Андреевский флаг (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 31

Пришлось объяснять нетерпеливому самодержцу, что возможности его новоявленной державы крайне ограничены — начатая добыча каменного угля мизерна, стругами по Дону и через все Азовское море многого не навозишь. К тому же уголь для плавки металла нужно пережигать в кокс, а это требует значительного объема времени и сил. Да и сама угроза татарского набега была весьма реальной и осязаемой. Вначале требовалось укрепить фортеции, обучить и вооружить рекрутов, поставить городки и переселить людей, обеспечив их всем необходимым. Лишь потом начинать промышленное освоение богатейшего на недра и чернозем края, запертого в треугольнике трех рек — Дона, Северского Донца и Кальмиуса.

— Унификацию провести еще надо — лафетов, колес, зарядных ящиков и прочего, я ведь тебе объяснял, для чего она нужна. Поверь — если сейчас не будем торопиться, то плоды окупятся сторицей. И обучение людей будет идти легче, и ремонт гораздо быстрее. Все должно быть единообразно в твоей армии — обмундирование и подготовка, боеприпасы, обозные повозки и полевые кузницы, колеса для артиллерии и санитарных фургонов — все едино. Замки и стволы для стрелковое вооружения, клинковые штыки, даже погонные ремни. Все одинаково должно быть — унификация потому.

— Да знаю это, ты мне каждый день о том постоянно твердишь — март на дворе давно, целый год мы уже здесь. А ничего еще толком не сделали — чего не коснешься, то нет, то мало, то скоро будет, а мне пушки нужны как краюха хлеба голодному. Султан ведь не успокоится, да и татары волками смотрят, признавать мою власть не желают.

— Не все так плохо, Петр Алексеевич, как только кажется, — спокойно ответил Павел, прекрасно узнавший за этот прожитый с царем бок о бок год его нетерпеливую и страстную натуру. И принялся загибать пальцы, такие подсчеты действовали на Петра всегда благотворно.

— Сам посуди — Севастополь, Мариуполь и Таганрог строятся и еще четыре новых города этой весной заложены будут. Подданных переселим в этом году уже тысяч тридцать, и начнем осваивать богатейший край. Ведь людишки земли по Кальмиусу уже распахивать стали, всяко разно хлеба добавиться и голодовать никто не будет как этой зимой. Все ведь на рыбной диете сидим, а она уже до печенок достала. А с хлебом все наладится — и людей обустроим, и мануфактуры с заводами построим. Ведь в моем времени в Донбассе чуть ли не восемь миллионов народа проживало, три города огромных, втрое больше жителей, чем в твоей Москве в двух городах было, а в одном впятеро. Да, пушки нужны, но зачем торопиться, если пороха немного в запасе, а греки с генуэзцами сами в нем нуждаются. Ямы для будущей ямчуги, селитры то есть, заложили, феодориты землю с нею копать начали — на все время нужно, но мы заранее пороховые мануфактуры заложили. Но главное, Петр Алексеевич, за химию принялись, я в ней многое понимаю, профессиональное образование. У нас пирита много, «золото дураков» тут часто встречается. А это серный колчедан, с него самая нужная кислота получается — «купоросное масло». А вот она то и обеспечит твою армию таким оружием, которого ни у кого нет, и еще не скоро появится. «Гремучую ртуть» нужно делать, в этом году пробную партию обязательно!

Павел знал, о чем говорил — благодаря средневековым алхимикам, искателям «философского камня», химия получила развитие. И кислоты умели делать, и до фульмината ртути добрались, когда еще царствовал король, который решил, что Париж стоит мессы. Только тогда этому значения не придали — ну взрывается эта дрянь, никакой пользы. И звездный час для «гремучей ртути» наступил с появлением первых капсюлей.

— Многое чего, Петр Алексеевич сделать надо — ведь твои люди знания имеют нечета нынешним. А «лунное серебро», то есть ртуть нашли там, где на карте указано, а с нее не только киноварь или градусники получить можно, взрывчатку мощнее пороха сделать. Токсичная дрянь, конечно, но если твой посол ее разольет у султана или в Диване, помирать османы долго будут и непонятно отчего для лекарей.

