Новая надежда, старые обиды (ЛП) - Малком Энн - Страница 12

Гарри сжал губы, как будто его уговорили ангелы совести, затем кивнул мне.

— Уиллоу, — ответил он напряженным голосом.

В разговоре повисла долгая и неловкая пауза, на заднем плане Стиви Никс пел о том, что ему вот-вот исполнится семнадцать.

Но когда рядом мама, неловкости или натянутых разговоров не возникало.

— Мои дети дома, внучка — само совершенство, вино настаивается, а еда готовится. Чего еще я могу пожелать?

Мы с братом посмотрели друг на друга, заключая молчаливое перемирие, хотя бы ради мамы.

В конце концов, это День благодарения.

Семейная драма пусть подождет до десерта.

❆

Оказалось, что драма не могла подождать до десерта. Она разгоралась все сильнее, пока мама не переставала болтать. Я знала, что закуски вкусные, но почему-то кусок в горло не лез.

Невозможно было отрицать отношение брата ко мне, и ненависть, которую он не мог скрыть. Все игнорировали это, а его жена изо всех сил старалась завязать со мной разговор. Ребенок был единственным спасением, поскольку конфликт можно было приостановить, когда семья передавала из рук в руки маленького пухлого младенца, внимательно наблюдавшего за всеми нами.

Но, в конце концов, пришло время подавать ужин, малышка заснула, а взрослым пришлось сесть за стол с вкусными блюдами и своими обидами.

— Я хотела бы сказать тост, — мама подняла бокал с вином.

Вот только больше ни у кого не было шанса отсидеться в стороне.

— Простите, мы правда будем сидеть здесь, делая вид, что Уиллоу сидела за этим столом каждый год? — перебил Гарри, в его тоне слышалась ярость. — Притворяться, что она присутствовала при рождении Мэйбл и на похоронах отца? — прошипел он.

Слова были колкими, попали в цель.

— Гарри, пожалуйста, давай не будем? — взмолилась мама. — Уиллоу теперь дома, с нами, и только это важно.

— Нет, мам, это не важно, — раздраженно фыркнул Гарри. — Я ценю и обожаю твою способность прощать даже самые вопиющие поступки, но мы с тобой из разного теста, и я не собираюсь делать вид, что все хорошо и спускать ей все с рук, — он ткнул в меня пальцем через стол, и я вздрогнула.

— Гарри…

— Нет! — закричал он. — Не смей сейчас разговаривать. Ты должна была приехать домой и поговорить со мной, когда родилась моя дочь.

— Я отправила подарки, — прошептала я.

— О, хорошо, твои дорогие подарки загладили вину.

— Любимый, — Сара сжала руку мужа. — Может, дадим Уиллоу передышку, она через многое прошла.

Я была благодарна своей невестке за то, что она встала на мою защиту, особенно учитывая, что мы едва знаем друг друга.

— У Уиллоу было много срывов, — кипел Гарри. — Мы все придумывали ей оправдания, но я, черт возьми, устал. Где ты была, когда умер папа? Жила своей жизнью в Лос-Анджелесе, забыв о семье, о том, что действительно важно.

— Я никогда не забывала о тебе, — эмоции сдавили горло, и мой голос был едва слышен.

Он рассмеялся. Голос его был холодным и неприветливым.

— Да, ты меня всегда дурачила. И папу. Он верил в тебя до самой смерти, и я не знаю, нахрена.

— Гарри, — рявкнула мама, и голос ее был так близок к бешенству, как никогда в жизни. — Не смей так разговаривать со своей сестрой.

— Кто-то должен, — усмехнулся он. — Кто-то должен призвать ее к ответу за действия.

— О, золотой ребенок накинулся на меня, потому что я не осталась здесь, не вышла замуж и не завела семью, — ответила я, защищаясь, хотя все, что он говорил, было правдой.

— В нашей семье золотым ребенком была ты, — покачал головой Гарри. — А для папы — всегда самой лучшей. Он говорил об этом открыто, и меня это никогда не обижало. До того дня, когда мы похоронили его, а тебя не было рядом.

Мой стул заскрипел, когда я отодвинула его, не в силах больше ничего выслушивать.

— Ты прав! — закричала я. — Я облажалась. Я подвела его. Подвела тебя. Подвела маму. И я до конца дней буду ненавидеть себя за трусость. Но знаешь что? Меня настигла карма. Я потеряла все. Все, что у меня было, все, чего я достигла. Мужчину, которого думала, что любила. Всех людей, которых считала друзьями, за исключением одного человека. У меня больше ничего нет.

