Прямой наследник (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 43

— Кривовато, — в тон моим мыслям посетовал Владимир, приняв бутыль. — Фрягам да ганзейцам не продать.

— Верно, до немцев мы пока не доросли, — согласился я, — зато можем стеклянные бусы и безделушки выделывать.

— А зачем немцам бусы? — синхронно уставилось на меня семейство Ховриных. — Им пушнину подавай, сало да деготь с пенькой.

— Так у сыроядцев бусы на пушнину и менять.

Метода известная, опробована европейцами в покамест неоткрытой Америке. Причем она не требует завоевания а наоборот, крепко привязывает экономически. Мы же не протестанты, чтобы попутно индейцев сгонять с земли и вообще уничтожать, у нас все инородцы, мирные и немирные, до XXI века в сохранности дожили. Тот же академик на приеме в Кремле рассказывал, что ясачных (то есть таких, кто платил ясак — невеликий налог пушниной) злобное и в край тоталитарное Русское царство берегло, холило и лелеяло. Потому как источник экспортного товара повышенного спроса. Случалось, воеводы инородцев и примучивали, но это шло именно что вразрез с установками сверху. Конечно, в условиях индустриализации и урбанизации малым народам выживать непросто, ну дак это и не осознанная колонизаторская политика, а общемировой процесс. Нивелируются малые нации, никуда не деться.

Так что покамест поторгуем, а как возьмем эти земли под руку, точно так же установим небольшой ясак.

— А это что? — Владимир вытащил из ящичка коричневатый брусок. — Дегтем пахнет...

Григорий последовал его примеру и поднес к носу светло-зеленоватый:

— А этот мятой. Так что это?

— Мыло. С разными добавками, вот зеленое — хвойное, красноватое — с шиповником, но все с конопляным маслом.

Мыльное производство скакнуло вперед после того, как вместо оливкового мы решились попробовать растительное. Падла Колумб Америку еще не открыл и потому с подсолнечником у нас некоторые напряги, а самое распространенное ныне на Руси масло — конопляное. Ну и подключили к проекту травника, он насоветовал нам кучу душистых листиков-цветочков, но половину рекомендаций потом отозвал, сообразив, что от них может зудеть или сохнуть кожа.

— Не прогоркает? — деловито подгреб к себе все образцы Ховрин-младший и принялся их перебирать, щупать и нюхать.

— Пока не прогоркло, сварено полгода назад.

— А цена? В Царьграде бочку жидкого мыла за гривенку серебра продают.

— Гораздо меньше. Пуд твердого обходится в осьмушку гривенки.

— Эдак оно аж пушнины выгодней...

— Чему выгодней? — вопросил у отца Владимир.

— Тому, что объему меньше возить.

Взгляды на средневековую логистику у старшего и младшего Ховрина несколько отличались и они заспорили, не обращая внимания на мое присутствие и даже в запале временами переходили на греческий. Я понимал с пятого на десятое, язык-то я учил, только классический койне, а не крымский диалект, да и в торговых терминах и мерах пока не очень ориентируюсь. Надо бы и латынь выучить, но уж больно косо тут на такие занятия смотрят. Так что дождусь возвращения Никулы и будем придумывать, как сию беду избыть.

— А також, гости мои дорогие, у нас будет много воску, — порадовал я купцов еще одним товаром для экспорта, — только не сейчас, а летов так через пять.

Примерно за это время Якунка со товарищи устроит десяток-другой пасек, да и по вотчинам разойдется технология, позволяющая сохранять пчелиные семьи. А больше пчел — больше меду и воска.

— Воск это добре, но лучше бы свечи продавать, — немедля развил идею опытный Григорий. — Эргастерию великую в годном месте поставить...

Ага, это значит мастерскую или даже мануфактуру. Логично, продукт передела стоит всегда дороже, нежели сырье. Чисто Адам Смит, чьи воззрения мы в финэке проходили. Прав Ховрин — надо ставить промышленное производство, не железом же одним в Устюге заниматься. Мыльный, свечной, пушечный дворы, ткачей вот в кучу собрать, устроить им хамовный двор... Концентрация производства, переход к разделению труда, все по учебникам. И торговлю тоже концентрировать — покупать много, тем сбивать цену, продавать тоже много, давить рынок, устанавливать монополию, — вбросил я Ховриным давно задуманное о купеческой компании.

