Андреевский флаг (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 39

Павел остановился, отошел от токарного станка и посмотрел на Петра, который его очень внимательно слушал. Обычно они беседовали в мастерской, прекрасно оборудованной по нынешним временам. Станки тут были на приводе — пришлось для этого запрудить речку, зато мастерская, больше похожая на небольшой завод работала почти круглогодично, хотя Минаев всерьез стал работать над паровой машиной.

— Империи всегда гибнут, ученик, хотя их существование может продлиться долго. Так Рим просуществовал семь веков, Византия почти тысячелетие. Они объединяют народы во время подъема и побед, и обрушиваются при долгих неудачах и внутренних смутах — именно последние и есть главная причина гибели. Зато если превращаются в державу, то становятся уже цивилизацией, определяющей будущее — а таких немного. Китай, Россия, Европа с Новым Светом. Возможно, я ошибаюсь, просто исхожу из реалий 21-го века, когда мир застыл на краю то ли пропасти, или нового «рубикона», через который придется сделать шаг, заступить за черту…

Понтийское царство царя Митридата — первый опыт создания империи в Причерноморье.

— Они и рады были бы нас вырезать, но, не имея пушек, сделать ничего не смогут. А с луками даже небольшие шанцы взять невозможно — слишком велики потери у татар, а чугунная картечь даже самое горячее желание пойти на приступ напрочь отшибает!

Павел усмехнулся, чуть наклонился, конь только ушами повел, стоял смирно. Этого мерина ему подготовили для поездок еще два года тому назад, специально выездили именно для него, под протез. Он внимательно разглядывал трупы — конские и человеческие — которые в этой ложбине лежали буквально вповалку, десятками, если не сотнями. Тут впервые опробована шрапнель — массированный огонь единорогов нанес подступившим татарам «Большой Орды» ужасающие потери. Так что «стояния» на реке Северский Донец не вышло — хану Ахмату надо было уходить в степь, трезво оценив возможности. Но имея двадцать тысяч степняков, он решился напасть, не понимая, что залезет в ловушку.

Взять поставленные у реки шанцы конные тысячи «Большой Орды» не смогли, и принялись искать для переправы более удобное место. И вскоре нашли брод в стороне, охрану которого полковник Голицын предупредительно снял, «открыв» степнякам путь в ловушку. И стоило конной массе переправиться на правый берег, чтобы по «милой привычке» к грабежам, пройтись «огнем и мечом» по царским владениям, и вернуться в родные степи с захваченным добром, с уныло бредущими на веревках рабами и красивыми невольницами для утех. И осуждать за это их можно только с позиций 21-го века, по нынешним временам это вполне достойное занятие, тут так все живут, военная добыча дело святое!

А искушение было велико — прежде безлюдные степи за два с половиной года прямо на глазах стали превращаться во вполне обжитой край, пусть пока и мало заселенный. И причиной тому был каменный уголь, который не зря именуется «черным золотом». Редкие леса просто не могут обеспечить людей топливом, недаром кочевники используют кизяки. К тому дубравы нужны для строительства много чего полезного, от кораблей до зданий — ведь каменные стены возвести можно, но нужны перекрытия. А еще деревянные полы, мебель, черенки для лопат и мотыг, топорища, да те же орудийные лафеты, в конце концов. Так что дубравы приходилось беречь и сохранять, хотя казалось что сейчас их в поймах Донца вроде много, вот только по царскому указу вырубать категорически запрещено. Петр сразу же предпринял жесткие меры для их сохранения, отчетливо осознав, что взять такое ценный материал, как корабельный лес, просто негде.

— Боярин, и на реке ордынцев побили из стругов без счета, вода кровью окрасилась на сотни саженей. Бомбы твои страшны — когда рвутся прямо над головами — страшно смотреть!

Князь Михаил Голицын был молод, очень молод с высоты его 58-ми лет, ведь на тридцать один год он его старше, больше, чем вдвое. Но в этом времени мерки другие, как и ответственность — не юноша перед ним, а матерый воин, что вот уже третий год сражается без передышки, и чин полковника заслуженно получил.

— Как с подрывными трубками, князь? Научились расстояние правильно ставить? Пригодилась ли наука?

— Один запал только не сработал, не загорелся, боярин, все остальные бомбы подорвали, твои новые пушки их больше двух сотен за раз выстрелили, беглым огнем били. Зело страшные потери коннице приносят, сам ведь видишь, вповалку трупы лежат!

