутой руки. Ткань была грубой, и от ее прикосновения Масухо-но-сусуки вздрогнула и широко раскрыла глаза.

– Госпожа…

Услышав низкий голос, который не мог принадлежать женщине, Масухо-но-сусуки вскрикнула.

«Кажется, кто-то кричал» – Асэби проснулась и осторожно приподнялась на постели.

– Укоги? – позвала она даму-нёбо, которая должна была находиться в соседней комнате. Наверное, та тоже не спала, потому что сразу появилась у постели Асэби, пытаясь рукой уложить растрепанные во сне волосы.

– Вы тоже слышали, госпожа? Что бы это могло быть?

– Не знаю. Кажется, снаружи шум.

– Попрошу узнать кого-нибудь, кто не спит.

Укоги изо всех сил старалась придать себе приличный вид, прежде чем появиться перед кем-то, но тут отправленная за сведениями придворная дама вернулась с воплями.

– Госпожа, госпожа Укоги, какой ужас!

– Что случилось? – стали ее расспрашивать.