Настоящая фантастика – 2011 - Громов Александр Николаевич - Страница 77

«„Розыгрыш с воздушным шаром“ [а это был, конечно же, розыгрыш – англ. hoax], - писал автор позднее, – произвел гораздо большую сенсацию, чем что бы то ни было подобного рода… Утром (в субботу), когда вышло объявление, вся площадь, окружающая здание „Sun“, была буквально осаждена, перегорожена – войти и выйти было равно невозможно… Я стал свидетелем та кой страстной жажды заполучить газету, какой не видел никогда прежде. Как только первые экземпляры попадали на улицу, их раскупали почти по любой цене у мальчишек-разносчиков, которые, без сомнения, неплохо заработали на этом. Я видел, как, к примеру, давали за один экземпляр полдоллара, а уж цена в шиллинг (12 пенсов) была обычным делом. Я пытался, вотще, в течение целого дня достать экземпляр. Было, однако, исключительно забавно слышать комментарии от тех, кто уже прочитал экстренный выпуск. Конечно же, имелась большая разница в мнениях относительно подлинности истории; но я заметил, что образованные люди верили ей, тогда как чернь, по большей части, отвергала все с презрением».

Всего было продано 50 000 экземпляров.

15 апреля в газете появилось опровержение: «Учитывая, что почта с Юга в субботу вечером не подтвердила прибытия воздушного шара из Англии, подробности которого, полученные от нашего корреспондента, мы поместили в экстренном выпуске, мы склонны думать, что сообщение ложно. Описание шара и вояжа было сделано с такой скрупулезностью и основано на столь мастерских научных расчетах, что завоевало повсеместное доверие и было встречено читателями с великим удовольствием и удовлетворением. Мы ни в коей мере не думаем, что такой проект невозможен».

Так завершилась одна из знаменитых литературных мистификаций XIX столетия. И хотя, правды ради, следует признать, что по произведенному эффекту «Великие открытия» Локка далеко обогнали «Розыгрыш с воздушным шаром», современники были не вполне справедливы, сравнивая его не в пользу последнего. Да, он проигрывал конкуренту по своей фантастичности, но по научной достоверности, равно как по литературному мастерству, ему и другим мистификациям Эдгара По не было равных.

Именно это – достоверность заведомо недостоверного (качество, унаследованное Эдгаром По от Свифта с его детальным описанием путешествий Гулливера) – отличало все творения гения, в том числе «Ганса Пфааля». Один из членов комитета ричмондского журнала «Saturday Visiter» Джон Латроуб писал в 1852 году: «Помню, я был буквально сражен той силою, с какою он [По], казалось, отождествлял самого себя со всем, что он описывал. Он изложил мне все детали путешествия к Луне, каковые, полагаю, он намеревался перенести на бумагу, с точностью до минут и с такой достоверностью, как если бы это был свершившийся факт, и все это производило на вас такое впечатление, будто он сам только что вернулся из путешествия, которое в действительности существовало лишь в его воображении».

В послесловии По отмечает разницу между его рассказом и тем, что писали предшественники: они ставили перед собой сатирическую цель, темой им служило описание лунных обычаев в сравнении с земными. «Ни в одной [из этих брошюр] не предпринимается никаких попыток добиться правдоподобия в деталях самого путешествия. Авторы кажутся, во всех отношениях, крайне невежественными во всем, что касается астрономии. Оригинальность „Ганса Пфааля“ в том и заключается, что здесь сделана попытка при помощи научных принципов придать (насколько это позволяет причудливость самой темы) правдоподобие такому перелету с Земли на Луну».

Помня о былом успехе, и Эдгар По, и Ричард Локк еще не раз пытались мистифицировать публику. Основав спустя год собственную ежедневную газету, «New Era», Локк начал было печатать окончание незавершенных путевых заметок путешественника Мунго Парка, которые тот вел в Африке, однако мистификации никто не поверил, и заметки так и не были доведены до конца. В 1840 году Эдгар По тоже проделал нечто подобное, поместив в «Burton's Gentleman's Magazine» «подлинный» «Журнал Джулиуса Родмена», путешественника, «первым из цивилизованных людей пересекшего Скалистые Горы». Следующей попыткой Локка привлечь внимание общественности была книга, трактующая магнетизм как основную движущую силу во Вселенной. Книга возымела действие, вопрос обсуждался даже на Конгрессе, однако критическая статья в «Army and Navy Chronicle» быстро положила конец и этому начинанию.