— Вижу, князь, вижу. Только такие случаи редки будут, в ловушку ведь сами себя загнали.

— Вот и я том, мыслю, боярин. В степи конница от нас быстро откатывает, и разбегается — а нам за ней поспевать надобно. Потому всю орудийную прислугу на коней верховых посадить надобно, и в расчеты пушечные коноводов дополнительных ввести. И бой с татарами лучше вести «корволантом» — у татар лошадей купить или взять в обмен за товар всякий, и всю пехоту в седла посадить, на манер драгунский. Сражаться будут «огненным боем» пешими, а двигаться маршем токмо на конях.

— А ведь ты прав, княже! Царю записку подал?

Павел посмотрел на Голицына с нескрываемым уважением — тот сам додумался до идеи создания конной артиллерии, способной быстро передвигаться по полю сражения, а, значит, совершать «маневр» огнем. И до «моторизации» инфантерии разумом дошел — в маневренной войне это суровая необходимость совершать скоростные марши и создавать превосходство над противником в нужном месте.

— Написал, боярин, но было бы лучше и тебе о том доклад сделать императору Петру Алексеевичу. Твои единороги любого противника сокрушат, дай только шрапнели нам больше! Дюжина стволов за четверть часа неприятелю страшный урон нанесет — сам видишь, что здесь творится!

— Потому и приехал, чтобы собственными глазами посмотреть. А государю отпишу, и твой рапорт ему передам. Да, как штуцера показали в бою? И новые пистоли нарезные?

— Жаль, что их мало, боярин — полусотни не набралось. Но заряжать их легко, капсюль в «гнездо» вставить просто. Когда вся армия будет ими вооружена, тогда ни один враг нам противостоять не сможет…

— В течение трех-четырех лет только гвардию и егерские роты во всех полках штуцерами вооружить сможем. Да регулярную конницу пистолями — они точнее нынешних фузей бьют, и чуть дальше. Но это все, князь — не вытянем больше. Руду только сейчас стали плавить в большом количестве, но железа крайне мало, пушки из чугуна льют.

— Так мало боярин — у меня всего дюжина четверть пудовые единорогов, и те из гвардии передали. Остальные пушки все старого образца, трехфунтовые — никакого сравнения с новыми! Пока отбиваемся, но ведь потери несем, фузеи хоть с новыми пулями дальше луков бьют, но штуцера намного лучше, и стреляют точнее!

— Потерпеть надобно князь Михайло Михайлович. Ты границу держи, а как только уголь начнут добывать в достатке, пережигать его будут, то и железной руды выплавлено будет намного больше. Так что ждать нужно — и воевать тем, что есть. Кстати — ты половину запаса шрапнелей разом истратил, так что береги лучше боеприпасы, выпуск новых недостаточен. Тех же капсюлей всего по сотне на штуцер произвели.

Павел насупился — один работник погиб, двое получили увечья — изготовление «гремучей ртути» всегда сопровождалось серьезными потерями. А нехватка оружия в полевых войсках вполне объяснима — отливка единорогов производилась из чугуна, и все они, кроме двух десятков, шли на флот, как и нарезные пистоли. И Петр тут полностью прав — возобновление войны с турками не за горами, возможно, она начнется через два-три года, и решаться ее исход будет в морских баталиях…

— Хорошо, что ты меня не послушал, мастер, и выбрал себе такую умницу-разумницу! Она оправдывает свое имя — Василиса! Да еще и «премудрая», что тут можно сказать!

Павел несколько озадаченно смотрел на императора. Петр Алексеевич по русскому обычаю сграбастал хрупкую гречанку в свои объятия и стал целовать ее прямо в губы. А ведь по приходу в дом, когда хозяйка поднесла ему чару вина, он ее только мазнул губами, да и обнимать не стал. И причина была проста — первый месяц занятий в «царской школе», где обучали императрицу Анну и ее придворных дам, Минаев смотреть на самую прилежную ученицу без содрогания не мог — девушка по обличью не просто страшненькая — «страшная» до жути, как Баба-яга. Худая как жердь, на голову выше всех и с выправкой гренадера, с жидкими русыми волосами, с бородавкой на носу. И с «заячьей губой» и большим шрамом через всю щеку — след удара саблей, что нанесли ребенку в детстве. Император Давид держал сироту при дворе в память о погибшем архонте, что двадцать с лишним лет тому назад погиб, прикрыв его собственным телом.