Некро Файлы (ЛП) - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 35

Название места, также написанное бирюзовым шрифтом, было:

"БЕЛЛАДОННА".

* * *

Селандин говорит, что мало что помнит о тех днях в Лас-Вегасе. Чёрт, да она сейчас вообще мало что помнит, из-за наркотиков, которые она всё ещё принимает, пытаясь забыть всё это. Штаб-сержант базы ВВС Неллис подсказал Селли способ заработать деньги, такую ​​чушь вы прочтёте в любом из чикагских объявлений. Селли знала, что никогда не будет работать официанткой в ​​какой-нибудь засаленной забегаловке на Фламинго-роуд.

Заведение угодило тем, кто действительно хотел острых ощущений, чего-то другого. Чего-то непристойного.

Ампутанты, обожжённые. Парад уродов на сцене. Я задавался вопросом, посещал ли когда-нибудь безрукий мужчина, упавший в дверном проёме, все эти месяцы "Белладонну"?

Язык зомби.

Лас-Вегас похож на конкурс "Мисс Америка". Он использует вас, и вы используете его в ответ.

* * *

Здание вибрировало от проезжающих по бульвару грузовиков. Покрытые гелем красного и синего цвета, дверные проёмы украшены бисером. Мигающие квадраты мягкого света на полу, чередующиеся в шахматном порядке. Может, это была дискотека в другое время? Декор напомнил мне бары Go-Go в Калумет-Сити в Иллинойсе.

Женщина на сцене была жертвой ожога; в свете и никотиновой дымке нельзя было сказать, если не смотреть на неё снизу вверх. Она посвящала бóльшую часть своего времени стайке скелетов на другом конце заведения.

Там, где мы сидели, мимо прошла карликовая женщина с волосами, растущими из родинки на щеке, с пустой банкой из-под чипсов. Собирала деньги на музыкальный автомат. Нынешняя песня была какой-то старой, но хорошей из семидесятых. "Fool For The City" группы Foghat, может быть. Или "Toys In The Attic". Aerosmith всегда собирали самые большие толпы в стрип-барах. Родинка была размером с выходное отверстие тридцать восьмого калибра. Женщина сдула длинные пряди волос со своего рта, прежде чем попытаться соблазнить нас раздутым серым языком.

* * *

Это заставило меня подумать о Селандин. И о себе. Время не меняет ничего, кроме контуров наших тел. Жертва ожога на сцене вообще не имела контуров - мы видели это, когда она двигалась в нашу сторону; она была вечно молода. На самом деле пережившая Вьетнам. Её промежность была гладкая, как у куклы Барби.

* * *

Шли часы, и выпивка брала своё.

Я думал, что термин "язык зомби" - это какое-то уличное выражение для шлюх, как мет-мокси в любом другом месте для наркотиков. Но я не мог уйти. В середине песни про окна Уайтчепела - жертва ожога трётся своим гладким, абсолютно непривлекательным тазом о дальнюю стену - я попытался вприпрыжку пойти к туалету. Зелёные ворсистые ковры покрывали стены и потолок комнат дальше по коридору. Мне это напомнило "Комнату джунглей" Элвиса в Грейсленде, плюшевая отделка которая служила звукоизоляцией. Я увидел знак с пометкой "мужской туалет" справа.

Возле противоположной двери, выкрашенной в чёрный цвет, из комнаты вышел высокий парень в рубашке с надписью "Я ЛЮБЛЮ ЮМУ, АРИЗОНА", кивая головой в знак "твоя очередь". Я заметил кровь на его губе, пурпурную в тонкой дорожке света, вкраплённой в ковровое покрытие над головой. Я был готов пойти в ванную комнату, когда мой взгляд мелькнул на что-то за всё ещё открытой чёрной дверью.

Книжный шкаф и в клине света безошибочно узнаваемый - по крайней мере для меня - жёлто-красный переплёт книги "Счастливые Холлистеры". Я подумал: блядь, нет. Выжимая из себя все эмоции, я толкнул дверь. Я увидел Селандин.

Она была обнажена и привязана, распластавшись на кровати. Её тело было тоньше, чем я мог ожидать. Но я знал, что это она, понимаете, из-за головы. Куст Селли вырос тонкой прямой линией, словно пушистый чёрный червяк. Её соски были маленькими и розовыми. Конечно же, с возрастом пальцы, торчавшие из её живота, декальцинировались обратно в неё. Там, где была маленькая ножка, над тазовой костью образовался бледный бугорок. Возможно, он был отшлифован.

