Ох уж эти Шелли - Андреева Юлия Игоревна - Страница 36

Интересно, что, сосредоточенно уча секреты идеальных морских узлов и постигая науку ставить паруса, Шелли даже не подумал взять несколько уроков плавания, то есть будущий мореход плавал не лучше топора: "Если "Ариэль" будет тонуть, я пойду на дно вместе с ним как часть его груза", — легкомысленно заявлял Шелли, в тот момент даже не подозревая о том, насколько был прав.

Капитаном яхты Байрона был назначен их общий друг Эдвард Джон Трелони, яхтой Шелли должен был управлять не менее опытный капитан Эдвард Уильямс. Байрон умевшл всегда поставить себя таким образом, что любой находившийся рядом с ним, будь то хоть сам король, автоматически становился спутником лорда. Это относилось и к Шелли, которому безусловное лидерство Гордона уже порядком надоело. Тем не менее, он был благодарен Байрону за его участие в приобретении собственной яхты.

"Это красивое создание, — писала Мэри Гисборнам, после осмотра и пробного плавания, — хотя в ней всего 24 фута на 8, яхта очень пропорциональна, маленькое судно, но кажется раза в два больше истинных размеров".

Теперь они жили на берегу моря около Специи, в вилле Casa Nova. Две семьи под одной гостеприимной крышей — семья Шелли из трех взрослых и одного ребенка, Уильямсы Эдвард и его жена Джейн. Жить все время на виду у других людей, не иметь возможности уединиться или приготовить то, что хочешь, так как другая хозяйка взяла кастрюлю, которая необходима тебе — удовольствие еще то.

Мэри силилась улыбаться, но все больше улыбки получались вымученными, и все чаще теперь она слышала голос созданного ею чудовища: "Оглядываясь вокруг, я нигде не видел себе подобных. Неужели же я — чудовище, пятно на лице земли, создание, от которого все бегут и все отрекаются"? — спрашивал монстр, заглядывая в глаза Виктору Франкенштейну или в глаза Мэри "Ты должен создать для меня женщину, с которой мы могли бы жить, питая друг к другу привязанность, необходимую мне как воздух. Это можешь сделать только ты. Я вправе требовать этого, и ты не можешь мне отказать".

Если сначала Мэри видела смутную тень или даже не видела, а просто ощущала приближение чудовища, теперь она научилась слышать его и поняла, чего тот хочет. Возможно, он и прежде пытался говорить с ней и, когда она не пони мала его, делал вывод, что Мэри отказывается ему повиноваться, и мстил за это.

Конечно, она не могла создать лабораторию, подобную той, что была у Франкенштейна, но Мэри уже один раз создала или, возможно, пробудила к жизни демона своим пером и теперь именно пером и чернилами обязана была выполнить страшный заказ. Создать подругу для чудовища.

"Я одинок и несчастен, — вкрадчиво продолжал монстр, — ни один человек не сблизится со мной; но существо такое же безобразное, как я сам, не отвергнет меня. Моя подруга должна быть такой же, как я, и отличаться таким же уродством. Это существо ты создашь".

Мэри закрыла глаза. Неужели все так просто? Она прописывает огромную безобразную особь женского пола, то, как ученый оживляет ее под вспышки молний, — и все? Для создания демоницы ей не потребуется откапывать трупы или заниматься гальваникой, только вера и талант.

"Если ты согласен, то ни ты, ни какое-либо другое человеческое существо никогда нас больше не увидит: я удалюсь в обширные пустыни Южной Америки. Моя пища отличается от человеческой; я не уничтожу ни ягненка, ни козленка ради насыщения своей утробы; желуди и ягоды — вот все, что мне нужно. Моя подруга, подобно мне, будет довольствоваться той же пищей. Нашим ложем будут сухие листья; солнце будет светить нам, как светит и людям, и растить для нас плоды. Картина, которую я тебе рисую, — мирная и человечная, и ты, конечно, создаешь, что не можешь отвергнуть мою просьбу ради того, чтобы показать свою власть и жестокость. Как ты ни безжалостен ко мне, сейчас я вижу в твоих глазах сострадание. Дай мне воспользоваться благоприятным моментом, обещай мне то, чего я так горячо желаю".

