Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 38
- Предыдущая
- 38/270
- Следующая
С интересом поглядывая на ведьму, монах протянул узелок.
– Знаешь, что это? – достав прядь светло-русых, с остатками хны, волос, вкрадчиво осведомился настоятель.
Марта присмотрелась и удивленно моргнула:
– Кажется, волосы.
– Да не кажется, а так и есть. Волосы! – громко расхохотался отец Йозеф. – И ты сейчас расскажешь мне об их обладателе все, что можешь узнать. А потом… потом наведешь на него порчу… как ты умеешь!
– Да я же никогда этим не….
Ведьмочка дернулась было, но аббат, подскочив, отвесил ей звонкую пощечину, и, схватив несчастную левой рукой за горло, правой рванул платье, обнажив грудь.
– А ну-ка, неси сюда клещи, брат Гуго! Хватит с ней цацкаться, раз уж не хочет нам помочь…
– Нет! Нет! – дернувшись, закричала Марта. – Я согласна… согласна…
– Ну вот, давно бы так, – отпуская женщину, довольно усмехнулся настоятель.
– Согласна попробовать… – шепотом закончила ведьма и, тут же вскинув глаза, попросила: – Только мне понадобится большой медный таз и зеркало, хорошо бы стеклянное…
– Все найдем, – потрепав колдунью по щеке, отец Йозеф подозвал палача. – Все слышал, брат Гуго?
Немой кивнул, почтительно приложив руку к сердцу.
– Ну, так иди, неси все, – махнул рукой настоятель. – А ты, Марта, не стесняйся, проси. Может, тебе нужно еще что-нибудь, ну, там, печень повешенного или кровь некрещеных младенцев – так ты только скажи, мы все доставим, лишь бы дело было!
– Н-нет, – затравленно посмотрев на монахов, девушка дернула головой. – Кровь мне не нужна… и печень тоже. А вот добрая восковая свечка понадобится!
– О, – самодовольно улыбнулся аббат. – Этого-то добра у нас много. Из самого лучшего русского воска!
Где-то в коридоре, за дверью, что-то звякнуло, загремело – видать, брат Гуго, споткнувшись в полумраке, выронил из рук таз… Так и есть – вошедший с тазом под мышкой палач выглядел несколько смущенно.
Отец Йозеф укоризненно покачал головой и погрозил своему помощнику пальцем:
– Пил, что ли, сегодня, брат Гуго? Что головой трясешь? Ладно – воду тащи, и подай свечку… Тебе, голубушка, водица-то теплая нужна или сойдет и холодная?
– Любая… Только… – прикрывая торчавшую сквозь разорванное платье грудь, девушка облизала губы. – Я должна остаться одна.
– Ну уж нет! – аббат язвительно усмехнулся. – Даже не думай, без присмотра мы тебя не оставим. А вдруг ты умеешь раздвигать стены? Оставим тебя, вернемся – а уже и нет никого! Нет уж, голубушка, колдуй при нас… Я смотрю, ты как-то не очень-то охотно нам помогаешь! А ну-ка, брат Гуго, поджарь ее!
– Не надо! Нет! – упав на колени, взмолилась юная ведьма. – Я сделаю все… попытаюсь…
– Вот-вот, душа моя, давай.
Поставив таз с водою на стол перед прислоненным к стене округлым зеркалом, колдунья бросила в воду волосы и, взяв в руки горящую свечу, принялась водить ею над тазом, приговаривая что-то про себя, словно бы молилась.
Монахи затаили дыхание, а брат Арнольд украдкой перекрестился.
– Заклиная тебя, заклинаю, – раскачиваясь, речитативом причитала ведьма. – Уходя – приди, приходя – уйди… Лунный свет – свечка, гори-гори…
– Ой, Господи, страсти какие, – еще раз перекрестившись, едва слышно прошептал брат Арнольд, уже не раз пожалевший, что согласился присутствовать при сем жутковатом действе. Впрочем, никто его особо-то и не спрашивал.
– Приходи – уйди, растворись, скажи… Лунный свет, лунный свет… свечка – пламя, огонь…
Колдунья быстро преображалась, на глазах превращаясь из забитого и дрожащего от страха существа в очень красивую молодую даму с горящим взором… у аббата из полураскрытого рта даже потекли слюни.
– Лунный свет, лунный свет…
Марта вдруг пошатнулась, отпрянула, едва не выронив свечу, словно бы увидела в зеркале нечто ужасное, такое, о ком лучше не рассказывать никому. Брат Арнольд, бухнувшись на колени, на колени, принялся горячо молиться, рядом с ним пристроился побледневший от увиденного палач.
