Волчий корень - Андреева Юлия Игоревна - Страница 23

Он обернулся и увидел, как Федор входит в горницу. Оказывается, все это время он был один: должно быть, заметив состояние гостя, хозяин решил оставить его наедине с мыслями. Такая деликатность Волкову всегда была по нутру, вот чего не хватало Хряку, который, если видел, что Старшой думу думает, просто стоял, переминаясь с ноги на ногу, покашливая, сопя и шумно вздыхая, пока не заставлял обратить на себя внимание.

— Я подумал: может, хочешь взглянуть на убиенного? — Федор положил у печки принесенный им из сеней запас дров, отряхнул одежду.

— Добре. — Волков поднялся. Его полушубок обнаружился тут же на лавке, теплые прогретые валенки, а к ним чистые, должно быть ни разу не надеванные, портянки, хозяин снял с печи и подал гостю. Получается, что, пока Волков витал в облаках, Федор не терял даром времени. Как же приятно натянуть на ноги горячие с печи валенки! Волков поблагодарил и, быстро одевшись, отправился за ожидавшим его Федором. Идти оказалось недалече, ледник располагался буквально в соседнем, стоящем наособицу домике. Волков огляделся, пытаясь сориентироваться на местности, но ничего не вышло, одноэтажные постройки-пристройки соединялись друг с другом сенями. Обычно, начав строиться, хозяин ставил один или два домика с коридорчиком между ними, а потом подрастали дети, и тогда приходилось достраивать помещения для них, вот так и разрасталась усадебка. Здесь, по всей видимости, размещались казармы, и стрельцам было бы, наверное, неприятно соседствовать с привезенными покойниками, поэтому холодный дом и был отделен от всего этого хозяйства.

Стояла глубокая ночь, на ясном, звездном небе светилась яркая белая луна. Волков с наслаждением вдохнул сладкий после натопленного дома, морозный воздух, любуясь, как лунный свет подсветил кружевное, словно платок жеманницы, облачко. Снег искрился, точно белый женский плат или огромный плащ зимнего лесного царя. Полнолуние, самое оборотническое время, — почему-то подумалось ему, и он тут же вспомнил, как отпрянул от него любитель рыбной ловли, по нечаянности признав в государевом дознавателе другого Юрия Волкова — крестного отца. О том, что все Волковы происходят от Всеслава Чародея, Юрий Сигизмундович знал еще с того времени, когда жил в отцовском замке.

— Но, если мы родственники, значит, и в моих жилах течет волчья кровь? — допытывался маленький Габор у приезжавшего к ним Волкова.

— И не сомневайся, — стараясь говорить тише, как будто бы опасаясь, что челядь сумеет разобрать русский, соглашался воин.

— Значит, если я в горах заблужусь и с волками встречусь, они меня не загрызут?

— В горах? — Юрий почесал светлую бороду. — Ты волк, но волки как люди, живут своими стаями, и если ты в лесу окажешься и они почуют в тебе волка, молодого сильного волка, боюсь, вожак решит, что ты пришел занять его место, и вызовет тебя на бой.

В лесах волки действительно жили своим миром, как и люди. К примеру, сейчас Юрий Волков вроде как русский, на государевой службе состоящий, можно сказать — человек солидный и серьезный. А вот в Суздале на него все одно будут коситься так, словно он тать или явившийся из широких степей ордынец. Пойдет ли он в храм вместе со всем честным людом Богу помолиться, косые взгляды со всех сторон: «Нечего тут чужим делать. Молись в своем храме» — и никакой возможности объяснить, что такой же православный, как они все. Куда там. Вот и сейчас он должен взять Федора в оборот и заставить его действовать в интересах следствия, потому как Федор местный, ему и поверят, и запираться не станут. «Заставить» — слово-то какое неправильное. Тем более после того, как он, Федор, ему поверил, выпустил из клетки, накормил, согрел одежду… Нет, тут не приказывать, а просить нужно, по-человечески, по-братски.

— Как рассветет, гонца бы в монастырь послать, чтобы парни мои сюда прискакали, — как можно мягче начал Волков. Федор, конечно, сам не дурак, давно сообразил, что перед ним большой начальник, но дознаватель не хотел без большой нужды давить на хорошего человека.

