Под открытым небом (СИ) - Астафьева Александра - Страница 9

Я как могла себя сдерживала, но она сама напросилась. Выпрямляюсь и, оборачиваясь к ней, выстреливаю:

– У тебя все? Или еще есть надежда, что в твоей голове осталась хоть какая-то капля здравого ума? Потому что твои крошечные, жидкие мозги, внезапно вытекли в неизвестном направлении, а губы в виде куриной задницы, – комично поджимаю свои, изображая ее рот, – едва поспевают промямлить очередное вылетающее из них дерьмо…

– Всем доброе утро!

Входит в класс мистер Эриксон, и, к сожалению, я не успеваю выплеснуть ей в лицо все то, накопилось за долгое время и со смаком вертится на моем языке. Жаль, эта кукла заслуживает большего унижения.

Что, не ожидала? Вижу, как в глазах Сары плещется ни то удивление, ни то испуг. До меня доносится лишь слово «сучка», а затем, резко развернувшись, она ковыляет через весь зал на своих пуантах к только что вошедшему балетмейстеру. Подлиза.

С облегчением понимаю, что скоро начнется занятие и я, наконец-то, абстрагируюсь от всего.

– Джиа, – внезапно громко произносит мистер Эриксон, когда завязываю пуанты, привлекая к себе внимание остальных. – Рад вновь видеть тебя здесь.

– И я рада, – широко улыбаюсь ему в ответ.

– Давайте начинать, – поглядывает на свои часы.

За фортепиано уже сидит наш аккомпаниатор мисс Борджи, готовая к воспроизведению вступительного поклона.

– Приступим к нашей разминке у станка, – объявляет после приветствия обыденным голосом мистер Эриксон, и каждая расходится по своим местам.

Я стараюсь держаться подальше от всех, с остальными девочками у меня приятельские отношения, но для моего внутреннего успокоения просто необходимо представить, что я одна в этом огромном балетном классе.

Мистер Эриксон проводит урок в своей обыденной форме педагога, произнося наполовину балетные термины и названия упражнений на французском языке. Одетый в повседневные черные брюки и легкую светлую рубашку, изображает вполноги движения в своей профессиональной манере балетмейстера-репетитора. Он работает не без помощи своего ассистента – ученицы, демонстрирующей наиболее верное изложение танцевального материала.

После упражнений на станке мы плавно переходим работать на середину зала.

Экзерсис на середине считается более сложным по выполнению упражнений классического балета. Смысл заключается в том, что ты работаешь без опоры, и мышцы тела находятся в постоянном напряжении и во взаимодействии друг с другом. Далее следует выполнение действий по диагонали, которые включают в себя различного вида вращения из одной точки зала в другую, большие прыжки, подобные полету, или обычная танцевальная комбинация, состоящая из нескольких упражнений.

Спустя какое-то время мы снова оказываемся на середине зала для того, чтобы привести разгоряченные мышцы своего тела в спокойствие и порядок. Прошло полтора часа, и это не предел. Раньше, когда я была в балетном составе театра, после экзерсиса шла отработка танцевального материала, сольные версии, партии с партнером или без него. Теперь меня это уже не касается. Поэтому, когда я собираюсь выйти из класса, непроизвольно бросаю взгляд на Сару, ухмылка которой так широко растягивается, что сразу напоминает мне образ Джокера из комиксов о Бэтмене. Буэ.

Глупая, не иначе.

Посмотрим, как долго она продержится на новом поприще. Помимо нее существует множество других более профессиональных и способных балерин.

Я собираюсь уже попрощаться с балетмейстером и незаметно выскользнуть из класса, как мистер Эриксон опережает меня:

– Джиа, зайди ко мне в кабинет после того, как переоденешься. Нам нужно поговорить.

– Хорошо, сэр… – остается мне только ответить.

Находясь в комнате для переодевания, меня вновь одолевают мысли о том, как быть дальше, ведь теперь я нахожусь в таком состоянии, к которому, видимо, стремилась – у разбитого корыта. И вообще, мне необходимо найти работу. Я не позволю себе проживать долгое время у Жаклин, это неправильно. К родителям я тоже не вернусь.

