Самые близкие (СИ) - Доронина Слава - Страница 28

Когда правда открылась, мой мир рухнул. Внутри образовалась пустота. Отца я потом, конечно же, простил и попытался понять, но... Я эту часть души никому до тебя не открывал. Даже матери... Когда Натали сказала о ребенке, я твердо решил, что не повторю поступок своего отца, не стану в глазах сына или дочери тем, кто от него или от нее отказался. Я не любил Натали, но почему-то привязался к еще не рожденному малышу, которого тоже могли бросить. Как будто насмешка судьбы, правда? Хотел сделать как лучше, а в итоге оставил тебя без поддержки, когда она была тебе так необходима. И фамилия эта...

Я ее сменил из-за своего непроходящего влечения к сестре, почти родной. На эмоциях столько глупостей совершил, что страшно вспоминать. Успокоился немного, лишь когда похоронил отца и стал встречаться с Натали. В тот момент я действительно нашел в ней что-то такое, что устраивало. Она давала мне тот самый драйв и адреналин, который я получал от наших бесконечных стычек, и чем-то по характеру напоминала тебя.

Все эти мгновения Андрей смотрит мне в глаза и невозможно разорвать установившийся между нами контакт.

— Повтори, пожалуйста, про смену фамилии… — прошу, не веря своим ушам.

— Когда Майкл начал к тебе подкатывать, я вдруг осознал, что мне нравится собственная сестра. Сколько тебе тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Ноги от ушей, красивая как кукла, улыбка обезоруживающая, огонь в глазах. Взяв отцовскую фамилию, я только и делал, что задевал тебя и перечислял твои недостатки. Которых не было и нет. Ну, кроме вздорного характера. Хотя поначалу ты и впрямь досаждала мне и я мечтал от тебя избавиться. Ревновал бабулю и Яниса, ведь они были без ума от единственной в семье и такой прекрасной девочки. Незаметно моя ревность переросла в нечто большее, чему уже не получалось сопротивляться. Выход пришел сам собой: я уехал к отцу и там остался. Отчасти даже испытал облегчение, когда узнал, что ты встретила парня и у вас все серьезно.

Пробирает озноб от слов Андрея. В голове шумит. Не сразу замечаю, что дышу так, словно вот-вот задохнусь. Хочу отстраниться, но Ковалёв, будто почувствовав это, сильнее прижимает к себе.

— Дослушай.

Андрей впервые меня о чем-то просит. Да что там, он впервые говорит со мной по душам!

— Очень скоро в отношениях с Натали мы зашли в тупик. Особенно когда она подсела на наркотики. Нужно было навсегда обрубить с ней все связи, но я не сделал этого. Пожалел ее. У Натали родители погибли в аварии, она осталась одна. И опять сработал мой личный триггер... Я понадеялся, что она выкарабкается, возьмется за голову с моей помощью. Но ошибся. Очень сильно ошибся, Яна. Потом эта беременность... Мы ведь предохранялись, рождение ребенка совершенно не входило в планы. И каким способом она забеременела? Скрывала зачем-то свое положение... Человек сыграл на моих чувствах и долге. Это такая низость и подлость. Натали поставила под удар свое здоровье, здоровье нашего ребенка и его будущее, не подумав о последствиях. Я снимаю с себя все обязательства перед ней. Я сделал все и даже больше, чтобы она выносила этого ребенка, родила его. Чтобы перестала принимать дурь. А что в итоге получилось?

Андрея трясет. Нас обоих.

— Блядь, — вздыхает он, прикрывая глаза, как будто ему нехорошо.

Хотя, возможно, так и есть. Волчонок не привык обнажать душу перед другими. Своей откровенностью Андрей дал понять, что я для него значу. И не только понять — он в открытую об этом сказал! Если бы эти слова я услышала раньше… Скольких глупостей можно было бы избежать!

Обнимаю Андрея, поддавшись сиюминутному порыву. Прижимаюсь губами к его шее, там, где сейчас бешено бьется пульс. Даже если завтра пожалею — плевать. У нас было много секса, ненасытной страсти, однако почти не было таких моментов, как этот.

— Останься со мной. На всю ночь. Пожалуйста. — Опять становится страшно, и не хватает воздуха, чтобы признаться, но я беру себя в руки и продолжаю: — Мне было так плохо в эти дни…

Андрей отстраняется, смотрит на меня.

