Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 36

Я вывожу пальцами узоры на запотевшем стекле стакана и могу только надеяться, что Макс понял его слова.

— А теперь о принципах БДСМ, — резко меняет тему с философской на идеологическую, произносит Алек. — Главные правила, которыми ты должен руководствоваться — Safe, sane, consensual, то есть безопасно, разумно, добровольно. Никаких увечий, в том числе моральных, никакого незащищенного секса с незнакомцами, никакого алкоголя, наркотиков или других психостимуляторов, никакого чрезмерного насилия. Думаю, про стоп-слово рассказывать смысла нет. Его всегда выбирает саб, и у Кайи по классике — «красный». Иногда он произносит «оранжевый», если нужно сбавить обороты. В случае, если рот закрыт, мы обычно используем сигнал из боевых искусств — два хлопка по столу, по телу, по полу, по чему угодно.

Алек убирает стакан в сторону, легко спрыгивает с барного стула и отходит в центр комнаты.

Расставляет ноги на ширину плеч и выглядит на самом деле угрожающе… он опытный дом, раз способен вызывать такие эмоции.

Молча и без лишнего пафоса указывает пальцем на пол, и я, кинув быстрый взгляд на Макса, торопливо иду к нему и одним плавным движением опускаюсь на колени.

— Ты должен знать, чего он ждет, а чего не переносит, — обращается Господин к Максу, а потом вдруг размахивает и ударяет меня ладонью по лицу. Щека вспыхивает от боли, но я не вскрикиваю, будучи готовым к этому.

Слышу, как сзади меня Макс вскакивает на ноги, и мне дико хочется обернуться к нему, сказать, что все нормально, но я не могу пошевелиться. Так и стою, беспомощно слушая, как Алек говорит:

— Так можно, и так тоже…

Хватает меня за волосы и рывком запрокидывает голову, обнажая горло. Я плотно сжимаю губы и прикрываю глаза, потому что мне физически больно не от манипуляций Господина, а от того, что я знаю — Макс едва сдерживается, чтобы не кинуться меня спасать.

И Алек тоже это знает, но лишь азартно произносит, испытывая его терпение:

— Хочешь, чтобы он открыл глаза — приказываешь открыть глаза. Все просто, — и обращается ко мне: — Посмотри на меня.

Я подчиняюсь, смотрю в наполненные жестокостью светлые глаза, вспоминая того самоуверенного мальчишку, что доводил меня до черты психологическим насилием. Он не умел сдерживать свои желания, а я — свои. Но теперь все иначе.

— Он не любит, когда его лишают возможности говорить, — сообщает Алек, вновь обращая свое внимание на напряженного, как струна, Макса. — Не любит, когда слишком много боли и не переносит жесткий секс. Все проникновения в его тело должны быть нежными и, желательно, безболезненными. Хотя бы постарайся.

Это правда. После того инцидента на складе я ненавижу излишнюю грубость в отношении своей многострадальной задницы и рта. Меня не триггерит, но…

— Остальное на твое усмотрение, — Алек наконец-то отпускает мои волосы и кладет руку на плечо, толкая вниз.

Я сажусь, покорно опуская взгляд, и прислушиваюсь к тому, что делает Макс.

Не слышу его шагов, не слышу его голоса, и порой мне кажется, что он вообще ушел. Но Алек продолжает говорить.

— А теперь наконец-то, когда мы обсудили боль, можно и о более сладком, как по мне. Подчинение. Наиболее непонятная и неизученная часть. Даже сами сабы не могут объяснить до конца, что же их так привлекает в позиции униженного.

Он давит мне на голову, заставляя упасть к его ногам, и я без особого удовольствия выполняю. Стелиться ковриком перед кем-то на глазах у Макса… я бы скорее упал к ногам самого Макса.

— И в этом сабмиссивы оказались сильнее доминантов! — сокрушенно качает головой Алек и поясняет: — Нам, топам, порой так хочется утвердить свой авторитет, оскорбляя других, что порой задумываешься, а так ли высока твоя самооценка.

