Смысл Камня. Современный кинематограф Южной Кореи - Старшинов Александр - Страница 34

Мизансцена, которая развернулась после оглашения причины встречи, ярко демонстрирует отличие героини от других персонажей. Миджа показана на светлой, солнечной стороне за пределами ресторана, где собрались отцы подростков. Они не думают о чувствах матери погибшей, им интересна лишь сумма, которой будет достаточно, чтобы откупиться от греха их сыновей. В этот момент Миджа созерцает красивые алые цветы, как бы убегая от реальности, полностью отрицая то, о чем говорят эти мужчины. Она испытывает душевную боль, на контрасте с которой наиболее ярко проявляется красота таких простых вещей, как цветы. Миджа и герои первого плана — очевидно люди разных миров.

Кадр из фильма «Поэзия» (2010)

Героиня неспроста обращает внимание на красные, как кровь, цветы, когда ей сообщают о том, что произошло в школьной лаборатории и послужило поводом к самоубийству Хиджин. Она говорит о том, что цветок похож на щит. В этот день сама Миджа становится щитом для тех, кого любит, демонстрируя высокий уровень своей человечности и сострадания.

Миджа не рассказывает о случившемся своей дочери, никому не сообщает о своей болезни и не разговаривает с внуком напрямую, потому что все еще любит его, своего родного человека. Однако в борьбе с внутренней моралью, по мере развития событий, щит начинающей поэтессы истощается под гнетом удручающей реальности, она решает покинуть этот мир, сделав так, чтобы участники преступления были наказаны, а сама она не стала человеком, не способным излучать красоту.

Фильм «Поэзия» объединил в себе все основные черты современного корейского кинематографа, но сохранил свою оригинальность, благодаря нетривиальному подходу Ли Чхандона к сценарию и съемкам данной картины. В рамках свойственного ему реализма режиссер не стал прибегать даже к созданию оригинального саундтрека для фильма. Главным образом он попытался разрешить вопросы о предназначении и смысле поэзии, искусства как такового. Забегая на территорию абстрактных понятий, режиссер сохранил приземленность повествования, описание быта, который понятен любому корейскому зрителю. История женщины с болезнью Альцгеймера, искренне желавшей стать поэтом, трагическим образом слилась с историей девочки, которая стала жертвой человеческой жестокости. В этом мы убеждаемся в финальной сцене картины, когда голос главной героини, читающей свои стихи, сменяется голосом покойной Хиджин. До самого конца автор общается со зрителем и на визуальном языке, проводя параллель между образом Миджи на мосту и девочкой, принявшей ту же позу.

Кадр из фильма «Поэзия» (2010)

Кадр из фильма «Поэзия» (2010)

«Песнь Агнессы» стала поэтическим манифестом Миджи и Хиджин в одном лице. Начинающая поэтесса дала возможность покойной девочке сказать последнее слово.

Кадр из фильма «Поэзия» (2010)

Обе героини стали жертвами обстоятельств и не смогли противостоять грубой действительности этого мира. Реальность такова, что каким бы суровым ни было испытание для человека, это не скажется на происходящем вокруг, но оставленная поэзия, результаты творчества измученной души, породят в сердцах жаждущих новые проблески человечности и красоты, а значит одно никогда не сможет существовать без другого.

Статья впервые была опубликована в журнале «Вестник Томского государственного университета Культурология и искусствоведение», 2017 г., №25

В период зарождения корейского кинематографа иностранные фильмы (в первую очередь японского производства) оказывали неоспоримое влияние на технические и идеологические аспекты кино как в Корее, так и в других дальневосточных странах. В связи с этим у киношкол восточноазиатского региона есть ряд общих черт. Одна из таких — подчеркнутый эстетизм, своеобразный культ красоты. Наиболее примечательным моментом является стремление к эстетизации не только повседневности и обыденного мира, но и внеэстетических феноменов. Культу красоты, к примеру, подчиняются такие жизненные драмы, как насилие, жестокость и смерть. В южнокорейском кино мы обнаруживаем художественно-образное воплощение подобных сугубо восточных представлений. Речь идет о феномене эстетизированной жестокости, обусловливающем национальную самобытность киноязыка.

Специфическое отношение к насилию в искусстве формировалось на протяжении длительной истории восточноазиатских стран, полной военных коллизий и межполитических конфликтов. «Причем насилия в корейском кино», если рассматривать его в целом, «ненамного больше, чем, к примеру, в европейском. Но способы его проявления самобытны, коренятся в местных поведенческих стереотипах»152.

Примечательно, что иностранные наблюдатели характеризуют корейцев как миролюбивый народ. «Акты бытового насилия и рукоприкладства прилюдно случаются редко. В кино же — иначе. Герои привыкли драться не на жизнь, а на смерть. Гангстеры и люмпены то и дело пускают в ход кулаки, шагают стенка на стенку — с бейсбольными битами и арматурой в руках. Современные корейские режиссеры не стремятся избегать показа сцен членовредительства. Демонстрацию вспышек насилия проще всего списать на условности авантюрного жанра. Но возникают они не только в экшен-фильмах — криминальных, гангстерских, исторических боевиках. Проявление насилия можно найти и в житейских драмах, и в многожанровых авторских картинах. Сценаристы и режиссеры предпочитают исследовать пограничье поведенческой нормы»153. Показ состояний неистовства помогает дать выход накалу страстей, обнажить драматизм ситуации и аффект — выход за пределы этикетного поля, прыжок в переходную зону, что стыкует культурные коды и первобытный инстинкт. В корейском кинематографе не только отдельные личности, но и целые группы людей способны впадать в состояние исступления. История страны в XX в. не была безоблачной и беспроблемной. Случались моменты, когда ожесточение масс достигало критического предела.

Однако мы полагаем, что в основе подобного стремления ввести жестокость и насилие в художественное кинематографическое пространство не только конфликтная историческая действительность, но и глубокие мировоззренческие основания.

Известно, что традиционная культура Кореи испытала воздействие трех значимых вероучений. Конфуцианство привнесло в обиход четкий нравственный кодекс, разумную регламентацию поведения. Буддизм дал страждущим шанс пережить мистический опыт. Шаманизм — совокупность спонтанных техник экстаза — взял на себя посредничество в контакте с теневой стороной реальности, имея дело с практической магией, с иррациональными духами подсознания. XX в. укоренил в Корее ростки западного христианства, и вместе с ним концепт искупления — очищения через страдание. Среди такого разнообразия религиозных идеологий выбор веры может определяться личными потребностями. Но в Корее к выбору религии не относятся ревностно, более того, распространена практика двоеверия. Поэтому режиссер может считать себя убежденным католиком и одновременно делать кино о духовном пути буддийских монахов.