Царь Александр Грозный (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 23

— Я отправлюсь к ним на корабле, — сказал Александр.

— Я поплыву с тобой! — решительно сказала Аза.

Александр молча усмехнулся и покачал головой.

— Я быстро вернусь. Береги сына.

Он подошёл, обнял их обоих и мысленно позвал Марту.

— Ты звал меня, — не спрашивая, а утверждая, сказала Марта, входя.

— Да, Марта. Прикажи готовить шхуну к отплытию. Идём в Темрюк.

— Дежурные корабли и дежурный ял всегда готовы, господин. Можно отправляться прямо сейчас.

— Хорошо. Время не терпит. Захвати мои вещи.

— Слушаюсь, господин.

Уже к обеду Санька на шхуне с тремя кораблями сопровождения, вышли в море, а к вечеру вторых суток чалились к Темрюкской пристани, торжественно встречаемые братьями Азы. Булгайрук и Салтанкул горделиво приветствовали царя и Санька, не смотря на то, что физически чувствовал, как утекает драгоценное время, был вынужден поучаствовать в церемонии передачи крепости под его руку. Рядом со государственным стягом, принятым Иваном Васильевичем и уже красовавшимся над крепостью, установили шест с гербовым флагом царя Александра.

На первом были изображены Святой Михаил на коне и Христос, а на втором, бело-сине-красном, в центре красовался двуглавый орёл с державой и скипетром. Флагшток Санькиного знамени был значительно длиннее и само знамя оказалось значительно выше первого. Санька сказал короткую, но пламенную речь, в которой поблагодарил воинов за ратные подвиги, не забыв сказать про премиальные, привезённые им лично, и позвав за собой братьев Черкасских, пошел назад к своему кораблю.

— А как же… Мы, государь, в твою честь стол накрыли.

— После-после, — отмахнулся царь. — Там не поговоришь. Вести худые я принёс. Обсудить надо.

Санька рассказал всё, что знал, про нашествие волколаков, подкреплённое войсками турок и англов, и напрямую попросил призвать на помощь тех, кто заговаривает черкесским воинам амулеты.

Как и ожидал Санька, удивление его сообщение и просьба не вызвали. Братья лишь задумались. Потом Салтанкул сказал:

— Два суфия у нас в отряде есть, но их, конечно, мало. Они одни не справятся. Оружие заговаривать надо ежедневно. Сейчас же пошлём собирать. Это наши земли, сложностей в поисках не будет, — заверил он на Санькины сетования, де: «Трудно искать, но надо срочно найти». — Пошли, государь, к столу. Там и объявим о призыве на войну суфиев. Быстро о том молва разойдётся.

— Думаешь, так будет правильно? — спросил Санька. — Враги узнают. Может по-тихому позовём…

— По-тихому не получится. Кинжала в мешке не утаишь. Узнают всё равно, а нам надо как можно быстрее и как можно больше монахов призвать. Глядишь, и из Константинополя, и из Тавриды прибудут. Если османские суфии и дервиши узнают, кто придёт к ним на землю, не думаю, что они обрадуются. Может, кто из них к нам придёт. Там много дервишей, а на Тавриде христианских монахов много.

И Санька подумал, что Салтанкул, скорее всего, прав. Он снова повернулся в сторону крепости и пошёл, всё больше ускоряя шаг.

Столы, установленные вдоль главной стены крепости, прямо напротив въездных ворот, ломились от восточных сладостей, фруктов, овощей, риса, мяса и кувшинов с вином. Увидев такое изобилие, Санька понял, что или он сейчас поднимет тему войны с тёмными силами, или может просто опоздать.

Не садясь в царское кресло, стоящее у одиноко стоящего на высоком постаменте центрального стола, он оглядел присутствующих и рычащим голосом крикнул:

— Не время сейчас пировать и веселиться, други мои! Страшный враг идёт на нашу землю. Враг, который страшен не силой своей ратной, а силой тёмной. Ополчились на нас воины Князя Тьмы — люди, оборачивающиеся в зверей, тёмные маги, шайтаны и джины…

Санька говорил не долго, но понятно, и, по существу. После его слов установилась такая тишина, что стали слышны жужжание роящихся над мясом мух и ос, крики, смех и другие шумы базара, раскинувшегося за стеной с той стороны крепости.

