Непростительно молод (СИ) - "Shamal" - Страница 24

Он не берет трубку. Передай ему, что у меня осталась его куртка и стафф.

Блядство! Этого еще не хватало!

Я заметил, что ребята уже начали понемногу разминаться, раздевалка пустела, но все равно ответил:

За курткой заеду, а наркотики оставь себе. Лешка бросил.

И, кинув телефон в шкафчик, присоединился к остальным ребятам.

— Есь, сегодня встанешь в пару с Наташей, — скомандовал Марлен, указывая пальцем на высокую рыжеволосую девушку. — Ее партнер повредил руку, не может делать поддержку.

— Но я не учил с ней ни одной связки! — запротестовал я, но преподаватель только отмахнулся.

— Значит, импровизируй!

Я направился к Наташе, уже готовый к какому-нибудь «фи» с ее стороны, но она неожиданно тепло мне улыбнулась и сделала шутливый поклон.

— Интересно будет с тобой поработать, — хмыкнула она.

— Да, мне тоже, — закивал я, нисколечко не лукавя.

На нее я обратил внимание еще в самый первый день, когда Марлен устроил мне показательное публичное унижение (он продолжал называть это выступлением, но я рассудил по-своему).

Наташа тогда стояла в первом ряду, возвышаясь на полголовы над другими девушками. Почти такая же высокая, как и я, стройная, но с крепкими бедрами. Потом в разговорах я услышал, что она занимается помимо танцев еще и конкуром. Кажется, даже работает тренером.

Мы начали разминку, но особо не говорили. Марлен не любил, когда на тренировке было много болтовни.

В танце с Наташей тоже было непросто. Она выполняла все элементы очень качественно, и импровизировать с ней не получалось. Мое незнание партии сильно сбивало ее, и, если бы она позволила мне вести, я бы сумел сгладить углы, а так только напарывался на ее упрямство.

— Хорошо поработали, — заключил Марлен, хлопнув меня по плечу, когда тренировка закончилась. — Есений, останься на пару минут.

Наташка ехидно ухмыльнулась и, попрощавшись, упорхнула в раздевалку, оставляя нас в зале одних.

— Ну, как, решил свои проблемы? — открутив крышку бутылки, поинтересовался преподаватель, не глядя в мою сторону.

Я сложил руки на груди и привалился боком к стене.

— Не совсем, но вы мне помогли кое-что понять.

— И что же? — продолжил докапываться Марлен.

— Что я начал не с того, что беды с башкой из детства, и что я порой слишком загоняюсь, — наблюдая, как он открывает окно, впуская в зал морозный воздух, я вдруг понял, что не хочу никуда уходить. Здесь было по-настоящему хорошо. Я знал каждую паркетную досочку, каждый сантиметр хореографического станка, каждую царапинку на зеркалах… А там… там было все сложно и непонятно. — Кстати, в воскресенье меня не будет. Я уезжаю.

Марлен ухмыльнулся, сел на подоконник, видимо, совсем не переживая, что его протянет на холодном ветру.

— Со своим любовником? Он взрослый. Сколько ему? Пятидесяти еще нет?

— Еще нет, — глухо отозвался я, отчего-то не чувствуя смущения.

Он кивнул каким-то своим мыслям, и, в принципе, наверное, я мог бы уже уйти, но все равно стоял там истуканом, глядя на красивый профиль преподавателя. Интересно, почему у него такое имя? Откуда оно? Испанское? Или французское? Судя по его смуглой коже и черным кудрявым волосам он южанин.

— Ваше имя…

— Отец был коммунистом, — прервал меня он, видимо, не впервые услышав этот вопрос. — Маркс и Ленин — Марлен.

Он выразительно вскинул бровь и улыбнулся. А потом спросил:

— Ну, а что насчет тебя? Мать любила стихи Есенина?

— Нет, скорее отец ненавидел стихи Есенина.

Марлен посмотрел на меня удивленно.

— Правда что ли? Тебя назвали таким редким именем только чтобы насолить кому-то?

— Ага, — кивнул я, но уже без былой горечи. Ну назвали и назвали, какая разница. — Зато девок легко было бы цеплять. Назвался, почитал стишки про березки и ночь, делов-то!

— И не только девок, — поддержал Марлен. — Да и стихов никаких не надо.

О-па, приплыли!

