Франция. Магический шестиугольник - Щербина Татьяна - Страница 12

A quoi je pense? Que les dunes de Pyla de jadis s’effacent dans ma t La Dune, avec ma foi telle une cerise sur la tarte, qui du sable, la tombe ultime du cimeti%re (ci git les hu(dont j’h$berge la chair vivante dans mon foie. Il ne saigne plus, le blanc sec coule dans mes veines. Le sanglier sauvage a rejoint sa for afin que la Dune ne bouge plus avec ma foi au sommet. moi aussi, pour terminer le si%cle sanglant. Les Landes m’ont vu a l’ cot$ de mes pompes, # c&t$ de ses pampas, et me voil# Gironde, sur la c&te d’Argent, moi, restructur$e plus que ressuscit si%cle des rescapes.

Восток – Запад

Во Франции я легко отличала коммунистические районы от прочих: постройки типа хрущоб и общая неказистость, обыденная для России, но экзотическая для Франции.

Небезызвестный Рене Герра предупреждал меня: не езжай на фестиваль в Ди, во-первых, это дыра, во-вторых – там одни коммунисты, единственная услада – местное игристое вино клеретт, «шампанское для бедных», тем не менее, вкусное. Зная, что коммунисты чудятся Герра везде, как иным зеленые чертики, я улыбнулась, но, оказавшись в Ди, слова его вынуждена была припомнить.

Фестиваль «Восток – Запад» существовал 14 лет благодаря великому и могучему Соросу, спонсировавшему благое дело знакомства диковатых деятелей культуры Востока с нежнейшими прелестями Запада. Но в этом году патрон счел дело сближения Востока и Запада сделанным, и не повезло, как обычно, России. Внушительный десант из Москвы* принимала новая команда фестиваля, работавшая на общественных началах, а жители этого маленького городка в предгорье Альп приютили приглашенных в своих домах и кормили их в «столовой № 1», в которую переименована была некая пиццерия, уступившая на время свои владения местным жительницам, стряпавшим для нас пищу. Такого мне не доводилось вкушать со времен заката совкового царства. О существовании во Франции кухни коммунистического интернационала я не подозревала, впервые осознав, что такая кухня существует. Осенила меня и другая мысль, которая отчего-то не приходила в голову прежде: макароны, свекла, кукуруза, отваренная вареная колбаса, сосиски, картошка, чечевица (то, чем нас кормили) – просто рацион бедности.

Небезызвестный Рене Герра предупреждал меня: не езжай на фестиваль в Ди, во-первых, это дыра, во-вторых – там одни коммунисты, единственная услада – местное игристое вино клеретт, «шампанское для бедных», тем не менее, вкусное

Во Франции я легко отличала коммунистические районы от прочих: постройки типа хрущоб и общая неказистость, обыденная для России, но экзотическая для Франции. Ди – не сказать чтоб красивый городок и не то чтоб уродливый, по меркам российской глубинки и вовсе замечательный, но для Франции вправду – дыра. Ото всего далеко, ехать надо на перекладных. Но жизнь дешевая, и многие обиженные жизнью французы из больших городов едут сюда выживать. К одной такой паре я наведалась в гости. Пара эта хотела приютить именно нас с Сашей Тягны-Рядно, но нас перехватили другие, и слава Богу, поселены мы были втроем с Андреем Битовым на фамильной ферме с 40 коровами, 14 кошками, 1 лошадью и кроликами да курами без счета. Улыбчивая хозяйка была гостеприимна, поила нас клеретт и ликерами, кормила сырами, была в полном нашем распоряжении и даже свозила на целый день в путешествие – на вершину горы и в средневековый городок Шатильон (Chatillon). Это был лучший день фестиваля.

Шатильон – крохотный городок XIII века, сохранившийся почти полностью, – был в свое время местом уникальным.

Шатильон – крохотный городок XIII века, сохранившийся почти полностью, – был в свое время местом уникальным. В 1285 году здесь была написана хартия (текст ее дошел до наших дней в оригинале), согласно которой жители Шатильона ежегодно выбирали себе прокуроров, управляющих или консулов. О демократии в это время в Европе и не помышляли. Отличился Шатильон и в XVII веке, когда Людовик ХIV объявил войну протестантам, отменив Нантский эдикт Генриха IV, согласно которому гугеноты получали равные права с католиками. Помимо огромной волны эмиграции из Франции, были протестанты, которым удалось найти убежище на родине – как раз здесь, в предгорье Альп, в долине Дромы, в том числе, в Шатильоне, где их не только укрыли, но даже колоколом поделились: он созывал к службе и католиков, и протестантов, в две разные церкви. В Шатильоне даже виноград растет редкий – черный, то есть тот, из которого получается не красное, а черное вино. Полвека назад вино это было признано не соответствующим высокому званию французского вина, и все виноградники вырубили, оставив лишь отдельные кусты как декоративные. И они вправду органично украшают средневековые камни, будучи кустиками слегка чахлыми, с редкими виноградинами, будто лежит на них благородный налет антиквариата.

На обратном пути в Ди мы заехали в винный погреб Clairette, которое все же неверно называть «дешевым шампанским», потому хотя бы, что существует оно с античности (как и сам Ди, называвшийся на латыни Dea Augusta), им восхищался еще Плиний Старший, а мускатно-абрикосовый вкус этого горного, а не «земноводного», как большинство вин, напитка – единственный в своем роде. Мы продегустировали несколько сортов и увеселившись, решили завершить день на высокой ноте, взобравшись на хозяйской машине на вершину горы Justin, где установлен огромный железный крест в память погибшим от рук гитлеровцев. Эти края были очагом французского Сопротивления. Мы совершили целое путешествие во времени.

Тот факт, что в замке XIII века живут мои современники и топят камин, у которого сушились рыцарские доспехи, читается мной как утешительный message: даже если мир рухнет, Франция устоит.

Спустившись на землю, пришли, как было условлено, к лавочке (переименованной на время фестиваля в «Тысячу мелочей»), которую держит пара, попросившая хоть на ужин прийти, раз подселили им вместо нас Гарика Виноградова, осушавшего залпом бутылку водки, к ужасу хозяев дома. Я их пожалела было, из-за Гарика, но потом поняла, что достался он им поделом. Они были из новой команды фестиваля и встретили меня громом и молниями за то, что я исчезла, пропустив две встречи с лицеистами, которые, как объяснил лавочник, специально изучали мое творчество. Он отчитывал меня как двоечницу и, вероятно, был прав, но если учесть, что «изучавшие мое творчество» лицеисты не знали ничего из русской литературы, и даже из французской, о России имели представление более чем смутное, а за выступления никому из нас не платили, то гнев его был преувеличен. (Назавтра я компенсировала «знатокам», перед каждым из которых лежали две ксерокопированных странички из моей книжки, свое присутствие.)

На ужин, тем не менее, надо было идти. Андрея Битова они хамски отвергли («пусть ужинает со всеми»), поскольку он не был ими предусмотрен, а нам надо было держаться вместе, чтобы лишний раз не напрягать наших хозяев, которые вынуждены были увозить и привозить нас на свою ферму. Я же, как франкоговорящая, пошла из любопытства: узнать, чем дышит местный народ. В доме был колотун (отопление дорого), но вряд ли поэтому мне не предложили снять пальто и сесть.