Лицо ее закройте - Джеймс Филлис Дороти - Страница 31

• Предыдущая
• 31/49
• Следующая

Они подъехали к Кэннингбери. У све­тофора на углу Хай-роуд и Бродвея, где особенно большое движение, пришлось долго ждать. Видно, в эти часы все тут делали покупки, район был густонаселенный. Тро­туары были буквально запружены домохо­зяйками, которые то и дело, точно их толкал животный, первобытный инстинкт, чертовски медленно переходили дорогу. Магазинчи­ки по обе стороны улицы находились в жи­лых домах, и их огромные витрины выгля­дели довольно нелепо рядом со скромны­ми крышами и маленькими окнами. Рату­ша, будто построенная по чертежам коми­тета безумных, находившихся под парами алкоголя и патриотической спеси, возвы­шалась в своем гордом великолепном оди­ночестве над разбомбленными зданиями, к реконструкции которых только приступали.

Смежив веки от зноя и шума, Феликс твердил сам себе, что Кэннингбери один из самых цивилизованных пригородов, с прекрасно поставленной обслугой, и не каждый согласится жить в тихом георгианском доме в Гринвиче, где с реки тянутся белые хвосты тумана и куда наведываются лишь самые верные друзья. Он повеселел, когда в светофоре загорелся другой свет, и они, следуя указаниям миссис Проктор, вскоре свернули налево от магистрали. Здесь двигались обратным потоком от торгового центра женщины с нагруженными сумка­ми, теснились магазинчики женской одежды и парикмахерские с псевдофранцузскими названиями на вывесках, прибитых над окнами бывших жилых помещений. Через несколько минут они снова повернули на тихую улоч­ку, где тянулись, пока хватало глаз, ряды стандартных домишек. Они были построе­ны по одному проекту, но выглядели все по-разному, потому что перед каждым кра­совался не похожий на соседний палисад­ник. Все были ухоженные. Несколько хо­зяев обозначили свою индивидуальность, посадив араукарии чилийские, пристроив крошечных каменных гномов ловить рыбу из бассейна, соорудив искусственные гро­ты, но большинство удовлетворяло свое тщеславие буйством цвета и ароматов, по­срамлявших скучную безликость коттеджей. Занавески свидетельствовали о продуман­ном, хотя часто и безвкусном выборе и стир­ках, их дополняли занавески из собранно­го в складку кружева или сетки, целомудренно задернутые от любопытных глаз по­шлого мира. Уиндермиер-Крисчент выиг­рывала на фоне других улиц – она была спла­нирована по индивидуальному проекту, ее жители упорно держались за свою исклю­чительность.

Так, значит, здесь был дом Салли Джапп, так плачевно закончившей свой бунт про­тив его уклада. Машина подъехала к дому номер семнадцать, и миссис Проктор, прижав к груди свою бесформенную черную сум­ку, начала дергать дверцу.

– Позвольте мне, – сказала Дебора и перегнулась через нее, чтобы открыть дверцу.

Миссис Проктор выбралась из машины и рассыпалась в благодарностях, но Дебо­ра ее пресекла:

– Право же, не стоит благодарности, мы очень рады подвезти вас. А нельзя ли попросить стакан воды? Глупо, конечно, я понимаю, но в такой зной за рулем жаж­да начинает мучить. Простой воды. Я все­гда предпочитаю воду.

«Господи, ну зачем!» – подумал Феликс, следя, как обе женщины скрываются в Доме.

Интересно, что задумала Дебора, мо­жет, хоть не придется долго ждать. У мис­сис Проктор не было выхода – пришлось пригласить свою благодетельницу в дом. Не вынесешь же стакан воды к машине. Но Феликс-то был уверен, что это вторжение хозяйке не по душе. Она с беспокойством оглянулась на дорогу, перед тем как они вошли в дом, и он понял, что сейчас уже близок роковой час – миссис Проктор в ужасе, что машина не уедет до прихода мужа. Страх, который мучил ее на церковном дворе, вернулся снова. Он почувствовал, как на него накатила волна раздражения. К чему эти номера, как Деборе не стыдно терро­ризировать бедную женщину?!

