Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 - Фонвизин Денис Иванович - Страница 137

Переводу «Та-Гио», выполненному Сибо, предпослано предисловие, знакомящее европейского читателя с двумя популярнейшими памятниками древнекитайской литературы — «Та- Гио» и «Тшонг-Ионг». Из этого длинного предисловия (оно занимает во французском оригинале стр. 432—435) Фонвизин взял только первые шестнадцать строк и прибавил фразу, из которой явствует, что он предполагал продолжить свою работу по переводу памятником китайской литературы: «Мы надеемся сообщать после перевода «Тшонг-Ионг». Однако своего намерения Фонвизин не осуществил.

Во французском переводе «Та-Гио» состоит, во-первых, из девяти внутренне связанных глав, посвященных вопросам философии и политики, — проблеме идеального государя, идеального подданного, взаимоотношений между государственной властью и народом, и во-вторых — из тридцати четырех «Толкований», то есть примечаний, более подробно излагающих отдельные положении основного текста. В переводе Леонтиева имеется — очевидно, в соответствии с манджурским текстом — тридцать восемь примечаний.

Перевод Фонвизина вполне совпадает с французским текстом Сибо, за двумя только исключениями: a) последний абзац восьмой главы составлен Фонвизиным из двух отрывков, из которых первый, кончающийся словами «красноречиво научает быть таковыми своих подданных», переведен полностью, а второй — сокращенно. Пропущены следующие слова: «L'ode dit: «Une vie irreprochable porte au loin une impession du lumiere et d'innocence qui corrige les moeurs publiques; Si un Prince est bon pere, bon fils, bon frere, les peuples se hateront de lui rassembler, et...» («Песнь гласит: «Безупречная жизнь далеко разносит впечатление света и невинности, которое исправляет общественные нравы: если государь — хороший отец, хороший сын, хороший брат, его подданные будут стараться уподобиться ему, и...»). Возможно, что эти строки не были переведены Фонвизиным случайно, в результате того, что два рядом стоящих абзаца в конце восьмой главы начинаются одинаковыми словами «Песнь гласит», содержат почти одинаковые идеи и в них обоих есть формула «государь — добрый брат»: переводчик в процессе работы, после первой формулы «будучи добрым братом», по ошибке стал переводить текст, идущий после повторения этой формулы в последней строке. b) Пропущены также следующие строки в примечании XXII: «Comme une femme perdue de debauche, abusant avec insolence de son autorite pour offrimer les peuples, et la prostituant jusqu'a la derision et au ridicule, pour vaquer a ses plaisirs».) (Перевод дан нами в основном тексте в квадратных скобках.) Этот пропуск объясняется, по-видимому, цензурными условиями. Современники легко могли усмотреть здесь намек на Екатерину.

В 1801 году в анонимно изданном в Петербурге сборнике «Правдолюбец» (вероятно, он был издан передовым издателем, известным впоследствии библиографом В. С. Сопиковым) был перепечатан текст «Та-Гио», без фразы о дальнейшем переводе «Тшонг-Ионга» и с восемью примечаниями вместо 34 (перепечатаны примечания VI, XII, XVII, XVIII, XIX, XXI, XXXII, XXXIII). Возможно, что некоторые примечания не были перепечатаны по цензурным соображениям. Судьба сборника «Правдолюбец» неясна (см. об этом статью Л. В. Крестовой в сб.: «XVIII век», вып. III, М. — Л., 1958, стр. 481—489); можно предположить, что он подвергался цензурным преследованиям. Возможно, что одной из причин последних была «Та-Гио», появление которой после убийства Павла с ведома его сына и преемника Александра I могло навести читателей на некоторые сопоставления.

Внимание, проявленное русскими переводчиками к «Та-Гио», было тесно связано с определившейся в русской литературе с шестидесятых годов XVIII века традицией переводить с китайского философские и исторические произведения, основная тематика которых — идеальный государь и его роль в благополучии подданных — совпадала с злободневными в то время в России вопросами об отношении к Екатерине и оценке ее личности и деятельности. В сатирических журналах Новикова и отдельными изданиями печатались в довольно большом числе переводы подобных произведений; переводы эти ставили своей целью натолкнуть читателей на сравнение идеала государя, отразившегося в памятниках древней китайской литературы, с реальной русской государыней — Екатериной II. Таким образом, переводы «Та-Гио», сделанные Фонвизиным, Леонтиевым и Веревкиным, оказывались публицистическими произведениями современной им русской литературы, а не простым переводом, предпринятым для ознакомления русского читателя с выдающимся творением древнекитайской литературы.

Насколько сильно был заинтересован Фонвизин кругом идей, отраженных в «Та-Гио», видно из сопоставления этого произведения с его «Рассуждениями о непременных законах» и политическими высказываниями Стародума в «Недоросле» — в особенности о роли добронравия государя — доброго мужа, доброго отца и доброго хозяина в воспитании его подданных, следующих ему во всем из подражания.