Я хотел уже запротестовать, взбрыкнуться, уйти к чертям собачьим, потому что отчетливо услышал в его тоне тот самый дешевый съем, который ненавидел до глубины души, но Марлен вдруг вскинул обе руки, мол, «сдаюсь», и виновато произнес:

— Прости, не сдержался. Сам ненавижу подобное.

Мне, возможно, показалось, но в его голосе промелькнула какая-то поистине собачья тоска…

— К черту, я совсем о другом хотел сказать! — отмахнулся он и, спрыгнув с подоконника, быстро закрыл окно, чтобы не выстудить помещение еще сильнее, подошел ближе ко мне. — Я, собственно, чего тебя позвал. Не хотел говорить так рано, все-таки, расслабишься еще, самоуверенным станешь, но у меня есть предложение, от которого ты не имеешь права отказываться.

Я выжидающе смотрел в его горящие азартом глаза и пытался понять, насколько серьезным был подкат, и насколько искренним было раскаяние. Хотя, если вспомнить тот поцелуй… Он играл на публику, это ясно. Хотел разозлить меня, раззадорить и у него получилось. Но сегодня…

— Ты меня вообще слушаешь? — Марлен пощелкал пальцами перед моим лицом, и я заставил себя очнуться.

— Да, конечно.

— Хорошо, — он выудил из кармана свой телефон и открыл какую-то страничку в инстаграме. Перед глазами замелькали кадры с разных выступлений. — Это танцевальная группа, созданная моим хорошим знакомым на базе одного из австрийских театров. Конечно, не «Балле Рамбер» и не «Бат-Шева», но тоже не простые ребята. Гастролируют, зарабатывают и вообще-то готовы принять на воспитание мальчика или девочку. Ну, я бы порекомендовал им тебя…

У меня внутри все перевернуло вверх дном от его слов. Дешевая китайская шкатулка, на последнем издыхании играющая «К Элизе», используя иссякающую энергию сдыхающих батареек, раскрылась, и по танцевальному паркету раскатились во все стороны все мои страхи.

— Ты не рад? — нахмурился Марлен, замечая перемены в моем настроении.

Рад я? Не рад? Растерян? Счастлив? Зол? Что я вообще здесь делаю?..

— Я не готов, — вяло промямлил я, чувствуя себя самым последним придурком на земле да и вообще слабаком. — Всего неделю назад я считал, что мне нужно уйти и больше никогда не заниматься танцами.

— И это было бы самое глупое решение в твоей жизни, — проворчал Марлен, но потом вдруг как-то понимающе кивнул. — Я понимаю, ты шокирован. Не давай ответ сразу. Подумай, взвесь все за и против. Но помни, если ты откажешься, я забью на тебя болт. Помогать тому, кто этого не хочет, я не стану.

Я коротко попрощался и кинулся прочь, к раздевалке. Толком не переодевшись, скорее просто натянув джинсы и свитер поверх спортивной одежды, я, даже не застегиваясь, выскочил на мороз.

— Чем ты там занимаешься лишние пятнадцать минут? — раздраженно пробурчал Павел Сергеевич, подозрительно щурясь. — Все уже давно повыходили.

— Разговаривал с преподавателем, — совершенно честно ответил я, пристегивая ремень безопасности. — Он хвалил. Говорил, делаю успехи.

— Не сомневаюсь, — процедил мужчина, заводя двигатель.

Я достал из кармана телефон и вдруг вспомнил, что обещал забрать Лешкину куртку. Черт! Забрать нужно было обязательно! Такие морозы, а он в своей осенней как дурак ходит! А я еще в понедельник подумал, чего он так холодно одет…

— А можно мы заедем к девочке вещи заберем? — поинтересовался я, заглядывая в потемневшие от гнева глаза. Не лучшей идеей, конечно, было задерживаться. Ему, наверное, совсем не в кайф меня ждать. — Она живет недалеко от дома родителей. Почти там, где вы меня забрали.

— Что за вещи?

— Да куртка одногруппника.

— А он сам не может ее забрать? — проворчал Павел Сергеевич, но свернул в нужную мне сторону. Уже хорошо…

— Он болеет, — соврал я и набрал номер Аленки.

Она взяла трубку почти сразу.

— Я подъеду через пару минут. Спустишься?

— Мы тут сидим расслабляемся, — невнятно произнесла девушка в ответ. — Присоединишься, может?

— Нет, просто заберу куртку.

На другом конце провода повисло молчание, я услышал громкие разговоры, сливающиеся в один сплошной шум, а потом она кинула мне: