Во все Имперские Том 6. Дриада (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 39

Сестра Таня в своей обычной манере бросилась ко мне обниматься, я поморщился:

— Тань, а ты уверена, что тебе нужно здесь быть?

— Конечно, братик! Ты же сам согласился взять меня в ложу!

— Мда, но одно дело — махать ритуальными топориками на сборище масонов, а совсем другое — махаться с сотней агентов Охранки. Так что если хочешь — можешь уйти…

— Ну уж нет! — Таня обиженно замотала головой, — Это просто оскорбительно, брат! Я хочу сражаться, я буду сражаться. Это же не только дело ложи, это наше Нагибинское дело. И нечего волноваться! Мы сегодня всех порвём, где Нагибины — там и нагиб…

Ага. Так-то она, конечно, была права, вот только полноценный Нагибин был тут только один — я. Мой брат — инвалид, по которому дурка плачет, а моя сестра — еще совсем юная магичка без реального опыта. Но грузить всем этим Таню я, разумеется, сейчас не стал. Уж не знаю, как бы поступил мой батя, но я полагал, что реальный опыт Тане нужен, а получить его сестрица сможет только в бою. Кроме того, я лично собирался проследить, чтобы Таня не померла по ходу нашего предприятия.

Вообще же, боевой настрой Тани мне понравился. Вот только подобный детский задор обычно длится до первого заряженного аурой удара по роже…

Последней присутствующей была моя первая жена — принцесса. Девушка была сегодня мрачна, смотрела рассеянно, длинная черная коса у неё была заплетена небрежно… Я очень надеялся, что у жены сегодня не очередной приступ шизы, ибо идти в бой с шизофрениками в стадии обострения — так себе идея.

Я поцеловал принцессу в пухлые губки, потом приобнял её. Второй рукой я подтащил к себе Машу, которая упиралась, как осёл на веревочке.

Это был кринж. Возможно, даже самый кринжевый момент в моей жизни. Но ничего не поделаешь — сказать это было нужно, причем прямо сейчас.

— В общем, кто не знает… — начал я, прочистив глотку, — Кто не знает — вот это мои две жены. Официальные. Лада Нагибина и Маша Нагибина. Церковь признала этот мой эм… брак. Точнее, мои браки. И я люблю обеих своих жен в равной степени, если это кого-то волнует! Они обе принцессы! Разница лишь в том, что Лада — уже принцесса по праву рождения. А Маша станет принцессой, или скорее даже царицей, когда я воссяду на престол.

Я сурово оглядел окружающих взглядом уровня АРИСТО.

Чумновская ахнула, Пушкин глядел на меня с явной завистью — ну еще бы, этому чепушиле даже одна высокородная жена не светит, не говоря уже о принцессе или сразу о двух женах. Глубина давил лыбу, Петя просто демонстративно отвернулся…

— Поздравляю, барон! — весело провозгласил Шаманов, — У моего деда вообще было четыре жены. Так что ты справишься, брат, я уверен…

— А я не уверена, — пробубнила Маша, вырывая свою руку из моей.

Принцесса уставилась на Машу, взгляд у Лады был отсутствующим и злым одновременно.

— То есть вот это будет теперь жить с нами, муж? — поинтересовалась принцесса, — Оно будет спать с нами в одной постели? Вот это отрепье…

— Это отрепье не будет спать с тобой в одной постели, сука, — парировала Маша, — Оно тебя просто убьет. Так что спать ты будешь в гробу. Возможно вместе с Нагибиным…

— Ну хватит, жены, — потребовал я, — Сейчас нет времени, реально. Так что все эти вопросы обсудим позже, в узком семейном кругу. А сейчас у нас собрание ложи…

— Собрание моей ложи! — агрессивно напомнила Маша, — Я Великий Дракон. И я могу вышвырнуть отсюда твою принцесску в любой момент, Нагибин…

— Можешь. — признал я, — Только в этом будет мало толку, Маша. Ибо твои проблемы с принцессой лежат не в сфере масонства, а в сфере семейной жизни. А вот из семьи ты вышвырнуть Ладу не можешь. Ты пока что не епископ Русской Церкви, Маша…

Все собравшиеся, кроме меня, моих жен и Пети, искренне наслаждались развернувшейся драмой, у князя Глубины вообще был такой вид, как будто он уже достал ведерко попкорна.

Мы с Машей переглянулись, и оба одновременно осознали, что время для перебранки сейчас неподходящее. Лада это решение тоже поддержала — девушка надула губки и делала вид, что Маши вообще не существует… Ну и слава Богу. Пока и так сойдет, а там уже разберусь.

