Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 28

Наваррцы вообще жизнерадостные и склонные к веселью ребята, любящие улыбаться, шутить… Много разговоров было о женщинах, но все эти разговоры, даже если они ведутся непосредственно о близости, несут в себе какой-то оттенок флирта, романтики, чувственности… Мои новые знакомые очень любят петь и играть на гитарах; выходя на прогулки, они иногда их где-то достают и тогда вечер украшается довольно красивой музыкой и пением.

И при всей этой внешней невоинственности на поле боя рекете не уступают бойцам иностранного легиона или регуларес. Нет, конечно, им не хватает боевого опыта марокканцев, но смысл-то как раз и заключается в том, что боевой опыт приобретается на полях сражений. А вот мораль воинов, их стержень, дающий силы драться, даже если враг сильней, – именно он порой решает судьбу сражения. Вера и непоколебимая убеждённость карлистов в своей правоте, как раз и были тем стержнем, что делал рекете очень неуступчивыми противниками на поле боя.

…Всё это время я был несколько в стороне от наваррцев. С удовольствием наблюдая за весельем и жизнерадостностью соседей, я всё-таки не мог их полноценно разделять. Сказывалось тяжелое детство, в котором практически не было верных друзей-мужчин, в котором окружающие люди чаще вызывали страх, а позже настороженность и агрессию. В компании дроздовцев, чья жизнь также не давала особых поводов радоваться, я чувствовал себя вполне комфортно, но среди новых друзей я порой ощущал себя чужим. Однако им хватало такта это понять и не навязываться, и мои отказы не отталкивали наваррцев, а вызывали лишь сдержанное сочувствие. В конечном итоге, я сам начинал искать общения с ними, сам раскрывался. И пускай среди рекете я не чувствовал себя как дома, но, по крайней мере, как в гостях у добрых и надёжных друзей точно ощутил. Это дружеское общение дало мощный толчок в изучении языка: к концу месяца, проведённого в госпитале, я довольно сносно начал лопотать на испанском.

В это же время события на фронте разворачивались своим чередом и вызывали наш бурный интерес. После последнего штурма высоты Пингаррон битва в долине реки Харама сама собой затихла: противники с обеих сторон не могли добиться решающего преимущества, упираясь в мощную оборону врага и неся при этом сильнейшие потери. Не знаю, как у республиканцев, но силы регуларес в этом сражении были серьёзно подорваны, большие потери понесли воины из иностранного легиона.

А вот итальянцы, чья численность в Испании достигала уже порядка пятидесяти тысяч, в этой «мясорубке» участия не принимали. Их корпус был превосходным резервом и Франко, принявший титул генералиссимуса, решил использовать возможность ввести их в бой. Ещё не затихли перестрелки на Хараме, а итальянцы начали своё наступление северо-восточнее Мадрида на городок Гвадалахара.

К слову говоря, итальянцев ненавидели не только «красные» испанцы: «белые» также очень недолюбливали союзников с Апеннин. И было за что: «макаронники» воспринимали Испанию как государство, которое в дальнейшем станет их полуколонией. При этом итальянские офицеры и солдаты даже как-то и не скрывали подобных намерений, что безусловно, оскорбляло испанцев. Настораживало и то, что корпус фашистов держался особняком, имея своё командование, с которым приходилось договариваться. Это было похоже не на военную помощь, а скорее на интервенцию. Кстати, республиканцы именно так и трактовали действия итальянцев.

Кроме того, «макаронников» не очень уважали за их непомерные амбиции и неспособность подкрепить слова действиями. Ну а я неплохо знал историю и ещё до Испании сформировал своё мнение о выходцах с Аппенин, которое совершенно не отличалось от мнения окружающих.

Итак, что я знал об Италии? Понятно, во времена Рима они захватили огромные по тому времени территории, сделав Средиземное море «римским озером». Но после продолжительной деградации граждан, империя, созданная непобедимыми легионами, пала. С тех пор и до девятнадцатого века государства, существовавшие на Апеннинском полуострове, не играли какой-либо существенной роли в Европейской политике. И на момент воссоздания державы Италия состояла из множества крохотных раздробленных княжеств и королевств.