Что касается По, то в середине 1840-х он еще пару раз обращался к жанру НФ-очерка (или, если угодно, к литературной мистификации с научным уклоном) – в «Месмерическом откровении» (1844, август) и «Фактах о случае мсье Вальдемара» (1845), а на излете жизни предпринял последнюю попытку масштабной мистификации. В марте 1849 года, в разгар знаменитой Калифорнийской золотой лихорадки, Эдгар По пишет «Фон Кемпелена и его открытие» – рассказ, «в достоверной и правдоподобной манере» повествующий о том, что некий европейский ученый открыл способ превращать свинец в золото. Из письма По к редактору: «Я подумал, что такая манера на фоне „золотых“ волнений не может не произвести эффекта. Мое искреннее мнение таково, что девять человек из десяти (даже среди наиболее сведущих) поверят этой мистификации [англ. quiz] (при условии, что ее замысел не выйдет наружу до публикации), и что, таким образом, действуя внезапно, хотя, разумеется, весьма кратковременно, в пику золотой лихорадке, это вызовет своего рода переполох…»

Рассказ заканчивался словами: «В Европе пока что наиболее примечательные результаты [открытия фон Кемпелена] в том, что цена на свинец выросла на двести процентов, а на серебро почти на двадцать пять», – и это, по мнению автора, должно было вызвать нешуточные волнения в деловой среде.

Редактор рассказ отверг, и через месяц его опубликовал «Flag of Our Union». Особого ажиотажа мистификация не вызвала. И это понятно. Вряд ли основная масса «фоти-найнеров» (англ. forty-niners «сорокадевятники, люди 49-го», так позднее назвали стекавшихся в Калифорнию со всего мира старателей) была настолько образованна, чтобы читать американские журналы и газеты…

И все же «Фон Кемпелен», наряду с «Розыгрышем с воздушным шаром» и «Великими открытиями» Ричарда Локка, не пропал втуне, заложив основы жанра научно-фантастического очерка.

Так что же такое научно-фантастический очерк? Думается, ему можно дать очень простое определение. Научно-фантастический очерк – это фантастический рассказ, построенный по канонам очерка. Изображаемый в нем предмет заведомо фантастичен, но изображается он при этом как нечто вполне реальное. Это может быть литературная мистификация с научным уклоном, как «Великие открытия» и «Розыгрыш с воздушным шаром», когда автор намеренно вводит читателя в заблуждение. Но это может быть и другая разновидность жанра, в которой и автор, и читатель прекрасно осознают всю фантастичность изображаемого предмета, но как бы договариваются считать, что и тот, и другой верят в его реальность. Таков «Клодиус Бомбарнак. Записная книжка репортера об открытии большой Трансазиатской магистрали (Из России в Пекин)» (1892) и другие романы-очерки Жюля Верна.

Существуют, вероятно, и пограничные разновидности жанра, когда сознание автора настолько специфично, что сам он верит в собственную выдумку, а читатели, наоборот, относятся к ней скептически. Так было, например, с Велимиром Хлебниковым, который настолько уверился в истинности своего «Очерка значения чисел и о способах предвидения будущего» (1911), что даже послал его министру А.А. Нарышкину.

Элементы НФ-очерка можно проследить в утопиях, где благополучие идеальных обществ строится на достижениях науки. В свою очередь, НФ-очерк испытывает явное влияние со стороны натурфилософских трактатов (в прошлом) и научно-популярных статей (сегодня), часто включая их в себя как элемент жанра.

В России первые приближения к НФ-очерку (как художественному рассказу, предметом которого являются грядущие достижения науки и техники) можно найти в фантастических повестях Одоевского и Булгарина. «Едва мы взошли на террасу, как увидели вдали огромный шар, к коему подвязан был большой плашкот [Плашкоут – уст. паром, здесь: гондола. – Прим. К.С.], в виде птицы, размахивавшей крыльями и хвостом необыкновенной величины. Черный дым вился струей за судном и с первого взгляда удостоверил меня в существовании паровой машины», – так еще в 1824 году описывал управляемый воздушный шар на паровой тяге Фаддей Булгарин в «Правдоподобных небылицах, или Странствовании по свету в XXIX веке».