КаМаЗ и Ч.М.О. (СИ) - Кит Тата - Страница 39

Сердце вновь забилось в груди, как бешеное. Неконтролируемая широкая улыбка растянула губы. Пробегая мимо зеркала в прихожей, снова оценила свой внешний вид и была удовлетворена увиденному. Открыла дверь, надеясь, что голос не сорвется на радостный вопль при виде Михаила Захаровича, но улыбка тут же слетела с моего лица, а сердце, которое буквально только что порхало в груди, упало в пятки и скукожилось.

— Привет, Марина, — сказал Витя.

Если бы это было возможно, то от звенящей пустоты, в которую Витя уронил своё приветствие, у меня бы треснули очки.

Что он здесь забыл? Что еще ему от меня нужно?

Боже, как же он жалок. Бледное приведение за моим порогом. Сияет только маникюр, который лучше моего. И это пошлая красная роза в его руках. Мерзость. За шесть лет можно было бы запомнить, что я их ненавижу.

— Что тебе нужно? — произнесла холодно и подчеркнуто прикрыла за своей спиной дверь, давая понять, что внутрь моей квартиры он никогда не попадёт.

— Я… прости меня, Марин, — его губы дёрнулись, пытаясь изобразить сожаление, но я видела лишь отвращение. И чувствовала то же самое. — Я виноват. То, что я сказал… я так никогда не думал. Ты — лучшее, что было в моей жизни. Эти шесть лет, что мы были вместе… — на этих словах он посмотрел в мои глаза так, словно пытался выдавить из себя хоть слезинку, пока я пыталась сдержать тошноту уже не от запаха клея. — … были лучшими годами в моей жизни. Давай вернем всё назад. Слышала, с кем Новый год встретишь с тем его и проведешь? Я хочу встретить его с тобой, Марина. Красавица моя…

Мой кулак сам, по какой-то неведомой мне траектории и с несвойственной мне силой влетел в Витин нос. От боли, прострелившей костяшки пальцев и руку до самого локтя, меня сложило пополам. Кулак пришлось зажать между коленями, наивно надеясь на то, что это хоть как-то облегчит мою боль.

Ничего подобного.

— Козёл! — прошипела я сквозь стиснутые зубы. Попыталась выпрямиться и гордо держать осанку, но, стоило поднять взгляд на ссутулившегося и едва не плачущего, но хныкающего Витю, держащегося за свой нос, как стало смешно. — Ты даже дерешься как баба.

Острый Витин взгляд впился в моё лицо. В несчастную сиротку со сломанным носом и розой вселился демон.

— Это потому что я тебя еще не бил, уродка фригидная! — трясясь как истеричка, выплюнул Витя и сделал широкий шаг ко мне с явным намерением ответить за кровоточащий нос равносильным ударом.

— Ну, это ты зря, петушок. Маруся, подержи-ка, — буднично, как на прогулке по солнечному лугу, Михаил Захарович передал мне корзинку, наполненную продуктами. Повернулся к Вите и, едва шевельнув рукой, заставил того стечь вниз по двери соседей напротив. Как мешок с мусором Костров поднял за шкирку держащегося за живот Витю и вопросительно на меня посмотрел. — Поджопник? Или сам пусть катиться?

Два поджопника! И можно я сама ему их выдам?

— Пусть сам катиться, — ответила я гордо и сдержано. Не хватало еще, чтобы в моих личных разборках участвовал Михаил Захарович.

Коротко кивнув, Костров отпустил воротник Витин модной дубленки, подошел ко мне практически вплотную, завел руку за мою спину и открыл дверь в мою квартиру, пропуская меня первой. Закрыл за нами дверь и забрал у меня увесистую корзинку с продуктами.

Едва мои руки опустели, как я снова схватилась за ушибленный кулак и начала припрыгивать по гостиной, едва сдерживая слёзы от боли.

— И как вы, мужчины, после первого удара бьёте еще и еще раз? Как же больно! М! — стонала я, пока Михаил Захарович раздевался в прихожей.

— Пошли, бедовая. Опять тебе первую медицинскую оказывать придется.

Усадив меня на диван, мужчина вынул из морозилки упаковку с пельменями-малютками.

— В садике напротив в курсе, что ты у них пельмени пиздишь? — усмехнулся Костров. Обошёл диван, сел напротив меня на журнальный столик, бережно взял мою боевую руку в свою и ласково погладил раскрасневшиеся костяшки подушечкой большого пальца, чтобы затем резко приложить к ним холод пельменей.