Тяжело вздыхая, надеваю светлые джинсовые шорты, белую футболку и любимые черные на толстой подошве кеды. Несколько ловких и быстрых движений пальцами рук – и мои длинные волосы завязаны на макушке. Прихватив свой рюкзачок с танцевальными принадлежностями, направляюсь в кабинет балетмейстера, предвидя, о чем пойдет наш разговор. О моем нынешнем положении в искусстве танца. Надеюсь, он не попросит меня оставить его классы.

От досады я прикусываю нижнюю губу и для приличия негромко стучусь, затем приоткрываю дверь кабинета и заглядываю:

– Можно?

– Конечно, Джиа, входи.

Мистер Эриксон сидит в своем кресле за столом и, не отрываясь от монитора, звонко печатает на клавиатуре.

– Садись, – предлагает мне, указывая на находящийся напротив него стул.

Нерешительно присаживаюсь, сминая в своих руках мешкообразную сумку с формой.

– Джиа, я позвал тебя не для того чтобы отказать в дальнейших занятиях. Тебе ведь известно, что ты одна из моих любимых учениц среди балерин. Прежде всего, я считаю тебя своей коллегой и профессиональной разносторонней…

– Балериной, – помогаю ему в определении.

Он прищуривается.

– Не только. Когда я хочу сказать танцовщица по отношению к тебе, я именно это всеобъемлющее слово имею в виду. «Танцовщица», не важно, это балерина или исполнительница современной хореографии, или даже пантомимы, ты именно профессиональная танцовщица, добившаяся определенных успехов в большом театре, и я уверен, что тебе подвластны и другие направления в мире танца. Все двери открыты перед тобой, нужно только разобраться в себе и понять, что важно для тебя сейчас, и кем именно ты хочешь стать.

Он замолкает буквально на пару секунд. Я еле успеваю за его словами, переваривая сказанную им только что информацию, как он продолжает дальше:

– Хочу предложить тебе работу. Инициатива исходит не от театра, конечно же, а от самого учебного заведения, – руками он обводит пространство кабинета, в котором мы сейчас находимся. – Я узнал, что небольшая группа танцовщиц в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет осталась без своего наставника. Сразу же подумал о тебе, потому как ты имеешь преподавательскую степень обучения.

Мне хочется возразить ему, ведь я не имею опыта в качестве балетмейстера-репетитора. Но понимаю по его взгляду, что мне не удастся ему возразить.

– Я все улажу. Это временно, Джиа. Ты же нуждаешься в работе.

Согласно киваю, не вымолвив ни слова.

– Вот и отлично. Твой ответ понадобится на следующей неделе. А пока у тебя есть время для того, чтобы взвесить все «за» и «против».

Я будто проглотила язык. Не знаю, как воспринимать эту новость: радоваться или огорчаться. Да, мне нужна работа, но преподавательская деятельность подобна скромной танцевальной жизни в запертых хореографических классах, в то время, как мною было потрачено множества сил и энергии. Для чего? Чтобы вот так почтенно, но скучно провести свою жизнь?

– Конечно, мистер Эриксон. Я дам вам знать, как можно быстрее. Благодарю за вашу помощь и поддержку.

– Не стоит, Джиа. Я всего лишь хочу тебе помочь.

Выходя из кабинета, все еще думаю над его предложением. Интересно, как отреагирует на это отец? При мысли о нем, мгновенно оказываюсь воспоминаниями в доме, где мы с сестрой провели все свое детство. Они не самые теплые, в последнее время я не ощущала там домашнего уюта. Все дело в отношениях между мной и отцом.

И даже не матерью, которая каждый час прислуживает ему, выступая в роли его собственной марионетки.

– Девочки, пожалуйста, чувствуйте себя как дома, – язвит отец, когда мы с Жаки сидим в гостиной за столом, который просто ломится от блюд, приготовленных личным домашним поваром.

– Джордж, – сидящая рядом с ним мама делает ему деликатное предупреждение, чтобы он не вел себя как козел в нашем присутствии.

После такого его словесного вступления, ни один кусок в горло не полезет. Но я стараюсь держать свой нрав в руках, пока мы молча приступаем к нашему ужину. В воздухе повисает неловкая пауза, и складывается впечатление, что мы не одна сплоченная семья, а незнакомые друг другу люди. Помещение наполняется звонким эхом постукивания серебряной вилки о дорогую фарфоровую тарелку, а из стереосистемы ненавязчиво доносится приглушенная классическая музыка.