Синдзи-кун и парадокс Абилина (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 21

— Простудишься же. — говорю я: — одела бы хоть тапочки, что ли.

— Я и одела! — протестует Джин, реальность подергивается рябью и следы босых ножек исчезают, появляются следы туфель на высокой платформе. И не лень ей.

— Неважно. — машу я рукой. В конце концов я не Юки и не сестричка Нанасэ, чтобы тут всем сопли подтирать, заболеет — сама виновата. Из принципа лечить не буду, пусть болеет как все люди — с кашлем, соплями, аспирином и кувшином морса у кровати. Ибо нечего.

— Синдзи-сан! Чепу! — к нам бежит Вереск и машет руками: — там инспекция какая-то приехала в Лагерь. Говорят, документов у нас на срытие горы не было. Старших просят! А до Акиры-сан или Иошико-сан я дозвониться не смогла!

— Инспекция? Елки. Закругляемся. — говорю я. Чепу поднимает с земли огнетушитель и старательно заливает пеной остывающий обрезок железнодорожного рельса. Джин поднимает сумку с припасами — думали что на весь день, взяли с собой напитков и еды. Чепу молча отбирает у нее сумку, мужчина все-таки, не даст даме в его присутствии сумки таскать. Идем назад в сопровождении Вереск, которая трещит без умолку. О том, что Шлендра и девчонка из соседней комнаты повадились по ночам шляться, а вчера Шлендра с вот такущим синяком вернулась и сказала ничего никому не говорить, а синяк своей краской замаскировала. Что у нее теперь получается из обычной бумаги делать сверхпроводники, что такое сверхпроводники она не знает, но Акира-сан очень довольна была и сказала, что она «наше золотце». Что на обед опять тофу было, вместе с тунцом, тунец вкусный, а тофу она терпеть не может, как можно его есть, фу. Что приехали какие-то аж на трех фургонах, сперва она думала что пианино привезли и оборудование для спортзала, Акира-сан обещала насчет пианино, а это не доставка, а какая-то инспекция из города, мрачные все такие, а еще муниципальные служащие. Акира-сан говорит что муниципалитет должен быть лицом к народу а не вот так…

— Три фургона? — переспрашиваю я у Вереск, мозг цепляется за какие-то несущественные детали.

— Угу. — кивает Вереск, прыгая с одной ножки на другую: — черные-черные такие!

— Джин. — говорю я нашей хикки в образе готичной лолиты: — послушай, наверное я зря волнуюсь, но все-таки…

Дорога, которая ведет к Лесному Лагерю — далека от идеала. Это проселочная дорога, без признаков асфальта или дорожных знаков, ограждений и прочего. Это то, что немцы наверное назвали бы «направлением» а не дорогой. Потому зрелище стоящих на опушке леса трех больших фургонов было необычным. Я опускаю руку на плечо стоящей рядом Вереск.

— Ну все. — говорю я: — дальше мы сами. Чепу, присмотри за ней и остальными. Если что.

— Конечно. — кивает Чепу и протягивает руку Вереск. Они вдвоем бегут к большому дому, где раньше была резиденция Учителя, а сейчас что-то вроде клуба по интересам, где в свободное время собираются почти все обитатели лагеря.

— Ну ладно… посмотрим, что тут у нас. — говорю я, шагая к черным фургонам, возле которых стоит чиновник в костюме и с папкой в руке.

— Здравствуйте. — говорю я, кланяясь, как и положено при встрече младшего со старшим: — чем могу помочь?

— Ты здесь старший? — спрашивает чиновник, окидывая меня беглым взглядом. Грубовато, но если он и впрямь из городской инспекции, то имеет право. Он — важная шишка, а я — какой-то подросток. Правда для чиновника местного муниципалитета у него слишком хорошо развиты мышцы предплечья, нет выступающего животика, а костяшки кулаков — сбиты, как после долгих тренировок. Конечно, может быть, что чиновник в свободное время увлекается каратэ и вообще черный пояс, и корочки инструктора, а в муниципалитете он так… подрабатывает.

— Пока Акиры-сан нет. — поясняю я: — может что передать надо? Я передам.

— Хм. — он с сомнением окидывает взглядом мою фигуру: — а старше никого нет?

— Неа. — мотаю головой я: — все уехали.

