Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 15

— А как же! — хитро прищурившись, ответил Шут. — Вот прямо сейчас с облака смотрит на нас и посмеивается над нашими речами в бороду.

— На свете столько никчёмных людей, — сказал Виконт. — Бог зевает от скуки, наблюдая за ними.

Шут пожал плечами и ответил:

— Все люди — творения Божьи… Люди как листья на дереве. Есть большие, красивые, гордые. Есть маленькие, больные, униженные. Но все они — дети дерева, и всех своих детей оно любит.

— Любит-то, любит, — усмехнулся Виконт, — но как-то по-разному. Одни рождаются в рубашке и с серебряной ложкой во рту, а другие не знают ничего, кроме нищеты и невежества.

Шут устроился поудобней у костра и предался воспоминаниям.

— Помню, по молодости я послушничал в Турском монастыре. Был у меня наставник — старый, седой монах, отец Эристарх. Вот как-то я ему высказал примерно то, что и вы сейчас, Виконт. А он взглянул на меня светло, потом поднял голову и кивнул вверх.

— «Посмотри на этот высокий бук», — сказал он. — «Видишь, как много листьев у него? И все они нужны ему… Прислушайся к шороху листьев. Слышишь, как нижние листья упрекают верхние за то, что они мешают им, за то, что весь солнечный свет достаётся верхним, а нижним остаётся довольствоваться рассеянным светом. «Как это несправедливо!» — говорят нижние листья. Но дерево живёт, дерево растёт, и смеётся, слушая речи своих неразумных детей… Так и люди — завидуют, обижаются, сердятся. А всё потому, что, как эти неразумные листья, не видят дерева, которому служат, а видят только себя. Как только они поймут, что отдельный листок не имеет смысла без дерева, они забудут свои обиды, зависть, злобу».

Шут замолчал, задумавшись.

— Тебе надо было остаться в монахах, — пошутил Виконт. — Можешь проповеди читать, не хуже аббата.

— Нет, я к этому не готов! — замотал головой Шут. — Характер у меня непоседливый и озорной. Для монашеского послушания негодный.

Виконт отдыхал в траве, под деревьями, наблюдая, как большой майский жук ползёт по веточке. Он подставил ладонь, и жук заполз ему на руку. Виконт поднял руку, и жук взлетел в небо.

— Вот этот жук, например, тоже для чего-то живёт, — сказал Виконт. — Имеет свои желания, может быть, надежды. Почём мы знаем?.. Я вот подумал, этот мир мог бы прекрасно обойтись без нас, без человека. Те же облака плыли бы по небу, те же жуки ползли по своим делам — ничего бы не изменилось без нас.

— Мир без человека был бы бесчеловечным, мир без жука был бы бесжуковным, — рассудительно заметил Шут, укладываясь на ночлег, и было неясно — шутит он или всерьёз?

Впрочем, через минуту он легко вздохнул и, как младенец, заснул. Вскоре заснул и Виконт. Артур ещё долго сидел у небольшого костра, подбрасывая в него сухие веточки и слушая, как они трещат в огне. Наконец он прилёг у костра, закрыл глаза и уснул под этот мирный треск, тихое пение сверчков и шуршание ёжиков в палой листве.

— По-моему, мы заблудились, — сказал Шут, когда наутро они завтракали у костра. — И, как назло, никого вокруг нет, чтобы спросить дорогу. Ещё день пути, и я не удивлюсь, если мы выйдем к Парижу.

— Хорошо, если к Парижу, — невесело усмехнулся Виконт. — Хуже, если вернёмся к Анжеру.

— Давайте, я заберусь на высокое дерево и посмотрю сверху, — предложил Артур. — Может быть, увижу дорогу или какую-нибудь деревеньку.

Выбрав высокий бук, он с ловкостью обезьянки полез наверх. Вспугнул какую-то птицу, которая, хлопая крыльями, полетела прочь. Наконец залез достаточно высоко, чтобы можно было увидеть окрестность. Повсюду простиралось зелёное море леса с редкими островами полян и проплешин. Далеко-далеко, где кончалось зелёное море, виднелись холмы. На вершине одного из холмов он заметил маленькую, как будто игрушечную, мельницу. Запомнив направление, он полез вниз.

Дождь собирался весь день. Небо хмурилось и угрюмилось, съедая последние лучи Солнца, которые едва пробивались сквозь грозовые облака. Шут смотрел в небо с беспокойством и подгонял путников, призывая ускорить шаг. Артур шёл впереди, стараясь не сбиться с выбранного направления. К вечеру вышли из леса к подножью небольшого холма, на самой вершине которого высилась заброшенная ветряная мельница. И в этот момент грянул гром, небо прочертила первая молния, и потоки воды хлынули на землю, словно Бог открыл заслонку небесного резервуара.

