Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 21

Принесли поздний завтрак. Есть, после увиденного, вроде бы не хотелось, но запах горячего заставил изменить решения. На рисовую кашу с мясом набросились и испанцы. Но едва ли я заглотнул пару ложек ароматного варева, как появился капитан и буквально наорал на меня. Что же, сам виноват: «дрозды» в своё время объясняли мне, что ранение в живот, если человек до этого поел, практически всегда кончается смертью. Забыл после стольких событий.

Однако попытка остановить трапезу испанцев поначалу успеха не имела. Лишь когда капитан жестами объяснил, чем опасно есть сейчас, некоторые отложили котелки в сторону. Не все. Но в конечном итоге, это было их право. Настроение этот эпизод окончательно испортил.

Мои ребята чуть приободрились, увидев, как уже наша авиация полетела бомбить позиции противника. Ну что, «красные», сейчас вы узнаете, каково нам было поутру!

Со стороны противника заговорили зенитки. Но попасть по самолётам было не так-то просто. Тем не менее, я увидел падение как минимум одной нашей машины.

Но вдруг с земли в небо, к нашим самолётам, устремились какие-то точки. По спине побежал холодок, когда я понял, что это те самые «бочонки», от которых мы прятались с утра.

Мы не могли каким-либо образом предупредить лётчиков; те же не видели приближающуюся снизу опасность…

Я не мог разглядеть подробностей воздушного боя на таком расстояние, хотя тщетно пытался всмотреться и что-то увидеть. Когда самолёты противника поднялись на уровень наших, они открыли огонь: первые трассы ещё можно было как-то различить. Затем всё смешалось в грандиозную свалку, из которой время от времени к земле устремлялся очередной сбитый летун. Их было на удивление мало – 3 штуки на моих глазах, при такой интенсивности боя! Несколько дымящих самолётов ушло на свои аэродромы.

Но в какой-то момент из эпицентра схватки вырвалось сразу несколько точек, которые стали стремительно к нам приближаться. Я демонстративно передёрнул затвор винтовки, показывая испанцам, что на этот раз мы будем стрелять, а не жаться на дне окопов. Но ведь и у самого сердце в пятках…

…Вот они, самолёты. На более близком расстоянии я различаю, что практически у земли идёт одна из «бочек». У неё на хвосте висят сразу два моноплана. Они азартно пытаются достать противника, яростно стреляя из пулемётов. Судя по звуку и мощным трассам, преследующим «красного», пулемёты у них более солидного калибра. Но последний отчаянно маневрирует и пытается всеми силами сбить прицел наседающих врагов.

Видя это избиение и предвкушая скорую гибель вражеского лётчика в глубине души, я ему даже посочувствовал. Очень живо представилось, что чувствует пилот, находясь в машине, которую неминуемо уничтожат, без возможности даже ответить.… Но именно в этот миг с неба смертельными тенями свалились ещё два самолёта противника. Они были быстрее своих врагов, которые никак не сумели среагировать. Попытки оторваться не привели к успеху: на хвосте замыкающего самолёта скрестились пулемётные трассы «красного». Наш самолёт развернуло в воздухе и в каком-то сумасшедшем вращении понесло на землю.

Второй лётчик попытался заложить крутой вираж, сманеврировать. Ему это практически удалось, двойку противников он сумел сбросить с хвоста. Но теперь я воочию убедился, что мелочей в бою не бывает: тот, кого изначально атаковали немцы (или итальянцы), сам завернул хороший вираж и устремился вдогонку. При этом он был ниже по высоте и невидим для франкиста. Его атака была столь же внезапна, как и падение «красных» с неба, и столь же эффективна: от очередей, ударивших по днищу, наш союзник загорелся прямо в небе.