Лишь один отец Йозеф держал себя в руках, при всех своих недостатках, трусом он не был:
– Ну, что там, что, голубушка?
– Он чужой, чужой, чужой… Не наш. Не нашего мира. Еще не рожденный… И родится нескоро, нескоро, нескоро… в чудное время… время железных птиц. Боже! Как там красиво!
Колдунья обернулась с горящим взором, и аббат поспешно взял ее за руку:
– Теперь порчу на него наведи. Ну!
– Я… – темно-шоколадные глаза Марты тут же погасли. – Я пробую… Только вы отвернитесь.
– Нет!
Брат Арнольд с палачом, впрочем, давно уже уткнулись в стенку, лишь бы не опоганить себя, лишь бы не видеть разворачивающегося мерзкого действа, а вот настоятель оказался настойчив и весьма упрям.
Отвернуться? Ага… как же! Грех кругом – да. Так его же потом и замолить можно, а ведьму – настоящую ведьму! – сжечь… Или… может быть, приберечь на всякий случай? Нет! С нечистой силой долго не выйдет играть, рано или поздно, а сгинешь. Лучше уж ведьмочку, от греха – на костер! Но сначала – пытать, и пытать – люто. Ишь, что творит, сука! Время железных птиц… Кто на железных-то птицах летать может? Вот то-то!
– На нем заклятье, – не оборачиваясь, тихо сказала колдунья. – Заговор на удачу, на предвиденье опасности, смерть. Порчу мне не навести – он не из нашего мира, чужак. Но заклятье я могу снять.
– Так снимай же, голубушка, снимай! – азартно воскликнул отец Йозеф.
– Как прикажете, святой отче. Сейчас…
Егору снилась обнаженная женщина – красивая и молодая, с родинкой на груди, черными кудрями и глазами цвета настоявшегося чая. Она стояла перед князем, водила горящей свечой, шептала… И что-то меж ними было – стекло? Похоже, что так – толстое выпуклое стекло. И какой-то дурацкий таз – медный? Женщина наклонилась, выплеснула из таза воду, поставила… таз упал, покатился со звоном…
– Тьфу ты, черт! – проснувшись в поту, молодой человек уселся на кровати, недоуменно качая головой.
У Вожникова сейчас почему-то было такое чувство, словно бы он только что потерял что-то очень важное… Что?
Вроде бы ничего в последнее время не пропадало…
– Что с тобой, господин мой? – просыпаясь, вздрогнула лежащая рядом Лерба, приподнялась на локте, взяв князя за руку.
– Да приснилось что-то, – тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, Егор погладил девушку по плечу. – Спи, душа моя. Отдыхай. Как у нас говорят – утро вечера мудренее.
Солнечный луч, прорвавшись сквозь золотистые липовые кроны, попал Бруно в глаз, и мальчик прищурился, довольно улыбаясь. Денек-то нынче какой выдался! Теплый, солнечный, сухой – по-настоящему летний. Даже здесь, в лесу, припекало так, что Бруно снял куртку и теперь нес ее под мышкой, безмятежно поглядывая по сторонам. И день хороший, и настроение – соответствующее. Еще бы – сам господин Георг, один из совладельцев мельницы, желает его видеть, с тем чтоб дать какое-то важное поручение. Какое именно – приехавший вчера на смену мастер не знал, но Бруно сразу представил, что поручение, несомненно, важное – разве будет герр Георг по всяким пустякам звать? У таких людей и времени-то на пустяки нету.
Что, интересно, за дело? Конечно же юный Бруно терзался нешуточным любопытством, однако пока ничего толкового вообразить не мог. Ну, что такого важного можно поручить обычному мальчишке? Конечно же ничего. Однако же – позвали.
– Эх! – выбравшись по лесной тропе на пригорок, отрок остановился у развилки, соображая, как дальше идти.
Можно, конечно, вдоль реки, или по старой римской дороге, выстроенной еще в те времена, когда славный град Аугсбург гордо именовался Августа Винделикорум и был столицей богатой провинции Реция. С тех времен много воды утекло, однако вот дороги – остались, их же не украдешь, как, скажем, мрамор со старинных вилл или городских зданий. Римская дорога Бруно нравилась, но до нее еще тоже нужно был добраться, и лучше бы не вдоль реки, гораздо удобнее будет срезать, пройти напрямик через буковую рощицу и ельник.
- Предыдущая
- 38/270
- Следующая