— Мы взяли крепости Темрюка и будем праздновать, и пусть наши враги устрашатся нашей силы. Нас рать!

Санька понял двусмысленность последних слов, когда по столам прошёлся едва заметный смешок. Он сам улыбнулся, и за столами, кое-где, заржали в полный голос.

— Нас рать! — проревел князь.

— Нас рать! — заорали казаки.

Черкесы, не все хорошо понимающие по-русски, сначала переглядывались и переговаривались, а потом, тоже засмеялись и стали орать. Разобрать, что орёт многоголосая орда, понять было невозможно.

Застолье шло весело, но веселье то и дело прерывалось, и веселящиеся вои, не донеся куска до рта, погружались в задумчивость, и то там, то тут, пирующие склонялись головами друг к другу и начинали что-то обсуждать, где-то активно жестикулируя, а где-то настороженно переглядываясь.

Санька внешне был спокоен. Он с аппетитом ел хорошо приготовленную баранину, запивая красным местным вином, и обтирая жирные губы тонкими хлебными «салфетками». Попробовал жирный слипающийся рис, но много есть его не стал. Он очень любил плов, но так, как готовят его здесь, ему не нравилось. Для него он был слишком жирный и слишком липкий. Плов Санька готовил себе сам, не доверяя даже кикиморкам. Да и есть его руками, он не привык. Ложкой же тут рис не ели. Надо было лепить из него шарики, и класть в рот.

— Думаю, надо отправить к янычарам посла, — сказал Салтанкул, обтирая губы и руки лавашом и бросая его крутившимся рядом со столами собакам.

— Зачем? — спросил князь.

— Они все бекташи[1], а значит — суфии.

Санька задумался. С турками надо было договариваться, но как? Санька не хотел тратить время на войну за Крым. Он ему был не нужен. Пока. Для освоения территорий по Волге, Дону и Днепру не хватало людей, а тут — целый полуостров с хорошо и давно организованной инфраструктурой.

В Крыму были свои конфликты «севера и юга», которые Санька планировал использовать в дальнейшем, а сейчас давать повод для единения врагов перед противником в его, Санькином, лице, он не хотел. Почему и не проявлял активности и противился нападению казаков на Перекоп.

После взятия Казани и Астрахани вся Волга стала Русской, а Россия и Персия соседями. Русские княжества до объединения не имели дипломатических отношений, но торговые связи были всегда. В пятнадцатом веке из Москвы послами ездили в основном греки и итальянцы, называемые фрязинами. Очень много их бежало в Россию из захваченного турками Константинополя и укоренившимися в Москве — хранительнице денежного «общака», отправляемого ханам Золотой Орды.

Собранную со всех княжеств дань, московский князь использовал для развития и укрепления будущей столицы Русского государства, привлекая деньгами иностранных специалистов. И не только Москвы, между прочим. Рассылались в разные стороны необъятной «Родины» рудознатцы, нашедшие, в конце концов, серебряную и медную руду недалеко от реки Печоры.

Много чего доброго на Руси сделали иностранцы. Санька и до сих пор приветствовал эмиграцию иностранных мастеров, правда, не допуская их до своих секретов, а вот как от дипломатов, от них отказался, заметив, что греки, — послы османские, науськивали Ивана Васильевича на войну с Турками.

Шах Тахмасиб сам прислал своих послов в Астрахань, откуда их переправили в Александровск на Дону. Послы прибыли зимой с тайным устным предложением шаха создать военную коалицию против османов. От имени шаха послы обещали царю Александру Васильевичу, в случае участия русских войск в войне на Северном Кавказе, отдать России Баку и Дербент, даже если они будут заняты не русскими, а персидскими войсками.

Александр ответил шаху согласием и провёл силами черкесов и казаков Вишневецкого несколько успешных операций по освобождению торговых путей Ширвана[2], освободив от турок города Шемаха и Кабала. Во взятии крепостей хорошо показали себя Мокшины дальнобойные капсульные винторезы.

— «Иран — тоже суфийское государство», — подумал Санька. — «Надо срочно заслать туда гонцов. Но ведь это… Так долго… Нет, лучше я передам просьбу через посла».