Селандин выглядела одурманенной или усталой от слёз. Я не мог смотреть на неё. Но я нашёл в себе смелость войти в комнату. Я оглядел пустой прямоугольник гостиной. Чёрт, да это был особняк по сравнению с закоулками в Калифорния-Сити, где женщин трахали на лестничных площадках, у стен, как в викторианской Англии. Если её трахали раком, она проводила несколько минут, рассматривая новое граффити.

Тюбики с мазью и "Бен-Гей" превратились в странные фигурки, выложенные линиями. Баночки с таблетками валялись на туалетном столике, как флаконы из-под духов. Трициклики, антидепрессанты вроде Элавила, более сильное дерьмо вроде Дензатроплина. Все помечены почтовым индексом в Грум-Лейк, штат Невада. Имя доктора было непроизносимым. Пустые открытки, её собственные сувениры. Олени кормятся возле государственного парка Бэкбоун, штат Айова. Закусочная "Thornton’s Truckstop Diner" (Ждём вас с большим удовольствием!) Бомонт, Техас. Отель "Big Chief" в Гила Бенд, Аризона. Солнце садится над Розуэллом, Нью-Мексико.

Другие, более "взрослые" книги: "Человек с золотой рукой" Нельсона Алгрена и "Яма" Фрэнка Норриса. "Сестра Кэрри" Теодора Драйзера, вся собранная коллекция Шервуда Андерсона. Все чикагские авторы; Селли никогда не забывала о своих корнях. Я увидел на столе небольшой кассетный магнитофон и пролистал кассеты. Наткнулся на саундтрек к фильму Элвиса "Тюремный рок". Представил, как он поёт заглавную песню "You’re So Young And Beautiful".

Я услышал стон.

Это была голова. Рот открыт, как у собаки, выпрашивающей печенье. Кончик языка был откушен. Она узнала меня. Она указывала на меня.

ТЮРЕМНЫЙ РОК

Я выбежал за дверь и в туалет, рвота уже приближалась к моим зубам. Потливость, онемение. И вот он, мой новый друг, в ближайшей ко входу кабинке без дверей. Человек, который был в комнате Селандин до меня.

Человек с кровью на губе. Он улыбается, говорит, как голова не чувствовала боли. Он знал, что я знаю, о чём он говорит. Сказал, что это как изнасиловать девушку, а потом убить её, потому что она знает, кто ты.

Совершить преступление, не думая о последствиях.

Когда он ухмыльнулся кровавыми тонкими губами и сравнил это с тем, как заполучить лучший кусок торта и съесть его, поправляя ремень, как настоящий мужчина, я ударил его. Застал его врасплох. Я бил его до крови. Оставил его лицом над треснувшей фарфоровой чашей, волосы свисали в воду, как будто он мыл голову в унитазе.

Я прошёл мимо автоматов с презервативами к зеркалу. Снял свои "Ray-Ban" и уставился на своё выпуклое лицо. Я хотел выбить всё дерьмо из зеркала, из моего отражения.

Но хватило здравого смысла помыть руки и успокоиться.

Я вернулся к сцене, засунув руки в карманы куртки, и сказал Норму, что хочу вернуться в "Plaza".

У девушки, танцующей на сцене, когда мы вышли, было два шрама от мастэктомии^[13].

* * *

Той ночью мне снились ужасные вещи, как парню, которого заставили уснуть в ночь перед тем, как его наутро привяжут к электрическому стулу.

Я снова был в "Белладонне", сидел в центре сцены. Селли танцевала со стеклянными глазами. Убаюкивая голову, когда Пэтси Клайн распевала "I’m Back In Baby’s Arms". Толпа сходила с ума.

Селли исполняет танец змеи под песню "The Stroll", веет по сцене, свесив голову с края. Мужчины запихивают голове в рот долларовые купюры. Селли стоит и качает головой взад и вперёд, кистозная голова внизу болтается, как мешок для калоприёмника. Селли не обращает на меня внимания, голова единственная, кто узнаёт меня во всём месте, во всём городе, во всём мире.