Непростительно молод (СИ) - "Shamal" - Страница 30

Марлен отклонился в сторону одним плавным движением, и кулак впечатался в воздух в паре сантиметров от его головы.

Павла Сергеевича по инерции качнуло вперед, он задохнулся от боли, скривился, и я опустил глаза ниже, замечая, что Марлен каким-то образом умудрился ударить его под дых и…

— Да что же вы творите! — испуганно закричал я, но на меня никто внимания не обращал. Да я и не пытался вмешиваться, оцепенев от ужаса. Все тело, казалось, превратилось в вязкую безвольную субстанцию, способную беспомощно наблюдать за дурацкой дракой…

Зарычав, Павел Сергеевич извернулся и оттолкнул преподавателя от себя, дернулся вперед, но тут уже подоспели наши парни, разнимая их.

Черт, как стыдно-то! Стоял как истукан и пошевелиться не мог!

— Тренировка окончена! — объявил Марлен, когда особо не сопротивляющегося Павла Сергеевича вывели за дверь.

Я этого не видел, я даже глаза поднять был не в состоянии, только шатался, хватаясь за стену, будто это меня ударили в живот…

— Что произошло? — прошептала Наташка, пытаясь перехватить мой взгляд. — Это кто, Есь?

— Наталья! — рявкнул Марлен, складывая руки на груди. — Идите переодевайтесь!

Я продолжал тупо пялиться в пол, подпирая спиной стену. Во рту было кисло, язык прилип к небу, а в голове — пустота, так что казалось, заговорить не получится. Но, когда Марлен подошел ближе и положил руку мне на плечо, я очнулся.

— Спасибо, — прошептал я. Наверное, я должен был как-то объяснить свой ступор, извиниться, но у меня не получалось и двух слов связать даже мысленно. Грамматические конструкции посыпались, подобно карточному домику, ноги не держали, и я сполз по стеночке вниз, обхватил руками колени…

— Есь, — Марлен опустился рядом, погладил по щеке, заставляя взглянуть на себя. — Ты в порядке?

Я покачал головой.

В глазах закипали злые слезы. Стыдно… как же стыдно…

— Я понимаю тебя, — признался он, печально улыбаясь. — Я был таким же. Слабым, испуганным мальчиком, за которого все решали умные взрослые.

Мы продолжали сидеть на полу, когда мимо нас начали ходить ребята, которые спешили с тренировки домой. Они смотрели удивленно, говорили «до свидания» и уходили в туман, и, когда в раздевалке наконец-то погас свет и воцарилась тишина, я произнес:

— Отец бил меня, если я противился его воле, а мама… тоже боялась его. А потом появился Павел Сергеевич, и я… наверное, нашел в нем то тепло, которое искал в родителях. Он заботился обо мне. Я верил, что у нас с ним получатся нормальные отношения.

Марлен усмехнулся, прижался спиной к стене и рассеянно обронил:

— Ты не узнаешь, что такое «нормальные отношения», пока не встретишь того, кто будет относиться к тебе с уважением.

Я помолчал, украдкой поглядывая на его сосредоточенное лицо.

— Ты спрашивал, почему я продолжаю возиться с тобой… — произнес он, нахмурив брови. — Я вижу в тебе себя. И я был бы счастлив, если бы кто-то тогда вступился за меня. Веришь? Я был в почти такой же ситуации. Только лежал в подворотне, размазывая кровь и слезы по лицу.

Он слабо улыбнулся и продолжил едва слышно:

— Я был красивым мальчиком. Танцевал… Но в отличие от тебя мать меня заставляла. Она в молодости была примой-балериной, потому хотела, чтобы и я пошел по ее стопам. Но до тринадцати лет я практически не мог ходить из-за того, что в детстве попал в аварию. И поэтому пошел на танцы поздно. Но она заставляла. Почти как в «Черном лебеде», смотрел?

Я тупо кивнул, глядя на его профиль.

Красивый мальчик…

— Мать посчитала, что моя ориентация поможет мне пропихнуться по карьерной лестнице. И всунула меня в руки одного известного хореографа.

Он вздохнул, прикрыл глаза. Видимо, воспоминания доставляли ему боль.

— Я и так всю жизнь терпел насмешки со стороны одногодок, а когда поползли слухи о моем любовнике, то… Пацаны опасались связываться с ним, в открытую никто не издевался. Но они подставили меня, выставили все так, будто я изменяю и продаю свое тело. Это было очень глупо и неправдоподобно, но он поверил. И избил меня.

