Избранник смерти (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 20

— Вы — монстр! — прошипел я, встав на ноги.

Ярость душила меня, руки сжимались в кулаки, а на языке вертелся весь список матерных слов. Однако мой рот не выпустил их наружу. Вместо этого я показал магу средний палец, подобрал слетевший во время боя котелок и взвинченной походкой двинулся прочь. Детский поступок? Но сейчас я не мог поступить иначе. Злость на графа пожирала душу, как могильные черви разложившийся труп.

— Юноша, на сегодня приём окончен! Посетите меня в любое удобное для вас время. Я буду вас ждать! — догнал меня равнодушный голос мага смерти.

— Это не вы прием окончили, а я! — яростно выпалил я и мысленно послал Чернова на три весёлые буквы, а затем зашипел из-за боли, пронзившей плечо.

Адреналин ушёл — и рана с новой силой стала донимать меня. Благо она оказалась лёгкой — всего лишь длинный, но неглубокий порез. До свадьбы заживёт. Жальче было сюртук. Вот он не заживёт! А на новый у меня денег не имелось. Может, снять сюртук с водителя, который сидел в лимузине графа и дожидался оного? Нет, получится какой-то грабёж среди белого дня.

Поэтому я с грозном миной на лице прошёл мимо автомобиля и через один квартал поймал возницу. Тот запросил нехилую цену за рейс до особняка Кантовых, да ещё накинул несколько копеек за мой неподобающий внешний вид — дескать, я всю двуколку ему запачкаю, ведь мои штаны и сюртук были порядком вывалены в грязи после битвы с призраком. Но выбора у меня не было, посему скрепя сердце согласился, забрался в открытую повозку и подумал, что извозчики в Петрограде хорошо зарабатывают.

Если верить памяти Гаврилы, бывшего хозяина тела, то рабочий фабрики зарабатывал в месяц около двадцати пяти рубчиков, кило пеклёванного хлеба стоило пять копеек, роскошные апартаменты в доходном доме могли обойтись в семь-восемь целковых в седмицу, а шикарный обед на одного человека в модной ресторации имел все шансы перевалить за шесть рублей. У меня же в кармане громыхало всего несколько рублей. Надо, надо начинать заниматься бизнесом. Однако как тут начнёшь, когда каждый день новые потрясения?! Тот же граф явно проверял меня. Но ради чего? Хрен его знаю. Однако он наверняка всё поведает мне, когда явлюсь к нему, а я явлюсь, стоит только гневу поутихнуть.

А тут ещё извозчик вдруг резко натянул вожжи, из-за чего я едва не слетел с сиденья.

— Любезный! — недовольно выдохнул я, но сразу же увидел по какой причине возница остановил двуколку. Перед ней полицейские в тёмно-синих мундирах пронесли на носилках труп господина в красном пиджаке, зелёном кушаке и белых штанах с лампасами.

— Ужас-то какой! — ахнул возница, сорвал с головы картуз и перекрестился.

— Ага, ужасное сочетание цветов, — буркнул я, скользнув взглядом по мертвецу.

— Да вы чего, ваше благородие?! До цветов ли? Опять пади террористы лютуют. Очередного дворянина сгубили. А что дальше-то будет? Сызнова кровь потечёт по улицам Петрограда? А погода словно что-то знает. Что ни день — то дождь с грозой и громом. Бабка моя сказывала, что на её памяти эта осень самая мрачная. А када Смерти прийти, как ни в такую осень?

Извозчик взял секундную паузу, а потом снова принялся причитать. И гундел до самого особняка Кантовых. Я испытал настоящее наслаждение, когда покинул его двуколку и исчез в доме. А уже тут мне не составило труда всучить порванный сюртук служанке и ей же сплавить перепачканные шмотки. Сам же я завалился в ванную, поплескался в ней, после чего обработал рану спиртом и замотал её бинтом. Сойдёт. Главное, чтобы она меня ночью не мучала.

И мои надежды оправдались. Ночью рана меня не донимала, а вот разбушевавшаяся стихия изрядно мешала спать. А утром и вовсе мой ангельский сон потревожили какие-то крики и звуки быстрых шагов.

Я сразу же вскочил с кровати, в одних портках выметнулся в коридор и увидел встревоженную физиономию Луки.

— Что случилось? — выдохнул я.

— Акулина пропала!

Я пару секунд хлопал глазами, а затем глупо выдал, плохо соображая спросонья:

— Куда пропала?