Раньше-то они, небось, нашли бы десять тысяч отговорок, внутренне посмеиваясь над молоденьким княжичем, ничего не понимающем в торговых делах, но после того, как я обучил их двойной бухгалтерской записи, прониклись и зауважали. Так что идею не отторгли, а принялись крутить-вертеть и обмысливать:

— Афанасьевых, да Петровых, из гостей государевых, взять.

— Антоновых еще, — принялись они перечислять известных московских купцов, все больше сурожского да суконного рядов.

— Тверских возьмите, Бибиков Данила там толковый, — подкинул я кандидатуру.

А вот это вызвало даже некую оторопь — как это, дать нажиться человеку из другого княжества? Пришлось объяснять и убеждать, что рано или поздно все русские земли сольются воедино.

— Тверь бы добре прибрать, — Григорий уже уплывал по волнам далеких стратегических замыслов, — только как? Они же к Литве откачнуть могут.

— Так Дмитрею князю Шемяке помочь, Литве долгонько не до Твери будет. А коли он в Смоленске да Полоцке встанет накрепко, то Твери и деваться некуда.

— А тогда уж и Новгород прибрать! — радостно вскинулся Владимир.

— На Новгород прибиралка не выросла, — поддел его старший.

— Да куда они денутся, коли все низовские земли под московской рукой будут?

Григорий пошевелил седыми бровями, оценил открывающиеся блистательные перспективы и тоже не удержался от фантазий:

— Так-то да, лишнего посредника убрать, да под себя Двину и Печору взять. Зело прельстительно, торговля с Ганзой да серебро закамское наше будут.

Мечтать так мечтать.

— И тогда, купной силой, пробиваться вниз по Волге, — негромко, чтобы не дай бог никто за дверью не услышал, добавил я.

От грандиозности задачи бояре да гости аж шарахнулись и переглянулись испуганно — не сбрендил ли великий князь, это же всю Орду воевать!

— Да как же... — наконец выдавил из себя Григорий.

— В степи замятня, вот и посадить для начала в Казани хана с нашей руки.

— Далеко мыслишь, княже, — уважительно протянул старик.

— А близко мыслить это в земле ковыряться, князю невместно.

— Да только Хаджи-Тархан под Ордой так и останется.

— И до него руки дойдут, не у нас, так у детей или внуков.

Мне кажется, я некий мозговой ступор у Ховриных пробил. Во всяком случае, дальше они обсуждали создание купеческого братства не пугаясь собственных идей. И даже сумели вычленить главную на сегодня проблему волжской торговли: грабят. Вульгарно нобигают и грабят корованы, причем занимаются этим и «официальные лица», и незаконные бандформирования. На что я предложил Ховриным деньги вообще не возить, а перейти на бартер — в Персию товар, из Персии товар. Ну какого речного разбойника заинтересует ямчуга? А нам она нужна кровь из носу — порох же. В конце концов, тех же татар можно и к делу пристроить. Вон, Иван Чешок, боярин галицкий, упомнил, что в Жигулевских горах самородная сера есть, вот пусть добывают и продают. Чем больше их будет завязано на торговлю с Москвой — тем быстрее и проще приберем под себя. Ну и опорный пункт надо поближе к Казани создать — крепость посолиднее, пушек побольше. Добрым словом и огнестрелом, так сказать.

— Так где на все людишек взять? И в эргастериях работать, и с караванами ходить, и от лиходеев их боронить?

Весьма кстати вернулся Дионисий и я показал на главного агронома княжества:

— Так вот же, чем больше родит рожь, тем больше народишку прокормить можно, для того этим и занимаюсь. Вы бы у себя в вотчинах тоже зерно отбирали по размеру, отче Дионисий научит, а за вами вслед и другие потянутся.

Практически теорию Адама Смита на пальцах изложил. «Хлеб — люди — товар». А уж затем «товар — деньги — товар».

Ховрины в ответку поведали мне о княжестве Феодоро и перипетиях его недавней истории. В Крыму пока держалось троевластие — вдоль южного побережья и у Керчи (не знаю, есть она сейчас или нет, Григорий называл тамошний город «Боспоро») лежали владения генуэзцев. Этих ушлых ребят слабеющие византийские императоры пустили поторговать как противовес наглым венецианцам, но хрен ни разу не слаще редьки — генуэзцы практически вышибли греков из средиземноморской торговли и понастроили колоний, занимаясь всем, вплоть до работорговли. Их главный крымский город Кафа как раз славился самым большим рынком невольников. Второй по значению — Сурож, через который торговали русские купцы.