— Пошлю, отчего же не послать. Хотя, — он подумал, снимая рукавицы и отодвигая оледеневшую щеколду с двери, — может, быстрее будет, если с утречка сами туда съездим? Я провожу.

— И второго моего искать нужно, — напомнил Волков.

— Холопова-то. Уже приказал. Как ты упомянул, что еще один был, я сразу же отрядил пять человек на поиски. Если раненый ушел, есть шанс, что до соседней деревни дотянул как-то или в скирде где зарылся. Может, еще и спасут, зима в этом году не лютая… да и на исходе. — Он помолчал и, виновато взглянув в глаза Волкову, отворил дверь. И прежде чем вошел гость, Федор щелкнул несколько раз огнивом и зажег стоявший тут же на полке масляный светильник.

Свету было, конечно, немного, вытащи покойника наружу, от луны, пожалуй, светлее вышло бы, но Волков прекрасно видел в темноте; кроме того, для опознания особого света и не нужно было. Перед ним лежал Васка Безобразов. Запоздало дознаватель стянул с головы шапку и, перекрестившись, наклонился над телом. Три рваные длинные раны на горле — не нож, не сабля, даже не топор. Такой след могли оставить когти крупного зверя. Одежда оказалась вся залита кровью. Волков ясно разглядел вертикальные потеки: значит, побратим получил это ранение стоя на ногах или сидя в седле и какое-то время еще находился в вертикальном положение. Судя по глубине раны — недолго. Что еще? Он распахнул растерзанный тулупчик. Черная монашеская одежда была в нескольких местах прорвана, на теле те же кривые следы с неровными краями. Зверь?

— Поэтому этот рыбак-тугодум решил, что орудовал оборотень?

— А чем еще можно такие следы оставить, как не когтистой лапой? — Федор пододвинулся ближе, Волков невольно позавидовал его силе духа: шутка ли сказать, человек, которого недавно обвинили в оборотничестве, выйдя из избы, несколько минут почти не отрываясь глядит на полную луну. Теперь же они вдвоем в крохотном домишке, случись оборотню перекинуться в волка, помощи ждать неоткуда, у самого же Федора если и есть какое-нибудь оружие, то в рукаве или за голенищем. Во всяком случае, Волков не заметил, чтобы тот захватил какое-нибудь оружие из дома.

— Можно взять три острых гвоздя, закрепить их вместе и чуть скривить, вроде куриной лапки. — Для наглядности он показал на свою руку. — Вот эдак.

— А потом прикрепить к древку, чтобы размах был, — сообразил Федор. — И кому же это нужно?

— Кому нужно убить человека, которого тут никто не знает? И у которого здесь до этого дня ни с кем ссоры быть не могло.

— Может, кто на коня позарился. Хороший у него конь был? Много у него при себе денег имелось?

Поклонившись мертвому другу, Волков вышел первым и ждал какое-то время, пока Федор запирает дверь.

— Не думаю, чтобы он возил с собой слишком много. Конь же самый обыкновенный, оружие тоже.

— Но коня мы не нашли.

Волков пожал плечами и вернулся в дом.

— Ты бы сильно помог, если бы сказал своим о моей непричастности к убийству и дал человека сопроводить до монастыря, — раздевшись в сенях, размышлял вслух царский дознаватель. — Сам же скачи на двор боярина Потакина, я напишу письмо государю, а ты передашь. Если кто-то покусился на жизнь опричника, как бы здесь не было засады. Государя необходимо предупредить. Сделаешь?

— Я не поеду. — Федор как раз снял шапку, а теперь застыл с ней в руках, опустив голову. — Не по чину мне к государю-то ехать.

— Так я же тебе грамоту дам, чудак ты, право, — не поверил услышанному Волков.

— Нельзя мне, — продолжал упрямиться Федор. — Пусть Лыжин Емельян Кондратьевич отправляется, он человек уважаемый, голова здешний, а я что?

— Я тебе доверяю, а рыболову этому нет. Что за капризы, Федор, ну право, словно красная девица устыдился. Ладно, хватит ломаться, если что, я как царев ближник могу и приказать. Поедешь как миленький.

— Хоть убей. — Федор вдруг рухнул на колени. — На медведя с голыми руками пойду. Но не заставляй, Христом Богом прошу!