Если бы его интересовало мое мнение, я бы ответил, что меня в сабмиссивной позиции привлекает то, что я подвергаюсь наказанию за свою порочность, правда, сейчас как-то уже не очень хочется быть наказанным, но…

Господин ставит мне на спину ногу в тяжелом армейском ботинке и давит, прижимая к полу. Он по моей просьбе не облачался в кожу и металл, но образ все равно не повседневный — черная рубашка, черные джинсы в обтяжку и эти берцы…

Слышу, как Макс судорожно выдыхает:

— Ты уверен, что ему нравится это? Вот прямо сейчас нравится?

Не знаю. Я и сам не уверен.

А Алек тихо смеется:

— У него есть возможность использовать стоп-слово.

— Может быть, он его не использует, потому что это учебная сессия? — предполагает Макс, и я слышу его тихие шаги, приглушенные ковролином. — Может быть, будь вы наедине, он бы уже остановил тебя?

Нет. Я хочу попросить его не вмешиваться, не подкармливать растущее внутри меня сомнение в правильности действий. Он не должен потакать моим слабостям…

Но пока я размышляю обо всем этом, Алек уже произносит:

— Ладно, тогда нам стоит испытать границы его терпения. Кайя, снимай рубашку.

Послушно поднимаюсь, пряча от Макса глаза, и принимаюсь расстегивать пуговицы.

Знаю, что за всем этим последует. Мы договорились с Алеком о приблизительном сценарии, но, пусть даже морально я готов к порке, внутри все почему-то замирает.

Испытание границ терпения — это именно то, что я так ненавижу. По своей натуре я очень терпелив и предпочитаю молчать, если мне что-то не нравится, и если дом вдруг хочет поразвлечься и вытянуть из меня хотя бы «оранжевый», то…

Боже, прошлый раз, когда мне пришлось остановить сессию, дом рассек мне кожу до самого мяса. Шрам до сих пор иногда болит.

Да и что тут говорить, если за почти семь лет в Теме я называл стоп-слово всего лишь раз пять.

— Девайс выбирай себе по вкусу, главное помни, что надежная фиксация саба обязательна. Это для его же безопасности. В более жестких сессиях в рот еще вставляют специальный кляп, чтобы язык не прикусил, но, как я уже говорил, Кайя не терпит чрезмерной боли.

— Ты уверен, что ему нравится? — снова спрашивает Макс, и я слышу, что он нервничает.

Алек прищуривается и вкрадчиво произносит:

— Меня больше интересует, нравится ли тебе.

На самом деле меня тоже это интересует.

Я протягиваю руки для наручников, сделанных из специальных мягких материалов, но Алек вдруг обматывает мое запястье веревкой…

— Показываю, как правильно завязывать узлы, — произносит он, подзывая Макса ближе. — Вот тут один раз перехватываешь снизу, потом петля…

Племянник смотрит внимательно, запоминая, а я украдкой поглядываю на его сосредоточенное лицо, мысленно извиняясь за то, что допустил это. Снова. Господи, я просто неисправимый идиот.

Но когда мои руки уже надежно связаны, и Алек наконец-то позволяет опустить их, Макс вскидывает на меня глаза, и я замечаю в них живое, почти детское любопытство.

— И как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает он, склоняя голову к плечу.

Я мельком смотрю на Алека и после едва заметной одобрительной улыбки отвечаю:

— Все хорошо. Мне нравится… чувство контроля.

Голос мой кажется слишком хриплым и каким-то жалобным, так что Макс, кажется, совершенно не верит в эти слова, но я говорю правду, просто немного не уверен, что эта правда понравится ему.

— К фиксатору, — Алек указывает на стол, и я послушно иду туда, хотя на самом деле предпочитаю кровать. Там можно уткнуться в подушку лицом и позволить себе поорать. На обитом искусственной кожей столе такого не сделаешь.

Он привязывает мои руки, а потом обходит стол и больно ударяет ладонью по ягодице. Ткань джинсов приглушает, так что мне скорее обидно и стыдно.

Немного непривычно быть лишь наполовину раздетым, но мы договорились об этом заранее.

Все-таки мы с Максом, наверное, вместе, хотя от одной лишь подобной мысли мне становится не по себе. Слишком сладко и хорошо, чтобы быть правдой. Если все действительно так, как я себе намечтал, то это мои первые отношения за всю жизнь…

И даже их я умудрился заляпать этой грязью!

— Я предпочитаю стек, он более контролируемый и оставляет красивые красные пятна, но сегодня возьмем кожаную плетку. Ощущения более яркие.