Марлен горько усмехнулся и повернулся ко мне, заглядывая в глаза.

— Мне было семнадцать, я заканчивал школу, когда понял, что больше никому не позволю владеть собой. И я сбежал из дома, оставив матери записку. Поехал к дядьке в соседний город, там дождался совершеннолетия и открыл для себя чудесный мир джаз-модерн.

— Павел Сергеевич не…

— Он не бьет тебя? — иронично продолжил Марлен, потирая плечо, в куда пришелся смазанный удар. — Пока ты подчиняешься.

Спорить с этим было глупо. Он прав.

Мы молчали еще какое-то время, а потом он тихо спросил:

— Тебе есть куда идти? Если хочешь, можешь остаться у меня.

Я, придерживаясь руками за стену, встал, протянул ладонь Марлену, помогая подняться.

— Нет, спасибо, у друга переночую, — неловко улыбнувшись, пробормотал я. — А…

— Они дали время до пятницы. Не отвечай сейчас, подумай. Поговори с другом. Если нужно, я помогу с деньгами и жильем, — он положил руку мне на плечо, несильно сжав. Посмотрел в глаза и с былой уверенностью заявил: — Я вижу в тебе потенциал. Просто доверься моему опыту. Ты не просто красивый мальчик, Есений. Ты талант, и у тебя большое будущее. Но тебе придется проделать этот путь в одиночку.

========== 10. ==========

К Лешке я не пошел. Я пошел домой. К себе домой, вернее, к родителям.

Там осталась моя загранка и еще кое-какие вещи, да и на самом-то деле мне попросту было некуда больше идти.

Я открыл дверь своими ключами и замер в коридоре, прислушиваясь.

— Олег, ты? — крикнула из кухни мама.

Загремели кастрюли, захлопали дверцы шкафчиков…

Какие привычные звуки. Маму я в детстве видел редко, она почти все время проводила на кухне. Вечно что-то варила, жарила, тушила, консервировала, выпекала. А когда не готовила, то возилась с цветами на балконе или занималась стиркой.

— Олег? — удивленно повторила она.

Послышались шаги, мама выглянула в коридор.

Глаза ее удивленно округлились, а потом будто по щелчку пальцев наполнились слезами.

— Еся… — слабо пробормотала она, прижимаясь плечом к стене. — А ты?..

— Я ненадолго, — перебил я ее и быстро разулся, направился в свою комнату.

Мама там успела прибраться, судя по всему. Насколько я помню, то, убегая из родного дома, я оставил после себя жуткий бардак. Искал свои документы и водительское удостоверение.

— А Павел Сергеевич… — начала она, следуя за мной по пятам.

— Не говори мне ничего про Павла Сергеевича! — резко оборвал я, доставая из ящика стола папку. — Я даже слышать о нем не хочу.

— Но почему?! — возмущенно воскликнула мама, обнимая себя руками за плечи.

Почему? Я и сам бы не смог ответить на этот вопрос однозначно. Возможно, если бы не Марлен и Лешка, все случилось иначе. Наверное, я так бы и думал, что все в порядке, что так и должно быть. Размеренно и правильно, под надежной защитой сильного мужчины…

— Есений, объясни мне! — мама подошла ближе. Робость ушла из глаз, она снова стала той скандальной и властной матерью, которой всегда была и всегда будет.

Я вскочил на ноги, чувствуя то давно забытое протестное настроение, которое, как я думал, ни к чему хорошему не приводит. Нет, приводит. Отстаивать свои интересы — не эгоистично и не безрезультативно. Я просто обязан…

— Нет, это ты объясни мне, как вообще вы до этого дошли?!

Я скинул с плеч рюкзак и засунул в него свой загранпаспорт, открывающий мне путь в Австрию.

— До чего дошли? — проворчала мать, складывая руки на груди.

— До того, чтобы буквально отдать меня Павлу Сергеевичу?! Одобрить… Боже, мама! Ты…

Я был чертовски зол на нее, но я старался подбирать слова. Все-таки порой мы с ней оказывались в одной лодке. Оба зависимы от деспотичного отца, оба боимся его…

— Подожди! — она вскинула ладонь, заставляя меня замолчать. — Ты сам ушел к нему! Сказал, что знать нас не хочешь и готов жить где угодно, лишь бы не с нами. Отец, конечно, лютовал, но смирился с твоим выбором. А теперь ты говоришь, что я что-то там одобрила? Я?! Твои отношения со взрослым мужчиной?