Деборе были чужды столь тонкие пере­живания, и она без колебаний вошла в го­стиную. Девочка-школьница занималась на пианино, готовила, видно, задание, но ее быстро выдворили из комнаты торопливым приказом: «Принеси стакан воды, дорогая», отданным наигранно-веселым тоном, ка­ким часто родители разговаривают с деть­ми в присутствии посторонних. Девочка вышла с явной неохотой, одарив Дебору долгим, осторожным взглядом. Она была на удивление невзрачным ребенком и все же чем-то напоминала свою кузину. Мис­сис Проктор не представила ее – то ли раз­волновалась и забыла, то ли нарочно их не познакомила, чтобы дочка не знала, где побывала ее мамаша, размышляла Дебора. Если так, наверно, она придумает что-ни­будь, объясняя ее приход, хотя, судя по всему, миссис Проктор не отличается изоб­ретательностью.

Они сели в кресла с пышными, девственно чистыми подушками, на спинке каждого кра­совалась накидка, на которой были выши­ты жесткие, выпуклые шток-розы. Это, бе­зусловно, парадная комната, здесь только принимают гостей или музицируют. На пианино стояли две фотографии юных де­вочек в пачках, они неуклюже склонились в неестественном, угловатом поклоне, на лицах застыли улыбки, на головках – вен­ки из искусственных роз. Одна из них – девочка, только что выбежавшая из ком­наты. Другая – Салли. Странно, как даже в этом возрасте видно, что один и тот же цвет лица и волос, один и тот же костяк в одной проявили неповторимость, в другой – унылую простоту, ничего не обещающую в будущем. Миссис Проктор заметила ее взгляд. – Да, – сказала она, – мы ни в чем ей не отказывали. Ни в чем. И не делали никаких различий. Она занималась музы­кой, так же как Берил, только у нее спо­собностей не было. Но мы всегда к ним относились одинаково. Ужасно, что все так кончилось! А на этой фотографии – мы в день крестин Берил. Это я, мистер Про­ктор, девочка и Салли. Она тогда была такой миленькой, и куда все делось!

Дебора подошла к фотографии. Застывшие на массивных, деревянных с резьбой сту­льях люди на фоне драпированных занаве­сей, отчего фотография казалась более ста­рой, чем была на самом деле. Миссис Про­ктор – помоложе и грудь попышнее – не­умело держит младенца и конфузится в но­вом платье.

Салли надутая. Муж стоит позади них, руки в перчатках по-хозяйски лежат на спинках кресел. Поза довольно неестественная, но лицо непроницаемо. Дебора внимательно всмотрелась в него. Где-то, она-была уве­рена, она видела это лицо, но вспомнить сейчас не могла. В сущности, лицо-то было непримечательное, а фотография десятилетней давности. Она отвернулась от фотографии разочарованная. Она мало что ей сказала, а что именно Дебора хотела узнать – ей самой было непонятно.

Вернулась Берил Проктор со стаканом воды, как видно, выбрала самый лучший и принесла на подносике из папье-маше. Миссис Проктор снова их не познакоми­ла, и Дебора, пока пила, чувствовала, что и мать, и дочка ждут, когда она уйдет. И вдруг ей и самой до смерти захотелось вырваться из этого дома, освободиться от них. И зачем она пошла сюда?! Отчасти от скуки, отчасти надеялась на что-то, а в общем-то из любопытства. Мертвая Салли стала ее интересовать больше, чем интере­совала живая, и ей не терпелось узнать, из какого дома ее выгнали. Теперь ее любо­пытство казалось ей неприличным, а при­ход – просто непрошеным вторжением, она не хотела больше здесь оставаться.

Она попрощалась и вернулась к Феликсу. Он сел за руль, и они молча проехали через весь город, но вот машина вырвалась из цепких лап пригорода и поползла вверх.

– Ну-с, занятия сыском увенчались ус­пехом? – спросил наконец Феликс. – Ты уверена, что хочешь продолжать их?

– Почему бы нет?

– Даже если обнаружишь факты, кото­рые предпочла бы не знать?

– К примеру, что убийца – член моей семьи?

– Я этого не говорил.

– Ты тщательно старался не говорить, но лучше быть честным, чем тактичным. Ты ведь так думаешь, да?

– Если считать, что я убийца, то я до­пускаю эту возможность.

– Ты имеешь в виду то, что произошло в годы Сопротивления. Но это не было убий­ством. И ты не убивал женщин.

– Двоих мужчин убил. Конечно, я стре­лял, а не душил, тогда это казалось необ­ходимым.

– А это убийство тоже казалось необхо­димым – для кого-то, – сказала Дебора.

• Предыдущая
• 31/49
• Следующая