Слезы текли по моему лицу.

Лицо Гарри не смягчилось.

— У тебя ничего нет, значит? — тихо сказал он. — У тебя есть это, — он обвел рукой комнату. — Семья. Но тебе этого не было достаточно. Ты никогда этого не ценила.

Эти слова пронзили мою и без того слабую нервную систему, разорвавшись в комнате, как бомба. Мама даже не вмешалась, чтобы поспорить с Гарри по этому поводу, потому что он прав. Он абсолютно прав. Это короткое пребывание дома, встречи с Броди Адамсом, воспоминания о том, как относился к нему его отец… Все это напомнило о том, что у меня было, и я всегда имела и принимала как должное.

Я могла бы наладить отношения с мамой, но с братом задача неизмеримо сложнее. А папа? Этот шанс упущен, я так и не смогла сказать ему, как сильно его люблю, насколько он был важен для меня, какую роль он сыграл в становлении моей личности. Я так и не смогла попросить у него прощения.

Это уже настоящий предел.

Поэтому я сделала то, что у меня получалось лучше всего… сбежала.

ГЛАВА 7

БРОДИ

Работа в День благодарения не в тягость для меня. На самом деле, даже облегчение, поскольку мне негде праздновать. Мама была единственным ребенком в семье, и все родственники с ее стороны умерли. Родственники отца были разбросаны по стране, и никто из них не был мне близок. У меня нет приятных воспоминаний о праздниках. Это всегда был тихий ужин, за которым отец напивался, причитая, что я виноват в том, что жена не с ним.

Он либо вырубался, либо бил меня.

Да, воспоминания не из приятных. Так что лучше было остаться в участке. Обычно мы получали не так много звонков. Время от времени происходили несчастные случаи. К сожалению, иногда поступали и звонки о домашнем насилии. Во многих семьях — даже в Нью-Хоуп, где преобладает средний класс, — праздники бывали такие же, как и у меня раньше. Насилие в семье распространилось на все слои общества, независимо от уровня дохода.

К счастью, сегодня мы не получили ни одного из таких звонков.

Только звонок из дома Уотсонов. На который я поспешил ответить.

Я не особо знал Уиллоу, если не считать печальных воспоминаний о нашем школьном прошлом и недавней стычке, но она постоянно была в моих мыслях. Эта женщина что-то сделала со мной. И я не успокоюсь, пока не заслужу ее прощения, пока она не улыбнется мне. Пока она не согреет мою постель.

Мои чувства к ней были глубже, чем следовало бы, учитывая нашу историю и ее презрение к моей персоне. Поэтому я волновался, когда подъезжал к дому ее семьи. Ее мама была известна в городе как «чудачка», но еще как одна из самых добрых людей.

Ферн открыла дверь еще до того, как я постучал, и дом светился рождественскими гирляндами, сверкающими на фоне снега.

— Заходи, холодно, — пригласила она меня внутрь, сунув мне под нос дымящуюся кружку. — Вот, согрейся.

Я улыбнулся женщине, которая излучала материнскую энергию, хотя внешне она была совершенно не похожа на типичную маму.

Я с благодарностью отпил из кружки и закашлялся. Напиток был восхитительный, с привкусом яблока, корицы и спиртного.

Очень много спиртного.

— Как бы вкусно это ни было, я не могу пить на работе, мэм, — сказал я ей, сожалея, ведь было чертовски вкусно.

Она приложила ладонь ко лбу.

— Точно, — она забрала кружку обратно. — В наши дни к этому относятся неодобрительно.

— Да, верно, — ответил я, пряча улыбку. — Но я с удовольствием выпью чашечку этого напитка, когда у меня будет свободное время.

Ее дружелюбная улыбка внезапно исчезла.

— Я только с радостью. Обещаю, что не стану его отравлять, как только ты доставишь мою дочь домой в целости и сохранности и принесешь ей глубочайшие извинения за то, как обращался с ней в старшей школе.

Кровь отхлынула от моего лица, когда тепло от сидра рассеялось. Я много лет контактировал с Ферн, когда приходил по делам к ее мужу. Они всегда проявляли ко мне доброту и не намекали на то, что знают о моей истории с их дочерью.