— А если нет? Если у меня не получится? Что тогда? — вопрошала Мэри, и тут же перед ее мысленным взором возникал тот день, когда они получили известие о смерти сестры. Много раз пытаясь представить, как Фенни лежала в гробу, Мэри видела след на ее горле, о котором рассказывал Перси. Потом чудовище показало ей смерть бедного Уильяма и снова тот самый след, как подпись. А как насчет их девочек, умерших в младенчестве? Она прекрасно помнила свои сны и то, как подчас замечала нависающую над колыбельками тень. Теперь они потеряли Аллегру, а дальше… кто следующий? Все время она бежала от монстра, а может быть, проще было вы выполнить его задание? Для этого даже не нужно писать продолжение, хватит с нее ужасов. Она просто сядет и перепишет финал Франкенштейна, пусть демон уходит в закат, обнимая за плечи свою вторую половинку, ей-то что, если они будут жить на другом конце земли?

Но Виктор Франкенштейн знал, что созданные им твари будут убивать. И даже если самая первая пара проживет свой век миролюбивыми вегетарианцами, ничто не помешает их потомству, нарушив договор, уничтожать людей. Это ведь так естественно, сильный вид наследует место слабого. Люди могли избивать чудовище, только когда то не сопротивлялось им, но один разгневанный монстр способен уничтожить целый отряд, посланный на его поимку. Мэри была хорошим писателем, и она не могла не отдавать себе отчета в том, насколько убедительным вышел ее монстр. Получалось, что она поставила на кон не только судьбу ученого и его семьи, но и судьбу всего человечества.

"Раб, до сих пор я рассуждал с тобой, но ты показал себя недостойным такой снисходительности. Помни, что я могуч. Ты уже считаешь себя несчастным, а я могу сделать тебя таким жалким и разбитым, что ты возненавидишь дневной свет. Ты мой создатель, но я твой господин. Покорись!"

А почему бы и нет? Что мешает покориться и стать рабом демона? Демона, которого придумала сама для своей же книги, то есть существа, которого не существует в природе? Это же как будто бы понарошку, как в детстве, когда сначала, играя в похороны, закапываешь коробку с куклой, а потом, когда позвали обедать, откапываешь кукольный гробик и как ни в чем не бывало идешь домой. В игре ребенок ради драматического эффекта вполне может позволить злу восторжествовать.

Но если чудовище — на самом деле лишь плод ее воображения, что же может быть проще как выполнить его пожелание, переписать финал своего произведения или создать продолжение, в котором у чудовища появилась жена? Нужно просто собраться с силами, перечитать написанное, вспомнить и позволить фантазии действовать. Если не лениться и вложить в работу всю душу, как это она уже сделала, трудясь над первым вариантом "Франкенштейна", кошмар закончится раз и навсегда.

Нужно просто подарить монстру подругу и дальше можно жить спокойно. У Перси Флоренса появятся братья и сестры, целый дом шумных, веселых детей.

И тут Мэри увидела другой дом, дом, в котором растут не человеческие дети, а маленькие демоны, сильные, неуловимые, с практически бесконечным запасом жизненных сил, это похоже на безумие, но хороший писатель не может не верить тому, что пишет. Мэри верила и понимала, что, даже если она теперь задним числом начертает, что монстр, как всякий гомункул, бесплоден, сможет ли она сама поверить в это? Да, она никогда не была ученым, не работала в лаборатории, не препарировала трупы, не проводила опытов с электричеством, но "в начале было слово, и слово было у Бога и слово было Бог" Мэри владела инструментом более сильным и действенным, чем ученые-гальваники, она знала, как работать со словом, чтобы ее образы оживали и чтобы ее книги и созданные ею персонажи получали возможность жить собственной жизнью, отдельной от автора.

Ее гомункул не просто жил, а уже давно жил отдельно от своего создателя. Книгу несколько раз переиздавали, не сообщив о том Мэри Шелли, не спросив ее благословения или хотя бы разрешения. Вот-вот "Франкенштейн" должен был появиться на сцене. То есть ее книга и ее персонажи уже давно вышли из-под родительского контроля автора, и даже попытайся она запретить к выходу новые издания, ей бы это не удалось. "Франкенштейн" шел семимильными шагами по планете, очаровывая переводчиков и издателей, дабы те помогали ему проникать на все новые и новые территории.