Причина его одержимости (СИ) - Резник Юлия - Страница 22

Кир как-то даже растерянно моргает. Он явно не ожидал такого моего ответа и теперь просто не знает, что на это сказать. И все-таки со мной он действительно совершенно другой.

– Значит, у нас отношения? – сверкает зубами.

– Если у тебя нет другого определения.

– Нет, – трясет головой. – Мне просто приятно слышать это от тебя. Отношения… – последнее слово Кир с наслаждением перекатывает на языке. И опять улыбается. Но я не позволяю ни его красивой улыбке, ни его словам сбить меня с толку:

– Так кто тебе звонил? У него явные нелады с чувством такта, если он позволяет себе беспокоить людей среди ночи.

– Твоя правда, Ань. Тактичный мент – это оксюморон.

– Мент? – напрягаюсь я.

– Следак. Неважно.

– И что ему было нужно?

Все сильнее нервничая, вжимаю ногти в мягкие подушечки на ладонях.

– Хотел задать мне пару вопросов касательно гибели отца.

– А ты?

– А я послал его. Завуалированно, конечно, – беспечно пожимает плечами мальчишка.

– Не понимаю. Если тебе нечего скрывать, почему было просто не ответить?

– Потому что порядок проведения опроса регулируется законодательством. И поверь, там нет ничего по поводу таких вот ночных звонков. Хочет опросить меня – пусть сделает это, как положено по закону.

– Лезешь на рожон.

– Нет. Всего лишь хочу, чтобы эти уроды делали свою работу как предусмотрено.

– Ладно-ладно, не кипятись. – Примирительно вскидываю перед собой ладони. – Тебе точно ничего не угрожает? По телевизору рассказывали про допрос.

– А ты тут же решила, что это я отца на тот свет отправил.

– Так все выкрутили, – отвожу взгляд и, посчитав наши посиделки на том оконченными, шагаю к дому. И тут за спиной у меня звучит:

– А если бы это был я? Убийство отца прибавило бы мне очков после всего, что он с тобой сделал?

Совершенно оглушенная, я замираю на полпути. В ушах звенит тишина. Меня будто накрывает невидимым куполом, сквозь который не может пробиться ни один звук. Это где-то там ухают ночные птицы, трещат насекомые и шелестит ветер в кронах. Здесь же – ничего. Абсолютный вакуум.

Я силюсь что-то произнести, шевелю, как выброшенная на берег рыба, губами, но все напрасно. Пытаюсь разглядеть что-то в его лице, но чертов купол качественно размывает картинку. А может, и к лучшему? Ну что я, вот так, не подумав, скажу? Обвиню в безжалостности? Так ведь сколько раз я сама желала Воржеву смерти? К тому же я пока не уверена, что меня в большей степени волнует в случившемся? Сам факт того, что Кирилл оказался на такое способен, или то, что ему придется за это ответить? И это сомнение само по себе чудовищно.

– Эй! Эй, Аня!

– Ты совсем? Ты что… Ты зачем? – Я отмираю, сердце вновь пускается в пляс, и кровь начинает течь по венам.

– Успокойся. Не плачь. Считай, я пошутил.

– Псих… – шепчу я, вцепившись пальцами в его футболку. – Ты с ума меня сводишь.

– Да я же просто гипотетически. Хотел посмотреть на твою реакцию.

– И как? Посмотрел? Нравится? – визгливо интересуюсь я.

– Да. И знаешь что? Судя по ней, ты совершенно не так равнодушна, как хочешь казаться.

– Мечтай.

– Я прав, Анют. Иначе бы ты уже набирала ноль два. Или какой там номер сейчас надо набирать? – скалится. Ну и чего он такой довольный?! Чего, а?

Обхватываю тело руками, но это слабо помогает справиться с дрожью. Неужели Кирилл и впрямь думает, что наш секс был настолько хорош, что в надежде на повторение я стану покрывать его преступления? За кого он вообще меня принимает?

«Но ты же не звонишь в полицию, Аня», – звучит тоненький внутренний голос.

«Да. Но только потому, что он пошутил».

– Так нельзя, Кир. Нельзя играть на чувствах людей из садистского интереса препарировать их эмоции. Это больно.

Пожалуй, он впервые не выдерживает моего взгляда.

– Прости. Наверное, я и впрямь перегнул.

– Это мягко сказано. Знаешь, ты ведешь себя как приемный ребенок, который вновь и вновь испытывает терпение родителей, дабы удостовериться, что его не вернут в детдом при первом же серьезном залете.

– А ты не вернешь?