— Ты моя огромная незаживающая рана. Между нами словно тонкий лед. Все очень хрупко, мало доверия, и впереди одна неизвестность. Но именно сейчас, в этот самый момент я хочу, чтобы ты был рядом. Остался со мной на всю ночь и согревал в своих сильных объятиях…

Опускаю руку, нахожу ладонь Андрея и сжимаю его пальцы.

— Я чувствую, что и тебе это необходимо.

Он молчит. Пугаюсь, что откажет. Но Андрей вдруг соглашается. Снимает меня со своих колен и идет к двери.

— Сейчас вернусь, — твердо говорит он. — Только решу вопрос с медсестрой, чтобы мне разрешили задержаться до утра.

Вроде делился тем, что никогда и никому не рассказывал, я, а сильнейшим эмоциональным штормом накрывает Яну. Она с такой силой прижимается ко мне, когда возвращаюсь, уладив формальности с персоналом отделения, что едва могу устоять на ногах.

— Ну ты чего? — Глажу Яну по спине, чувствуя, как она дрожит. — Обещала не плакать, помнишь?

Она громко угукает.

— Давай обнулим это обещание? — предлагаю я. — Если хочется плакать, поплачь.

— Не хочу, — отзывается Яна тихо. — Лишь боюсь, что с Алиной... — Она осекается и резко отшатывается от меня, тяжело вздыхает. — Тебя еще одна потеря окончательно сломает, я тоже не справлюсь со своей болью, и в итоге будет три загубленных жизни. Я ведь с детства к тебе неравнодушна, но поняла это, когда мы стали близки. И напряжение, копившееся между нами... Я столько думала о наших отношениях, о нас с тобой. Каждый день! Но даже представить не могла, что ты давно испытывал ко мне влечение…

Я замираю, не делая попыток приблизиться и снова заключить Яну в объятия. Она выглядит ошеломленной. Это и останавливает. Мы словно опять оказались на хрупком льду. Но если несколько месяцев назад нас сжигала страсть и мы ушли под воду с головой, отдавшись своим чувствам, то сейчас страшно потерять тонкую ниточку доверия, сделав ошибочный шаг.

— Хотя ты прав… — Яну начинает трясти сильнее, она тяжело сглатывает. — Кое-что хочется сделать. Но не заплакать, нет...

Не сразу осознаю, что получил пощечину. Жжение тут же распространяется по щеке. Теперь я, наверное, выгляжу ошеломленным. Ожидал, что Яна будет плакать, много говорить, да все что угодно, но не это.

— Ты заслужил! — бросает она мне в лицо.

В зеленых глазах бушует пламя. Такая Яна красивая, когда злится.

— За то, что изводил меня в детстве, а сам при этом хотел сблизиться. Я вообще-то страдала. Причем очень сильно!

Через мгновение получаю еще одну пощечину.

— А это за то, что сразу не рассказал правду про Натали и ваши отношения. Времени было предостаточно. Особенно если ты изначально планировал со мной что-то серьезное. А если скажешь, что не было подобных планов, то, клянусь, получишь и третью пощечину.

— Ну давай, — умудряюсь я потребовать.

— Это ты сейчас меня провоцируешь? — прищуривается Яна. — Или намекаешь, что ничего серьезного не планировал?

— Прямо говорю, что больше возможности меня ударить не будет.

Яна останавливается на двух пощечинах. Часто и шумно дышит, смотрит с вызовом, слегка приподняв подбородок. Такая дикая, дерзкая.

Почти как в тот день, когда мы впервые поцеловались. Меня тогда будто закоротило. Увидел ее соски, проступающие сквозь тонкую ткань, вспомнил, как накануне мы прижимались друг к другу в клубе, — и охренел от желания, которое вызвала ее близость. Еще массаж этот… Все вместе не оставило мне ни единого шанса. Я переступил грань. Первым. Позволил Яне то, чего все эти годы избегал. Между нами случился физический контакт. С того момента я опять, словно помешанный, только и делал, что думал о собственной сестре. Каждую, сука, минуту. Даже Триггер на свою голову привел в дом Багдасаровых, чтобы еще раз вывести Яну на эмоции. В итоге сам же и попал в эту яму. Из которой больше не смог выбраться.

— У тебя все на лице написано. Я не за тем тебя попросила остаться…