— Не ведаю. А ежели бы знал, то какая же это пропажа?! — протараторил семинарист, скользнул взглядом по моему забинтованному плечу и заскочил в комнату сестры. Оттуда уже доносились голоса Всеволода, Анатолия Юльевича и Лаврушки. Мне тоже не составило труда зайти в комнату Акулины.

Старший Астафьев мрачно расхаживал по ковру, младший задумчиво морщил лоб, а Кантовы выдвигали ящички и открывали дверцы шкафов и трельяжа.

— Это всё Петровы! — вдруг рыкнул Всеволод, расчертив лоб глубокими морщинами. — Я немедленно еду к ним!

— Одежда пропала! — вскрикнул Анатолий Юльевич. — Не вся, но часть пропала!

— Драгоценностей тоже нет! — вторил ему Лука. — И документов!

— Она сбежала! Сама! По доброй воле! — сообразил Лаврентий и засверкал глазами в ожидании похвалы, но сейчас всем было не до него.

— Как?! С кем?! — вытаращил опухшие зенки старший Кантов и рухнул в кресло, будто его перестали держать ноги. — Мы же поутру телефонировали всем её знакомым. Они все нежатся в своих кроватях! Никто не пропал!

— Кхам, кхам, — покашлял я в кулак, привлекая к себе всеобщее внимание. Похоже, придётся поведать им о событиях предыдущей ночи. Ух, чую, и влетит мне. — Судари, тут такое дело…

—…Какое? Да не мычи ты! Я же вижу, что ты что-то знаешь! — жарко выдохнул Всеволод, и на его висках заиграли толстые пиявки вен.

— Прошлой ночью мне захотелось совершить визит в клозет. А как вы знаете, путь к нему лежит мимо комнаты Акулины, так вот миновав её, я будто бы услышал какие-то стоны и даже слова.

— Какие слова, сударь? — побелел лицом Анатолий Юльевич, непроизвольно глянув на моё забинтованное плечо.

— Душа моя, грежу, Париж, опостылело.

— Париж?! — воскликнул Лука и встретился взглядом с отцом. — Шевалье Мередок! Богом клянусь, это он! Мало того что совратил Акулину, так ещё и увёз её, подонок картавый! А она тоже хороша… спуталась с иноземцем! С католиком!

Парень схватился за голову, а его папенька помертвевшим голосом прошептал в звенящей тишине:

— Это я виноват… не доглядел…

— А чего же ты сразу не сказал, что имели место подозрительные звуки и слова?! — заорал на меня Всеволод и навис мускулистой горой. В нос ударил запах пота, пропитавшего подмышки его тельняшки.

— Думал, что показалось. Когда я шёл обратно — их уже не было, — спокойно произнёс я и сложил руки на обнажённой груди.

— Показалось… — передразнил меня Всеволод и напоролся на взгляд моих холодных глаз. Таким взглядом не смотрят на тех, кто будет жить долго и счастливо, посему он сглотнул и всё-таки нехотя сделал шаг назад.

— Судари, — начал я, почувствовав удовлетворение от того, что всего лишь одним взором поставил Астафьева на место. — Предлагаю не рвать на головах и иных частях тела волосы, а заняться делом. Возможно, мы сумеем перехватить беглянку, ежели она недавно покинула дом. Предлагаю разделиться и отправиться в порт, на вокзал и к причальным башням дирижаблей.

— Хорошая идея, Андрей! — одобрил Лука, сжал кулаки и прошипел: — Я устрою этому шевалье Варфоломееву ночь! Прости меня, Господи!

— Да, ещё не всё потеряно! Ещё не всё потеряно! — прострекотал старший Кантов, вскочил с кресла и попытался ухнуть в транс, но не сумел погасить свои бьющие ключом эмоции. Досадливо зарычал, подскочил к столу и собственноручно стал с силой швырять на пол рамочки с фотографиями его дочери. Во все стороны брызнули осколки стекла и полетели щепки. А затем Анатолий Юльевич торопливо собрал фотки и раздал всем, кто находился в комнате.

— Берите фотокарточки и показывайте кондукторам, охранникам и прочему рабочему люду. Авось, кто узнает мою малышку! Лично я отправлюсь на железнодорожный вокзал.

— Я в порт! — громыхнул Всеволод.

— Папенька я с тобой. Вокзал большой. А вы, — Лука взволнованно глянул на меня с Лаврентием, — поезжайте к причальным башням. Дай бог, беглецы не на автомобиле покинули столицу, иначе мы их не разыщем.