Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ) - "Балтийский Отшельник" - Страница 39

Человек ждал.

Он смотрел в определенную точку на горизонте и ждал, непоколебимый своей спокойной сосредоточенности. Ветер Степи колебал его свободную длинную рубаху, глаз не было видно из-под конической шляпы кочевника. Оружия ни у него в руках, ни на виду не было.

Человек ждал.

Он совершенно точно знал, что он ждет и откуда придет ожидаемое. Он Повелитель Степи и он в Степи. В своей Степи. Здесь все подвластно его воле.

Солнце недавно перевалило вершину своего дневного пути, и все живое попряталось от палящего дневного зноя. Здесь, в самом сердце песков, в полуденные часы даже исконные твари Степи старались скрыться от тяжелых лучей светила.

Но человек ждал.

И вот там, куда был устремлен его взор, на горизонте возникла черная точка с рыжим хвостом.

Считанные минуты — и уже можно разглядеть скорпиона, невесомо скользящего по пескам и вздымающего за собой в воздух мелкую пыль.

Еще немного — и грандиозных размеров чудовище замерло в полусотне шагов от стоящего человека. Завораживающее зрелище: блестящий черный монстр неслышно скользит по барханам и только вихрящийся за хвостом песок указывает на его скорость. Мощные лапы мелькают, сливаясь в единое черное марево вокруг панциря. Чудовищные клешни, приоткрывшись, плывут над поверхностью.

И вдруг — стоп! Не так, как тормозит машина, чтоб пройти юзом последние несколько метров, или постепенно снижая скорость. А так, как останавливается солнечный зайчик — мгновенно.

На панцире остановившейся чудовищной твари встал человек в черном доспехе, к которому не прилипла не единая песчинка. Он медленно развел руки в стороны в знак приветствия.

Лапы чудовища снова замелькали, и порождение Степи начало быстро погружаться в песок. Миг — и лишь два человека стоят напротив друг друга.

И только тогда встречающий сделал шаг навстречу…

* * *

Они ритуально троекратно обнялись.

— Здравствуй, Волк! — сказал встречающий.

— Здравствуй, Волк! — улыбнулся прибывший.

— Здравствуй, брат!

— Ну, здравствуй, брат!

И они снова обнялись, душевно и искренне.

— Твой проводник стал просто громадным, — искренне восхитился ожидавший мощью невероятного «скакуна».

— На все воля Первого Предка, — гордо ответил воин в доспехах, — а на это — в особенности!

* * *

У шатра мужчин встретила целая делегация: две молодые женщины, традиционно одетые, принарядившиеся и нацепившие украшения, рыжая курчавая «рабыня шатра» в коротком цветастом саронге, едва прикрывающем бедра, куча щебечущих детишек. Воин в доспехе бережно обнял каждую из женщин, потрепал по головам недорослей, степенно пожал руку суровому подростку. Рабыня преклонила колени перед братом хозяина.

— Рифейну ка-Сензангакона ри-Мигаш, окажи честь моему шатру своим пребыванием! — произнес традиционную формулу гостеприимства хозяин шатра, откидывая полотнище, прикрывающее вход в шатер.

— Дингане ка-Сензангакона ри-Мигаш, брат мой, быть под пологом твоего шатра счастье для меня! — прозвучал традиционный ответ. — Но, быть может, мой брат даст мне сначала возможность снять доспех и обмыться?

— Конечно, все необходимое уже ждет тебя, брат…

Сейчас, когда гость снял шлем, а хозяин — шляпу, стало видно, насколько они похожи. Пришедший из Степи воин был явственно старше, жизнь заложила у него суровую складку на лбу и легкие морщины у глаз, черты лица младшего были чуть тоньше, а подбородок чуть мягче. Но с первого взгляда было видно, что они «отлиты по одной форме».

* * *

И вскоре освежившийся гость, одетый теперь точно так же, как и хозяин, в свободную бежевую рубаху и темно-коричневые брюки, занял место за дастарханом. Женщины и девочки цветастым потоком завихрились вокруг стола, и на нем вскоре выросло изобильное угощение. После трех традиционных кубков — за Первого Предка, за хозяина, за гостя — жены покинули шатер, и братья остались вдвоем.

— Была ли утомительной твоя дорога, брат?