— Да тьфу на тебя, разве можно такое удумать непотребство, — возмутился царь, но судя по заблестевшим глазам, мысль усвоил, потому что вывод сделал моментально. — Ты с ним работать не будешь, людей учи, пусть и возятся. А ты мне потребен, чтобы тебя вот так терять. И учти — своевольничать тут я тебе не дам!

— Да знаю, под постоянным присмотром и так нахожусь, — недовольно буркнул Павел, недовольный тройным увеличением своей личной охраны. Но прекрасно понимал и царя — мало ли что может случиться с человеком, что реально большую пользу приносит. Но продолжать в том же тоне не стал, уже научился отделять личное желание и государственную необходимость. И даже голос немного снизил:

— С пушками я закончил, доведу до серийного выпуска, которым уже другие мастера заниматься будут. А сам займусь химией — ты ведь капсюлями гильзы снаряжал, и понимаешь, для чего они нужны.

— Ты их хочешь сделать эту самую «гремучую ртуть», которая, по твоим словам, в оных колпачках и есть?

— Да, Петр Алексеевич — если капсюль воспламенитель на переделанный ружейный замок поставить, и по нему железным курком ударить, то он порох в ружейном стволе воспламенит. И все — не нужно порох на полку сыпать, боятся, что ветром сдует, дождь зальет, пирит искру не выбьет или просыплешь на землю ненароком. Безотказно фузея стрелять станет. К тому же она будет с нарезами внутри, инструмент есть, и очень «хитрой» пулей, которую заряжать легко, а во врага с версты попадет. Представляешь — пушку выкатят, а вся прислуга из ружей перебита на месте будет?! А каково придется татарской коннице с луками?!

— Делай, не мешкая! Пушками другие пусть занимаются, ты только приглядывай! Ружье мне твое зело понравилось. Но сам с этой ртутью не работай — людей ставь и объясняй, что им нужно сделать!

— Обещаю, что сам остерегусь, — Павел дал Петру расплывчатый ответ, стал быстро говорить, чтобы царь не уловил неопределенности. — Взрыватели нам нужны, а для этого и детонатор с кислотой сгодится, что будет в стеклянной трубке запаяна и стопином обмотана — огнепроводным шнуром. Кислота ведь и поджигать может, если к ней состав подобрать. А как ты думаешь, если ломом по такой трубке ударить, а перед этим ее в бочку с порохом вложить, что будет?

— Одним идиотом меньше будет на свете — такого полного дурака на клочки разорвет, — у Петра даже усы встопорщились.

— Так оно и понятно. А теперь представь, что бочку с порохом вешаем на длинную мачту, ту ставим на ролики, чтобы вперед выдвигалась, и кладем на фуркату. И лом вставляем так, чтоб трубку не ломал. Ночью подгребаем к самому большому вражескому кораблю, и мачту с бочкой под днище выдвигаем, и расстояние безопасное держим. Лом ударяется, и…

— Пролом такой будет, что любой корабль сразу потонет! Все, убедил — делай, как задумал, денег дам, людей бери всех, кто потребен будет. Ружья и мины водные, единороги и карронады, капсюля, взрыватели — вспоминай все, мастер, мне оно пригодится!

Царь Петр не просто верфь строит — будущее России.

В большой комнате на втором этаже наскоро возведенного, в течение лишь одного года здания, близь подножия величественной горы Митридат, заседали чины Боярской думы, состав которых практически не изменился. Не выдержав жаркого и непривычного для себя климата, умерли старый князья Щербатый и Львов. Последний, Михаил Никитович, пользовался доверием царя — его супруга была кормилицей Петра Алексеевича. Захворал и князь Урусов, который приходился молодому монарху родственником — бабка его по матери — Анастасия Никитична Романова приходилась родной теткой царю Михаилу Федоровичу. От тоски запил зимой боярин князь Борис Алексеевич Голицын, и был сражен апоплексическим ударом — лежал недвижимый, и оставалось только молиться за его здравие.

Но по большому счету, то невелика была потеря — все князья, взятые в Керченский поход, хотя и были думными боярами, но никакой роли не играли — поручить им что-то серьезное было нельзя, любое дело заваливали, окромя организации крестных ходов.