Нам повезло хотя бы в том, что «красные» на этот раз не пытались нас штурмовать. Воздушный бой вскоре закончился, видимо, из-за нехватки горючего. Но на позициях противника мы наблюдаем какое-то волнение, суету. Затем на передовые позиции врага подтянулись танки. Итак, очередная атака, которую обещал нам капитан…

…На этот раз атакующую пехоту на нашем участке поддерживала бронетехника. Два танка и две сотни пехотинцев против человек семидесяти оставшихся в строю франкистов. Я перекрестился, мысленно моля Господа позаботиться о маме и о прощении грехов. А судя по глазам испанцев, они уже были готовы побежать.

– Эй! Да мне плевать, что вы меня не понимаете! У вас есть гранаты (хватаю одну из них для наглядности), у вас есть оружие (вскидываю винтовку)! Но я (ткнул в себя пальцем) сражаюсь за вашу (показываю на них) землю (рука опущена к земле)! И я буду их (ткнул пальцем в сторону противника) убивать (провожу пальцем по горлу)! А вы (снова указываю на них)?

Затем разворачиваюсь лицом к врагу и начинаю целиться. У винтовки достаточна приличная дальности стрельбы. Учитывая, что «красные» снова прут толпой, попасть будет не так сложно. Гремит мой первый выстрел.

…Зарубку я делать не стал, понимая, что мне не поверят. Да и не факт, что кого-то убил. Если зацепил только. Однако, главное мне удалось: испанцы собрались с мужеством и также открыли прицельный огонь.

Мы неплохо постреляли, прежде чем пулемётные очереди танков стали бить ровно под срез бруствера. В моей группе из 17 человек был первый погибший и двое раненых. Один тяжело в голову: считай не жилец. Теперь мы посылали пули, лишь на секунды высунувшись, практически без прицела.

Ситуацию попытался переломить штабс-капитан, открыв пулемётный огонь. Но в ответ оба танка с коротких остановок начали садить по позиции «медведя» из пушек. Маленьких, тоненьких, коротеньких – но пушек. Аркадию Юрьевичу явно приходилось несладко.

В очередной раз высунувшись из окопа, я увидел, насколько близко подобрался противник. Он был уже почти рядом; «красным» оставался финальный рывок. Наша неприцельная стрельба была совершенно не в состоянии их остановить…

Грохот моторов бронемашин, холодящий звук надвигающихся гусениц, явная дрожь земли от веса бронированных монстров (они уже не казались мне маленькими) – всё вместе сводило с ума. Уже и я сам чувствовал, как остатки мужества покидают душу. И тут над окопами послышался голос капитана. В начале, я даже не понял его, но затем слова командира подхватили остальные «дрозды»:

Мне сразу вспомнилось плавание, наша учёба, лицо мамы… И её слова, с которыми она меня напутствовала. «…вперёд, без страху! С нами Бог!…». Я не пою, я только шепчу.

– Бойцы! – кричу басом, добавляя в голос сколько возможно металла – Гранатами – тянусь за одной, что стоит на выемке. Остальные следуют моему примеру – Огонь!

Гранаты летят по всему периметру траншей. «Красные», совсем уже было обнаглевшие под прикрытием танков, как раз попытались броситься вперёд, в штыки. Но наша атака эту затею сорвала.

Только танки никуда не делись. Они не стали двигаться вперёд без пехоты, поливая траншеи пулемётным огнём, иногда стреляя из пушек… Это какой-то кошмар.

И вот он, момент истины: республиканцы, бешено крича, бросаются вперёд. В последний момент мы успеваем высунуться из траншей и дать залп в упор. Но противникам оставались считанные метры, которые они преодолел уже по инерции…

Одно мгновение, и слева от меня в окоп спрыгивает первый враг. С разворота бью прикладом в челюсть. Валится, как подкошенное дерево – готов. Следующий прыгает прямо на меня, буквально прибив ногами к стенке. Его бьёт штыком в бок один из моих испанцев, и тут же гибнет от выстрела в голову.

Выхватив наган, снимаю стрелка. Боль в груди дикая, подняться сразу не удаётся. Лёжа на земле, стреляю в очередного противника, пытающегося поразить в спину одного из моих бойцов.

Истеричный крик – слева на меня бежит «красный», держа в руках винтовку с примкнутым штыком. Две пули в грудь останавливают его бег.