Мои бывшие (СИ) - Блэк Дана - Страница 40

У него будто бы тоже.

Он резко вышел, не дал прокашляться, наклонился и дернул меня к себе. На поцелуй ответила, прижалась к нему всем телом, вместе завалились куда-то в сторону, на заставленный вазами стол.

На миг меня оглушило — это стол скрипнул по каменному полу деревянными ножками, и вазы посыпались с него, секунду назад целые, одно неверное движение — и осколки под ногами у нас.

— Мирон.

— Что бы ни случилось — будь со мной? — его шепот обжигал шею, клеймо за клеймом, и внутри меня что-то жгло.

Пуговица с моих джинсов отлетела в сторону, подпрыгивая на полу, застучала гулко.

Всхлипнула и развернулась спиной к Мирону, ладонями оперлась на стол.

— Будешь, Яна? — продолжал он шептать, сдирая с меня джинсы вместе с бельем, смял ягодицу и толкнул животом на стол. — Яна?

Он ворвался сразу, не погладив меня, влажный от моей слюны член скользнул в нежные складки, и как огнем полоснуло, от этой резкости, он растянул меня одним размашистым движением, до упора и звонкого шлепка, с которым врезался в меня бедрами.

Меня пошатнуло, застонала и вцепилась в столешницу. Всем телом ощутила, как горячий член рванулся назад, и снова в меня, с оттяжкой, с размаху.

Заскрипел стол.

— Яна, — Мирон начал вколачиваться, повторяя мое имя как мантру, будто в бреду, глубокими нетерпеливыми толчками выбивая обещание, признание — с ним, что бы ни было.

Я хочу. Пусть это продолжается бесконечно. С ним.

— Да, да, да! — я сорву голос, но не замолчу, я буду шептать, и мой шепот сплетется, с этими влажными шлепками, со скрипом стола и хрустом бесценной посуды под нашими подошвами, ее мы сломали, а друг друга сбережем.

— Только …моя…без Руслана? — выдохнул он.

Напомнил.

Напомнил.

Напомнил.

И ответа не получил.

Глава 49

— Яна, Яночка…

Мирон долбится в меня, наполняет своей твердостью. Я хочу кричать, извиваюсь под ним, кусаю губы, и сдерживаюсь.

Стоны сдерживаю, и слова.

Принимаю в себя его член, и с ума схожу — как же я соскучилась по Мирону. Он мой, этого не изменит никто и никогда.

— Яна… ответь, — прохрипел Мирон, и изменил угол проникновения.

Движения стали рванее, они приносят и наслаждение, и легкую боль. Она как изысканная приправа, делает ощущения лишь ярче, полнее.

Ноги дрожат, я всхлипываю, сжимаю Мирона внутри. Я ведь знала, что он снова будет со мной, во мне. Пусть и прогоняла, обижалась, злилась на него, и даже думала, что все кончено, но душой-то я понимала — я навсегда ему принадлежу, а он мне.

— Ты моя? — прорычал он тихо, подбивая меня изнутри. — Моя?

— Твоя…

— Только моя?

Вместо ответа я громко застонала, и увидела на стене росчерк света. Дверь скрипнула. Мы больше не одни.

— Мир… какого черта? — услышала я хриплый голос.

Руслан.

Я подняла голову, вгляделась в него. Мирон замер во мне, член распирает, мне нужно, чтобы он двигался, чтобы продолжал накачивать меня экстазом, но мы втроем застыли, замерли.

— Вот, значит, как? Хм… они подождут, — бросил Рус, будто самому себе.

Подошел ближе, мягко ухватил прядь волос, и пропустил между своих пальцев. А вторая его рука потянулась к поясу.

— Без меня начали? Я присоединюсь?

— Твой ответ, Яна, — Мир склонился надо мной, и прошептал это на ухо.

Какой может быть ответ?

Я люблю Мирона.

Я люблю Руслана.

С каждым из них я могла бы быть счастлива, но мне ведь нужны оба. Я уже знаю, каково это — принадлежать им. И если лишусь одного, то половина сердца всегда болеть будет.

Потому вместо ответа я сама потянулась к поясу на брюках Руса, помогая ему высвободить член.

— А-ах, — сдавленно простонала от возобновившихся движений Мирона — яростных, я чувствую, как он зол, но, кажется, он еще сильнее возбудился.

— СПА, значит? — улыбнулся Рус.