При жизни Фонвизина «Рассуждение» не печаталось. «Рассуждение» — это вступление к проекту «фундаментальных прав, непременяемых на все времена никакою властью». Проект таких «фундаментальных законов» вырабатывался П. И. Паниным, Д. И. Фонвизиным, П. И. Паниным. Смерть П. И. Панина в 1783 году оборвала работу. Д. Фонвизин успел написать «Рассуждение», Петр Панин написал проект «фундаментальных прав». Оба документа предназначались для передачи Павлу. После смерти брата П. Панин, собрав все бумаги, дал их переписать писцу и приложил письмо к Павлу. Письмо помечено 1 октября 1784 года. Но, видимо, осторожности ради, бумаги не были переданы Павлу, поскольку предполагалось что осуществить после смерти Екатерины. Но этого дня не дождались ни П. П. Панин, ни Д. И. Фонвизин. «Рассуждение» и проект «фундаментальных прав» были отданы на хранение жене петербургского генерал-прокурора Пузыревского, которая их и передала Павлу. «Рассуждение» позже распространялось в списках. Племянник писателя декабрист М. А. Фонвизин передал копию «Рассуждения» Н. М. Муравьеву, который «приспособил содержание этого акта к царствованию Александра I».

Написание «Рассуждения» и проекта «фундаментальных прав» явилось последним, завершающим этапом многолетних, совместных с Павлом обсуждений братьями Паниными проблем, связанных с будущими реформами государственного правления России. Как показывают новые архивные материалы, Н. И. Панин серьезно готовил своего воспитанника к исполнению должности государя. Известно, что Н. И. Панин познакомил Д. И. Фонвизина с Павлом в 1769 году, когда писатель прочитал наследнику «Бригадира». Комедия понравилась наставнику и воспитаннику. О тех пор Фонвизин имел возможность бывать у Павла, принимать участие в разговорах на самые разнообразные, в том числе и на политические темы, и тем самым знакомиться с образом мыслей юного наследника. Многие похвалы Павлу, заключенные в «Слове на выздоровление» и в «Жизни Н. И. Панина» (например, «Доброта сердца и просвещенный ум великого князя свидетельствуют его (Н. И. Панина.— Г. М.) попечения о украшении основательными познаниями природной способности его светлейшего питомца и о начертании в душе его добродетели, сего истинною основании общенародного блаженства») не являлись риторическими. Никита Панин хорошо справился с обязанностями воспитателя. Павел с юных лет читал просветительскую литературу, знакомился с сочинениями Монтескье, Руссо и Вольтера. В беседах с ним и Никита и Петр Панины обращали внимание его на многие «неустройства» в государственном правлении Екатерины. В 70-е годы неоднократно вставил вопрос о передаче власти Павлу — законному претенденту на русский престол.

Все это обусловливало интерес Павла к положению России, ко многим «неустройствам», побуждало размышлять о необходимых в будущем реформах. В Государственном военно-историческом архиве сохранилась папка собственноручных бумаг Павла, относящихся к 70-м годам. Это «Заметки», «Мысли», «Мнения», «Проекты» манифеста и различных реформ. В центре внимания Павла — армия. Он пишет разные проекты реформ русской армии. Многие его мысли заслуживают самого пристального внимания. Так, Павел отмечает тяжесть рекрутских наборов, возмущается злоупотреблениями, которые происходят во время наборов, выясняет причины побегов рекрутов и солдат и приходит к выводу, что солдат вынуждает к этому «бесчеловечное» обращение офицеров. Среди «причин» побегов Павел называет: «Разлука с родными, близкими и домом, перемена пищи и одежды — пункт из самых главных, и часто перемена климата и воды. Учение все тому, чего он никогда и не видывал, соединенное по несчастию и глупости, с бесчеловечными побоями — пункт самый важный. Неизвестность времени службы и потому сумнение о спокойном окончании жизни своей» и т. д. Тут же Павел предлагает «способы, потребные к прекращению сего зла». Среди них — сокращение числа набираемых рекрутов, несение службы в тех местах, где проживают рекруты, «прилежное смотрение инспекторов» за тем, чтобы не избивали рекрутов. Предлагает Павел также «завести больше лекарей при полках», «завести инвалидные домы для старых и дряхлых, во-первых по человечеству, а во-вторых, чтоб человек, служа за отечество, имел надежду жизнь свою спокойно окончить в старости и дряхлости, оттого всяк будет охотнее служить, ибо не увидит себя брошенного за увечие и службу, а получит, напротив, вечный хлеб. Если лошадей списывают на заводы увечных и за службу, так как же равных себе да за спасение, может быть, отечества кидаем, как изношенную скотину за то, что она изодралась?»