— Хорошо. — говорит чиновник и с размаху опускает ладонь на землю, встав на одно колено. Под его рукой загорается печать подавления магии, двери фургонов открываются и в проемах я вижу пулеметные турели, за которыми виднеются лица стрелков. Крупнокалиберный шестиствольный «Вулкан», обычный «Браунинг» и — что удивительно — старый знакомый ДШК. Из травы поднимаются фигуры бойцов в темной униформе и с шлемами, закрывающими лица полностью. В руках у бойцов — оружие, но я не могу распознать ни марку ни модель, ничего подобного раньше не видел. Антимагическая печать действует на меня как обычно — то есть никак. Скорее всего я сейчас не смогу работать лезвиями и щупальцами, но в остальном я не чувствую никаких ограничений. Я по-прежнему могу усилить свое тело, могу быть быстрым, могу быть сильным, могу регенерировать… я ограничен только пределами своего собственного тела, словно что-то не пускает кровушку вовне.

— Стоять! Инквизиция! — грохочет голос из громкоговорителей: — прекратить сопротивление и лечь на землю! Любое неповиновение будет рассматриваться как нападение на представителя власти!

«Чиновник» рядом со мной ускоряется, он пытается схватить меня за руку, в его второй руке блестят наручники, но я уже готов, я уже накачал кровушку в мышцы и сжал пружину до предела, а сейчас — выпустил энергию, словно камень из пращи. Просто перенес вес тела на переднюю ногу и встретил движение «чиновника» прямым ударом в грудь. Кончиками пальцев, так называемое «нукитэ». Если бы я оставался обычным человеком в этом мире сумасшедшей магии — я бы попросту сломал себе пальцы. Но кровушка живет внутри меня, укрепляя мое тело, ускоряя мои движения, превращая мою руку в сталь, что-то что крепче и гибче стали. Я попросту протыкаю незадачливого «чиновника» насквозь, словно гнилую тыкву. Не переборщил ли я, мелькает мысль, но пулеметы открывают огонь, бойцы вокруг тоже нажимают на спусковые крючки и мир превращается в огненный ад, где нет времени рассуждать, нет времени на поиск компромисса, я не могу поднять свои щиты, защищая Лагерь за своей спиной, а ведь ни одно из построек не в состоянии выдержать пулю из штурмовой винтовки, а уж тем более из крупнокалиберного пулемета. Ускоряюсь, пытаюсь ворваться в ряды штурмовиков, а там уж перейти в ближний бой, где они поостерегутся стрелять из опаски попасть по своим. Но что-то ударяет меня в бок, бросает на траву, сбивает дыхание. Пулеметы! Вокруг меня визжат пули, вздымаются клубы песка и пыли, новые удары не дают мне встать, несмотря на то, что и не пробивают кровушку, которой я усилил свою кожу. Но кинетических ударов от постоянных попаданий достаточно, чтобы я не видел ни черта вокруг, не понимал что происходит и не мог встать на ноги. Это не может продолжаться бесконечно, думаю я, пытаясь перекатиться в сторону, у них закончатся патроны, перегреются стволы, они … и тут словно громадная кувалда обрушивается мне на затылок, наступает звенящая тишина и я перестаю чувствовать свое тело. Граната. Они попросту закидают меня гранатами, собьют мне дыхание и … Вот оно. Дыхание. Меня снова отбрасывает назад, пули крупного калибра выбивают облака пыли и песка из земли рядом со мной, втыкаются в мой подкожный щит, бросая меня из стороны в сторону как тряпичную куклу от пинков мальчишек. Не обращаю внимания я сосредотачиваюсь на том, что внутри меня. Дыхание. Я же могу и не дышать — так кажется Линда говорила? Все, что я из себя представляю — это на самом деле имитация человека. А если это всего лишь имитация, то и мои человеческие реакции — тоже лишь иллюзия. Как они могут сбить мне дыхание, если я могу не дышать? Как они могут закрыть мне глаза клубами песка и пыли, если мои глаза — лишь конструкция, чтобы подражать человеку? Значит где-то внутри у меня есть предохранитель, который нужно сорвать прямо сейчас!

Рядом со мной взрывается еще одна граната, потом — еще. Я группируюсь, взрывы отбрасывают меня назад. От одежды уже практически ничего не осталось. Жаль, думаю я, сестричка Нанасэ будет ругаться, она так долго этот пиджак подбирала. Пулеметы неожиданно замолкают, я — могу рвануть в сторону, уходя с линии огня. Меня провожают выстрелы из штурмовых винтовок, но они не в состоянии остановить, замедлить. Один из фургонов взрывается, разлетаясь во все стороны обломками металла. Я успеваю заметить огромную линзу в небе над ним и яркое пятно света на клубах дыма. Джин.