Объединились они в пламени гражданских войн. Лидером и вдохновителем их был Джузеппе Гарибальди, на родине прославленный как национальный герой. Но я-то знал, как русский (хоть и на чужбине), что во время Крымской войны Пьемонт (королевство Сардиния, одно из Итальянских государств) поддерживал наших врагов, и Гарибальди был сторонником этого решения…

В конце девятнадцатого столетия Италия как молодое государство, ищущее возможность колониального развития, сблизилось с кайзеровской Германией. Это было объективно, так как обе страны развивались в тот момент по одной модели (объединение из мелких осколков в единое целое, поиск возможного развития и захвата колоний). В дальнейшем из Германии, Австро-Венгрии и Италии сформировался единый военно-политический блок – Тройственный союз.

Перед началом Первой Мировой войны итальянцы искали возможность развить своё государство путём войны с более слабым противником. Им стала ослабленная Турция, потерпевшая поражение в Ливии. Затем началась Мировая Война, в которой итальянцы повели себя как настоящие предатели, в начале отказавшись поддержать Германию и Австро-Венгрию, а после нанеся австрийцам вероломный удар в спину. Однако, на поле боя австрияки крепко проучили «макаронников», и, если бы не начавшееся масштабное русское наступление, вошедшее в историю как «Брусиловский прорыв», Италия перестала бы существовать.

После войны был кризис, который закончился приходом к власти Бенито Муссолини и сторонников его идеологии – фашизма. На начальном этапе это обновило страну и в лучшую сторону повлияло на её развитие. Однако затем правительство «дуче» сделало ставку на милитаризацию Италии и её колониальное развитие.

На этот раз жертвой стала Абиссиния (Эфиопия). Отсталые в военном и промышленном отношении эфиопы, тем не менее, оказали яростное и мужественное сопротивление. И главным фактором их поражения стало то, что африканцы просто не имели современного вооружения. В лучшем случае они были вооружены образцами «огнестрелов», самые «молодые» из которых создавались ещё в девятнадцатом веке. Нередко эфиопы шли в бой с луками и дротиками! Конечно, они ничего не могли сделать при абсолютном господстве авиации итальянцев, никак не могли остановить их танкетки.

Покорив Эфиопию, «макаронники», как драчливые петушки, влезли в Испанский конфликт. Но здесь им противостояли не вооружённые луками негры…

Операция под Гвадалахарой было запланирована, в общем-то, далеко не глупо, и имела все шансы на успех. Во-первых, лучшие силы республиканцев были заняты на Хараме, а на направлении главного удара итальянцев им противостояли лишь совершенно незначительные силы. «Красные» даже не догадывались о мощи группировки противника. Во-вторых, со стороны фашистов были свежие части, неутомлённые продолжительными боями. Они обладали абсолютным превосходством на земле и в числе бронетехники, и в артиллерии. Ударная дивизия «Литторио» (отважная), сформированная из ветеранов Эфиопской войны, была полностью моторизована.

Однако, первый успех, когда итальянцы легко проломили оборону республиканцев, вскоре сменился упорными боями. Главной ошибкой, которую допустило командование фашистов, стало глубокое эшелонирование армейских частей в полосе наступления. Одновременно удар наносила только одна дивизия, через некоторое время её должна была менять свежая. Таким образом, войска не должны были выдыхаться в наступлении. Так планировалось. А на деле «макаронники» просто не реализовали своего численного преимущества. Удары одной дивизии умудрялась сдерживать одна бригада, то есть одна бригада держала весь корпус!

А республиканское командование среагировало на этот раз адекватно. Против итальянцев начали сразу же перебрасывать подкрепления. И в том числе под Гвадалахарой оказалась дивизия, ведомая героем Харамского сражения Энрике Листером. Это был особый командир, лично водивший своих солдат на поле боя и устраивающий свой штаб непосредственно у линии фронта: так он получал возможность лично контролировать ситуацию и вдохновлять людей. Слухи о его храбрости и воинском умение были темой разговоров даже среди наваррцев, а ведь признание ярых врагов было высшей похвалой для «красного» командира!