— Скорее туда!

Артур бросился вверх по холму к ветряной мельнице. Её ободранные крылья вертелись как бешеные. Ветер усилился, дождь хлестал путникам прямо в лицо, раздавая всем мокрые пощёчины.

Забежав внутрь мельницы, нашли сухое место, куда не доставал дождь, и стали отжимать промокшую верхнюю одежду.

— Вот это ливень! — по-мальчишески радовался Шут. — Вот это я понимаю — от души! Хорошо хоть успели найти укрытие.

Немного отдохнув, Шут обошёл мельницу, отодрал несколько сухих досок и вскоре на полу уже горел маленький костёр, и путники смогли обогреться и просушиться.

— Эта мельница уже лет пять, как заброшена, — рассказывал Шут. — Построил её, говорят, некий мавр, приехавший в наши края из Кордовы. Но не ужился он здесь, мавров у нас не любят — помыкался, помыкался, да продал мельницу отставному солдату и уехал к себе обратно… Старый мельник, если жив ещё, работает где-то на каменоломнях. Графский суд приговорил его за убийство жены. Жена, говорят, у него была молодая, красивая… Однажды проезжал мимо молодой шевалье, один из слуг графа анжуйского. Заехал на мельницу, воды напиться. Принесла она ему воды, да слово за слово, разговорились, разулыбались. Влюбилась она в молодого шевалье и через пару дней сбежала с ним. Затаил старый мельник на неё злобу, и, когда через несколько месяцев она вернулась к родителям в деревню, он пришёл к ней и хотел увести с собой. Она ни в какую! Упёрлась и стоит на своём. «Не хочу тебя знать, не люблю тебя, и никогда не любила. Против воли моей меня замуж выдали». Озверел мельник, схватил оглоблю и со всей дури хвать её по голове. Она разом и померла. Скрутили его, связали, да впоследствии суд учинили. Граф наш старый, строгий был человек. Отправил его в турскую тюрьму, а оттуда уже он пошёл в колодках на каторгу. Мельница долго стояла бесхозная, обветшала, осыпалась. Так никто её к рукам и не прибрал. Далековато от деревни. Я так полагаю, постепенно её на дрова разберут.

— Откуда ты всё это знаешь? — устало проговорил Виконт.

— Птички рассказали, — не затруднился с ответом Шут. — Они всё знают.

Артур с интересом, задрав голову, оглядывал устройство мельницы. Хотя крылья крутились, вал не вращался и жёрнов тоже. Видимо все верёвки уже растащили. Под крышей на перекладинах сидели стайки ласточек и стрижей, нашедших укрытие от непогоды.

Поужинав, устроились на ночлег. Виконту досталось самое удобное место. Шут прикорнул у него в ногах. Артур пристроился спать сидя, прислонившись к пустой бочке. Непогода продолжала бушевать за стенами мельницы. Дождь хлестал, не переставая, но гром и молнии прекратились.

Виконт и Шут быстро уснули. Артур долго не мог заснуть. Он сидел и представлял, как здесь раньше кипела жизнь, вертелся тяжёлый жёрнов, мучная пыль висела в воздухе и оседала на землю, крестьяне привозили и сгружали зерно, увозили мешки с мукой, а молодая мельничиха ходила под деревянными крыльями и мечтала о любви.

Наконец он заснул под монотонный шум дождя.

Проснувшись утром, Артур вышел из мельницы и сел рядом с Шутом на траву. Шут протянул ему флягу с водой.

Виконт бродил у подножия холма в задумчивой меланхолии. Он смотрел то на небо, то в землю, теребил в руках ивовый прутик. Артур и Шут наблюдали за ним сверху, сидя у стены мельницы.

— Виконт потерялся, он утратил смысл жизни, — грустно отметил Шут. — Нет попутного ветра для того, кто не знает, куда он плывёт.

Он на минуту задумался и потом сказал:

— Продукты кончаются. Надо что-то делать. Пойдём к Виконту, у меня есть предложение.

Они спустились с холма и подошли к Виконту.

— Я понял, где мы находимся, — сказал Шут. — Здесь проходит граница между графствами Анжу и Блуа. Я бывал здесь, правда, очень давно — в далёкой юности. Если я ничего не путаю, вот в той стороне, — он указал за холмы, — дорога на Тур. — Но, чтобы всем не плутать, предлагаю вам остаться здесь, а я пойду в разведку. Либо найду дорогу, либо найду того, кто мне эту дорогу подскажет.