— Ауч! — вздрогнула я, собравшись обороняться, но тут же отбросила эту идею, когда пришло понимание того, что холод облегчил боль. — Спасибо.

— Я смотрю, полкан еще легко отделался после знакомства с тобой, — хохотнул Костров.

— Спасибо, что приехали, Михаил Захарович, — улыбнулась я, мельком посмотрев на его лицо, и снова опустила взгляд на наши руки. Поправила очки на переносице здоровой рукой и сосредоточилась на ощущениях отступающей боли. — А зачем вы такую большую корзину с продуктами привезли? Там даже ананас?!

— А что мне с ней одному делать? Твои друзья подарили, а один я столько не съем и не выпью. Будешь помогать.

— Боюсь, в имеющихся масштабах моя помощь будет не слишком ощутима, — улыбнулась я и втянула носом воздух. — Клеем всё равно пахнет.

— Давай закончим твою картину, пока тебя не накрыло, — Михаил Захарович убрал с моей руки пачку пельменей и оценил травму, очевидно, придя к выводу, что холода мне будет достаточно. Оно и хорошо, а-то от холода пальцы начали неметь. — Ты где, кстати, такой вонючий клей взяла? — спросил мужчина, закидывая пельмени обратно в морозилку.

— В строительном. И мне сказали, что он самый мощный.

— Из-за вони, наверное, — поморщился недовольно Костров и, заведя руки за голову, стянул с себя свитер, а за ним, немного подумав, и футболку тоже. — Тебя же ничего не смущает? — указал он на себя.

— Эм… — зависла я на его торсе и тут же торопливо подняла взгляд на серые глаза, состроив такое лицо, будто мы на родительском собрании. — Нет. Нет, Михаил Захарович, не смущает. Я уже видела вас голеньким. По пояс. Сверху, — добавила я торопливо, понимая, что начала краснеть вместе с очками.

— Я и снизу могу. Хрен знает, как на меня твой чудо-клей подействует.

— Я держу.

Михаил Захарович обеими ладонями прижал предпоследнюю деталь картины. Остался только левый угол и мы, наконец, сможем дышать, не боясь отравиться парами клея.

— Маруся, подмажь слева. Нижний угол отходит.

— Сейчас. Секунду, Михаил Захарович, — торопливо взяла с полки только что положенный на нее тюбик с клеем и подбежала к Кострову, прижимающему пластиковый прямоугольник к стене. — Простите. Извините.

Пришлось подобраться ему под руки, чтобы было удобнее намазать отошедший уголок клеем. Желая убедиться в том, что основательно всё промазала клеем, посмотрела на прямоугольник, наклоняя голову из стороны в сторону, чтобы лучше разглядеть и понять, не путаю ли я тень с дыркой.

— Маруся, ты сейчас своим волосатым помпоном мне нос сотрешь, — усмехнулся мне в макушку Михаил Захарович, а я за своим разглядыванием косяков совсем забыла, что забралась ему под руки, да еще и пучок на голове весь вечер ношу.

— Ой, — улыбнулась я смущенно. Быстро развернулась на месте и так и осталась стоять у стены между упертыми в нее руками Михаила Захаровича. Его шрамы снова завладели всем моим вниманием. Лучше бы он не снимал футболку. Я весь вечер кошусь на его торс, разглядывая каждый шрамик. Наверное, из-за этого мы так безбожно долго клеим это нарисованное окно.

— Что там увидела, Маруся? — раздался голос сверху, а теплом дыхания обдало лоб. — Дырку, которую заклеить нужно?

Ага. Там, где должно быть ваше сердце.

Нет. Михаил Захарович хороший. Очень хороший. Да, грубый, да, немного (много) мужлан, но сердце у него точно есть и оно очень доброе.

— Откуда он у вас? — спросила я, слегка коснувшись светлого шрама на его ребрах с правой стороны. Костров слишком очевидно напрягся, а по коже его пробежали мурашки, которые тут же исчезли. Быстрее, чем круги на воде. — Не расскажете? — заглянула я в его серые глаза, что смотрели сейчас на меня совершенно не по-доброму.

Может, стоить ему напомнить, что у него доброе сердце, пока он не пришиб меня на месте за, похоже, лишнее касание и неуместный вопрос.