Какой странный разговор. И насколько же одержимый мальчик!

– Если ты обещаешь не нарушать закон.

Лавры Данилы Поперечного мне не светят. Комик из меня хреновый. Но что еще тут сказать?

– Обещаю.

Кирилл складывает руки по швам и так пронзительно на меня смотрит, что поднявшаяся из глубин души взвесь начинает медленно оседать.

– Вот и славно. И определись уж, кто ты – мужчина или сопливый пацан.

– Очевидно, мне нужно еще раз тебя трахнуть, чтобы все сомнения развеялись, – отвечает Кирилл, нацепив на лицо привычную нахальную улыбку.

– Полагаешь, мужчиной тебя делает твой огромный член?

– Огромный? – порочно скалится, вздернув бровь. В ответ на это я могу лишь недоверчиво покачать головой. На большее никаких сил не осталось. Мальчишка высосал из меня все соки. Что ни скажи – выкрутит в свою пользу.

– Пойдем уже в дом, Кирилл. Ужасно хочу помыться.

Но мыться я не спешу. Прежде заглядываю к Арише. Это удивительно, но буквально пяти минут наедине с дочерью хватает, чтобы вернуть себе если не полное умиротворение, то хотя бы какой-никакой покой. Поправляю на крохе плед. Завтра выходной, и я, наконец, могу выполнить данное ей обещание – научить вязать. Целую пяточку и, только посмотрев на свою малышку еще разок, тащусь в душ.

Взгляд помимо воли отмечает, что дверь в спальню Кира открыта. Но что толку, даже если я проверну замок? Я же понимаю, что мальчишка будет провоцировать меня ровно до тех пор, пока не убедится в моей лояльности. Будет снова и снова раскачивать меня на эмоциональных качелях. Потому что просто не может иначе. Потому что ему нужен результат – подтверждение моей вовлеченности, а если его не будет – Кириллу не будет жизни.

Что в этой ситуации делать? Конечно, вам это любой умник скажет – бежать. Кому-то другому я бы и сама это посоветовала первым делом. Но я выбираю другое – сдаться.

Стоя под упругими струями в душе, слышу, как хлопает дверь. Реагируя на легкий сквозняк, кожа покрывается зябкими пупырышками. Кир заходит в душ и с вызовом заявляет:

– Решил помыться с тобой.

Я делаю глубокий вдох и оборачиваюсь, нацепив на губы улыбку:

– Я уж думала, ты не сообразишь прийти.

Растерянность, написанная у сопляка на лице, бесценна. Закусив щеку, чтобы не рассмеяться, закидываю руки Кириллу на шею. Тлеющий огонь на дне его глаз вспыхивает адским пламенем. Целую его в упрямый подбородок:

– Хочешь, потру тебе спинку?

Да. Да… Я ведь знала это! Я знала! Ласка, отзывчивость и покладистость – единственный способ ему противостоять. Чем больше я буду в открытую противиться, тем сильней он будет давить. Такова природа альфа-самца. Он не успокоится, пока не подчинит себе всех членов стаи. Даже если это будет грозить ему смертельной опасностью, вожак будет дожимать.

– Ну, потри.

Не сводя с меня настороженного взгляда, Кир поворачивается к стене и упирается в нее ладонями чуть ниже уровня плеч. О-ох. Его тело по-мальчишески подтянуто, ягодицы поджары. Я бы многое отдала, чтобы увидеть парня лет через пять. Или даже десять. Когда его фигура обретет ту самую законченность. Впрочем, и сейчас он весьма хорош. Только напряжен сильно. Будто подобравшийся для последнего рывка зверь.

Набираю в ладонь геля для душа и принимаюсь его намыливать. Мою спину, скольжу по рукам и груди, невольно прижимаясь к мальчишке сзади. Кирилл откидывает голову, ловя широко открытым ртом серебристые струи воды. Не спеша перейти к главному, опускаюсь позади него на колени. Прохожусь ладонями по мускулистым бедрам и покрытым волосками икрам. Все же задница у него – отпад! Обласкиваю крепкие ягодицы, касаюсь ямочек на пояснице. Как во сне, чуть прихватываю кожу на ягодице зубами и прохожусь языком между. В ушах вибрацией проносится его тихий рык, которому вторит приглушенная отборная брань. Видно, даже такой извращенец, как Кир, оказался не готов к такой степени откровенности. А уж я вообще не представляю, какой бес дернул меня это сделать. Кирилл резко поворачивается. Моей щеки влажно касается его плоть. А на подбородке сжимаются его пальцы.