— «Народ един уважением к традициям», но давай, Дин, говорить, как мы привыкли говорить в шатре отца.

— Ты старший, только ты мог предложить это, — улыбнулся младший. — Но, все же, тебе придется потерпеть еще чуть-чуть потерпеть.

Он встал и заложил земной поклон, потом опустился на правое колено и торжественно произнес: «Мой старший брат, Рифейну ка-Сензангакона ри-Мигаш, благодарю тебя, ты спас меня от позора!»

И поднявшись, добавил обыденным тоном: «А вот теперь, Риф, можем поговорить по-простому…». Но старший брат, напротив, посерьезнел.

— Ты правильно сделал, что принес «благодарственный поклон», когда мы остались вдвоем. Волчицы должны верить в безупречность своего Волка. Ты становишься мудрым, мой младший брат. Я бы не обиделся, если б ты просто сказал «спасибо» или даже не сказал ничего. Ты мой брат. Мы одна кровь. Но я рад, что ты понимаешь всю серьезность случившегося.

— Я знаю, что нам придется это обсудить. Но, надеюсь, не прямо сейчас? Может быть, ты сначала всё же, поешь с дороги?

— Конечно, брат, давай пока поговорим о другом. Нанда у тебя замечательно готовит. Кстати, почему я ее не вижу?

— Нанда на днях отбыла в материнский шатер. Ждем новостей каждый час, — улыбаясь, сказал хозяин. — Но младшие тоже старались для тебя. Вот и оценишь.

— Будем ждать вместе, — традиционной формулой ответил гость. — Надеюсь, в этот раз первая жена порадует тебя сыном.

— Я одинаково буду рад и волку и волчице, — рассмеялся хозяин.

— Экий ты! Какие еще новости?

— Первый Предок на празднике выбрал твою рабыню. Некоторые роптали, что снова Мигаш ведут нечестную игру…

— Воистину, когда боги хотят наказать человека — они запирают ворота разума. Как можно назвать выбор Первого Волка — «игрой»? Идиоты! Со времен нашего прадеда клан Мигаш обвиняют в том, что мы знаем, как «приманить» Седого Волка, — брови Рифа нахмурились. — Знаешь, я иногда даже сомневаюсь, беседуют ли с ним посвященные и старейшины этих глупцов. Для того, кто хотя бы один раз открывал разум Первому Предку, очевидно, что за его звериным обликом стоит разум, гораздо выше человеческого. Его нельзя «приманить», а попытка обмануть… Я даже боюсь об этом подумать. Для них Седой — говорящий зверь и они видят в нем лишь зверя. Им кажется, что он охотнее примет жертву, истекающую страхом. Они путают Волка с иными силами, живущими болью и страданием.

Риф прервался и сделал оберегающий жест, отгоняющий злых духов: «Но Первый Предок принимает не жертву, а невесту…»

— Риф, когда Волк покрыл «невесту», с его клыков капала кровь! И так происходит всегда, когда он приходит в круг. Может поэтому люди видят в нем только зверя?

— Тем хуже для них! Одни приходят на праздник сделать ставки, другие — увидеть, как Зверь пожирает рабыню, третьи — как Первый Предок подтверждает союз со своим народом! Что ж удивительно в том, что кому-то раз за разом достается буйволова моча… — Риф резким движением руки будто смёл со стола другие точки зрения. — Лучше расскажи, как все прошло…

— Сначала было все как обычно. Когда привели рабынь, твоя единственная зашла в круг с гордо поднятой головой. Шла, как кобыла на призовую скачку, готовая выиграть для своего хозяина все призы! А остальные рыдали, как на собственных похоронах. Ставки сразу упали…

— Кстати, о ставках. Ты поставил за меня?

— Конечно, как ты и просил, трижды. И заранее. На ту, кого выберет Первый, на то, какому клану придется пасти буйволов следующий цикл и на семерку.

— И?

— Ты выиграл дважды. Но недооценил свою рабыню. Выигравших не было. Но на восемь не ставил никто.

— Ого! — воскликнул Риф и радостно хлопнул себя по колену. — Действительно, недооценил! И что, правда, Тивелы вновь крутят хвосты быкам?

— Правда-правда! За что ты их так не любишь?

— Веришь, не знаю! Наверное, за бычью тупость и упрямство. Но вот бывает, что ты видишь человека, и он сразу тебе не нравится?