Маша быстро кивнула:

— Ладно, плевать. Начнем наше собрание с обновления ложи…

— Маш, если ты собралась кого-то выгонять… — начал было я, но жена уже ткнула пальчиком в портрет Михаила Багатур-Буланова, прислоненный к кадке с пальмой:

— Я собралась выгонять его.

— Чего, блин? Михаила? Он-то в чём провинился?

Вид у Маши был несколько виноватый, но при этом решительный. Оглушительно стуча по полу каблуками, жена прошла к портрету Михаила, в руке Маши зашипела и загорелась спичка.

Происходило явно что-то нехорошее, но самым нехорошим было то, что Маша меня ни о чем таком не предупреждала. А значит, паршивость происходящего сознает и сама Маша, а значит…

— Эй, это мой портрет вообще-то! — запротестовал Шаманов, — В смысле нарисован на нём Михаил, но принадлежит-то он мне… Мой клан всегда поддерживал…

Но Маша уже выбила ногой портрет из рамы, потом взяла его в руки и подожгла край картины. Огонь стал пожирать мундир Михаила, потом переключился на усатую и смазливую рожу изгнанника.

Маша бросила портрет, от которого теперь осталась только верхняя часть головы Михаила, на пол, потом затоптала его в пепел.

— Ну? И кто же у нас теперь будет вместо Михаила? — поинтересовался я, хотя ответ мне был уже и так очевиден.

— А вот кто! — Маша извлекла из сумочки другую картину — без рамы и скатанную в трубочку.

Маша одним изящным движением раскатала картину — судя по размеру и качеству, это явно была репродукция, причем распечатанная на довольно хреновом принтере.

Чумновская уже второй раз ахнула, чуть ли не громче, чем когда узнала, что у меня две жены. Пушкин выругался, Шаманов хмыкнул, Петя вдруг почему-то вяло улыбнулся. А вот на Ладу было страшно смотреть — девушку прямо затрясло от гнева.

— Это измена! — отрезала принцесса.

Я же молча разглядывал репродукцию, на ней на фоне довольно таки впечатляющего ковра и раскуроченных царских палат мужик с рожей и глазами наркомана обнимал второго мужика — у этого второго лицо было залито кровью, а сам он был одет в перламутровый кафтан.

— Илья Репин, «Иван Грозный убивает своего сына», — с искренним наслаждением сыграл роль википедии князь Глубина, — Оригинал можно увидеть в Третьяковской Галерее. Картина вставлена во все школьные учебники Империи, как демонстрирующая отмороженность Рюриковичей, от которых и избавили нашу страну благословленные Багатур-Булановы…

— Да-да, — перебил я Глубину, — Это даже я знаю. Баронесса, что происходит? Объяснитесь.

— Да ничего особенного, Нагибин, — глухо ответила Маша, сглотнув, — Просто наша ложа теперь поддерживает Рюриковичей. Мы сейчас проведем ритуал реинсталляции. Это не займет много времени.

— Вы могли бы найти и более приятное изображение Рюриковичей, баронесса, — хмыкнул Пушкин.

— Я просто скачала первое, что нашла в интернетах, и распечатала, — чопорно сообщила Маша, — Не нравится — проваливай в другую ложу, Пушкин.

— Клянусь, я сам сейчас уйду в другую ложу, если немедленно не услышу объяснений, — холодно доложил я Маше.

— Да нечего тут объяснять, Нагибин! — Маша почти что завизжала, происходящее явно действовало ей на нервы не меньше, чем нам, — Сегодня утром я дала Алёне слово магократа. Мы все дали, все консервативные масоны, кто был на собрании. И теперь моя ложа должна присягнуть Рюриковичам — то есть Алёне и её мужу. Для этого и нужен портрет, наша ложа теперь будет находится под амвоном Рюриковичей. Это всё.

— Нет, это явно не всё, Маша, — недовольно процедил я, — Какие у этого конкретно будут последствия? Это же явно не просто бессмысленный ритуал?

— Увы, но нет, — выдохнула Маша, — Верно. Последствия будут, Нагибин. Царь каким-то образом смог изменить масонский ритуал. Так что после того, как мы все присягнем сейчас Рюриковичам — никто из нас не сможет нанести Рюриковичам никакого физического вреда, никто из нас никогда не сможет поднять руку на Алёну или Царя. Так это работает.