Обхватила ствол его члена ладонью, провела несколько раз от основания до головки, чуть сдавливая её, и вобрала в рот его бархатистую длину. Жадно всосала, лаская головку кончиком языка. Мирон обхватил меня за бедра, прошивая раз за разом, жадно вклиниваясь в меня, пока я также жадно ласкала Руса — сдавливала щеками, мягко, дразняще проходилась языком, и принимала почти на всю длину. Наслаждалась знакомым вкусом, его хрипами, влажными звуками от соединения наших тел. И приближалась к финишу с каждым движением.

Как и парни.

Мирон больше не позволяет мне двигаться самой. Зафиксировал жестко, и таранит членом лоно. Руслан напряжен, и тоже прекратил игры, он буквально трахает мой рот. Я в станок превратилась, удовлетворяю эгоистические мужские желания, и дрожу от спазмов, от легких судорог — предвестников приближающегося оргазма.

Низ живота в огне, я вспыхиваю ярче с каждым резким движением. Загораюсь от осознания — они со мной. Оба. Мирон и Руслан.

Люблю их.

Меня затрясло от обрушившейся эйфории. Я бы закричала, если бы могла, ведь именно сейчас удовольствие полное, кажется, больше и быть не может.

— Люблю, Яна… — рыкнул Рус, растягивая членом мое горло.

Замер, притянув меня к себе, и начал изливаться. А следом за ним, с глухим стоном, кончил и Мирон.

— Это твой ответ? — все еще задыхаясь после секса спросил Мирон.

Я поднялась — ноги ватные, с трудом держусь. Да и руки не слушаются, когда я пытаюсь привести свою одежду в порядок.

Наверное, пора уже поговорить начистоту.

— Я люблю тебя, Мирон. А ты любишь?

— Люблю.

Руслан при этом признании сурово сжал губы, и я выдохнула:

— И тебя я люблю, Рус. Вас обоих. И выбирать не могу. Вы оба мне нужны, и… и если вам так нужно, чтобы был один, то сделайте выбор за меня. Я его делать не стану.

Уф. Сказала. Смогла.

— Меня все устраивает, — Руслан обнял меня, прижал спиной к себе. — Оба, так оба.

Я вижу, как Мирона ломает от этого. Но… черт, я ведь знаю его, чувствовала и его ревность, когда мы втроем, и его страсть. Иногда ведь у него получается забыть, что нас не двое, а трое.

Но не сейчас. Или…?

— Но если ты, Мир, против, то оставь Яну мне. Она дала нам выбор, — подначил приятеля Руслан.

Мирон зло выдохнул, шагнул ко мне, и коротко поцеловал. Буквально заклеймил мои губы своими, и кивнул:

— Значит, оба.

Неужели больше без борьбы? Без недомолвок и лжи?

Я счастливо улыбнулась, хотела было податься к Мирону, но воспоминания остановили. Недомолвки, ложь, обида — все это осталось. И я, наверное, должна рассказать. Иначе Марина успеет первой, перевернет мои слова, и мало ли, что и как будет.

Они оба должны знать.

— Мирон, ты все спрашивал, почему я тогда уехала, — я высвободилась из мужских рук, отошла от них обоих. — Дело в… дело в… черт, — рассмеялась я нервно, сжала кулаки, и выпалила: — Дело в твоем отце. В Тарасе.

Мирон нахмурился, Рус привалился спиной к стене. Никто не перебивает, не задает глупых вопросов. Они ждут.

— Ты можешь мне не поверить, и… знаешь, родители мне так и не поверили, — покачала я головой, вспоминая, как больно мне было от этого. — Я хотела сказать, что все началось невинно, но это не так. Тарас не упускал повода нигде — он приставал ко мне на вечеринках, на ужинах. Он приходил ко мне домой. Трогал меня, — просипела я, и от воспоминаний передернуло. — Только сначала, когда я сопротивлялась, он отпускал. Говорил, что я все равно буду его, что ты не для меня, Мир. А потом мне позвонила Марина. Тот календарь — тебе его подарили, кстати? Марина организовала съемку, и позвала меня…

Я рассказывала, и рассказывала. Про каждое слово Тараса, про то, как он пугал меня, домогался. Как в итоге чуть не изнасиловал, затащив в машину — тогда он ведь не собирался меня отпускать, я чувствовала, что он готов пойти до самого конца.

Рассказала я и про свои страхи. Ведь даже родители, самые близкие, казалось бы, люди мне не поверили. Для них Тарас — чужой, а Мирону он — отец.