Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена - Страница 18

– Эй, мальчик-красавчик! А попрощаться?

– Пошла вон, – отодвинул я её, особо не церемонясь, и сел рядом с водителем.

В открытое окно ворвался ее визгливый крик:

– Младшенький-то тоже, как погляжу, вырос говном высокомерным! Ну и валите! А то приехали тут, как цари к бедным родственничкам, одарили своим царским вниманием. Столько лет носы от нас воротили. Думали, мы стелиться перед вами будем? Да катитесь!

***

Всю дорогу мама тихонько плакала. Я боялся, что дома будет настоящая истерика, но обошлось. Даже получилось уговорить её лечь спать, не без помощи пилюль, конечно. Затем я спустился вниз, на кухню. На встрече родственников поесть как-то не удалось, а голод уже давал о себе знать.

Ничего готового в холодильнике я не обнаружил – домработница по велению мамы варила ровно на день, чтобы всё было свежее и ничего не пропадало. Ну а сегодня она вообще ничего не готовила, раз уж мы поехали в гости. Хорошо хоть нашёл баночку с сыром, рыбу, зелень, помидоры, горчицу. Соорудил себе пару бутербродов.

И тут пришло новое сообщение. От Тани Ларионовой. Телефон коротко звякнул, и внутри у меня так же коротко ёкнуло. Забыв про голод, я отставил в сторону блюдо с бутербродами, взял сотовый и поднялся к себе. Почему-то хотелось прочитать его в уединении, спокойно, не на ходу. Хотя смешно, конечно, это ж всего лишь сообщение, говорил я себе и тем не менее…

«Привет. А ты был сегодня в школе?»

Выходит, она заметила, что не был. Я улыбнулся.

«Нет, пропустил, так получилось»

И вдогонку поздоровался как культурный. Ну а дальше она меня попросту ошарашила:

«Вот оно что. А то я не видела тебя с ашками ни в столовой, ни на переменах. Высматривала тебя весь день и думала, ну и где он прячется».

Я завис, не зная, как реагировать на такую прямоту. А она продолжала:

«А завтра придешь?»

«Собирался»

«А сейчас что делаешь?»

«Ничего особенного. Хотел поужинать и, наверное, спать пойти»

«В десять??? В такую рань? Это ж детское время! Я думала, что такие большие мальчики ночи проводят поинтереснее. Или ты у нас малыш?».

Я снова завис. Не из-за подколки – такая ерунда меня не трогает в принципе. Только вот это как-то не очень на нее похоже. Хотя… откуда мне знать, какая она и что на нее похоже, если мы ни разу не разговаривали.

Пока я соображал, она написала:

«Аууууу!»

«Ты еще тут?»

«Ты не хочешь со мной разговаривать?»

И следом – череда рыдающих смайликов.

«Ну давай поговорим», – ответил я, совершенно обескураженный.

В ответ – ещё больше смайликов с поцелуями.

«Как настроение?» – спросил я самое нейтральное, что пришло на ум.

«Задорное».

И опять смайл, на этот раз подмигивающий.

«С одноклассницами помирилась?»

«Да ну их! Зажравшиеся тупые богатенькие сучки. Ненавижу их! Давай лучше о тебе? У тебя кто-нибудь есть? Встречаешься или свободен?»

«Нет, ни с кем не встречаюсь».

Теперь стикер, потирающий ручки.

«Но с ориентацией у тебя всё норм?»

«Ладно, Таня, малышам пора спать»

«Нет, нет, нет, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, поговори со мной!Хнык-хнык». И смайлы, смайлы, смайлы… Дурдом какой-то.

«Ну ладно»

«Уиииии!А скажи, какие тебе девушки больше нравятся?»

«Да нет у меня особых канонов»

«А я тебе как? Ну, на лицо и вообще?»

И что тут скажешь? Честно говоря, от неё я не ожидал такой вот глупости и пошлости. Никак не вязалось это с её образом, который, впрочем, придумал я сам. А ведь в классе говорили, что она с приветом. Обычно я не слушаю подобный треп, но сейчас сразу вспомнилось.

«Что, совсем-совсем не нравлюсь?»

И снова рыдающие смайлы, десятки рыдающих смайлов.

«Нравишься».

«На лицо или вообще?»

«Ты красивая, но я в самом деле хочу спать»

Между тем, было уже за полночь.

«Ладно, я тоже пойду спать. А то отец вчера всю ночь бухой орал, ну как обычно. Он у меня недавно откинулся. Десять лет отсидел, представляешь? А вернулся алкашом конченным. Каждый день бухает»

«Сожалею.Спокойной ночи»

«Постой… а хочешь я тебе кое-что покажу? Чтобы спалось слаще))))»

«Что?»

«Ну как что? Что все мальчики просят обычно?»

Теперь я вообще ее не понимал. Абсолютно.

«Ну ты же сказал, что я красивая, что тебе нравлюсь. Ты мне тоже нравишься. В общем, хочешь я покажу тебе себя? Без цензуры типа»

«Ну? Дима? Ты там уснул уже?»

«Я не совсем тебя понял»

«ОМГ… вы там все в Питере такие? Короче, хочешь покажу грудь?»

К лицу резко прихлынул жар. Однако меня всё же взяло сомнение.

«Таня, ты сейчас всерьез пишешь?»

«Ну конечно. А что тут такого?»

Что такого? Да ну нет. Она прикалывается, решил я.

«Дима, ау! Ну так что? Показать?»

Наверное, стоило прекратить этот странный, дурацкий диалог или просто молча выйти из вк, но что-то меня удерживало. Стоило признаться себе, что вместе с разочарованием и даже легкой неприязнью она вдруг вызвала во мне интерес, совсем другой, чем раньше, низменный.

И я написал:

«Ну покажи»

И сразу же прилетела фотка с девичьей грудью. Даже две. Почти одинаковых, но на одной под левой ключицей красной помадой было нарисовано сердце, а в нем – буква Д. Фон был убогий, какие-то грязные обои, но я на фон особо и не смотрел, а на фотку, которая без Д, залип конкретно. В паху тотчас сделалось горячо и тяжело. В общем, пришлось идти в душ. Только потом стало еще противнее…

Утром, на свежую голову, мне вдруг пришла мысль: а, может, эта не она? Не Таня? Вдруг ее аккаунт взломали? Ну или мне хотелось так думать.

Решил, что, встретив Таню в школе, я это пойму. В лоб, конечно, спрашивать не буду, она ли мне скинула вчера свой нюдс. Но наверняка и так догадаюсь по ее поведению, по мимике, тем более в её случае это не сложно. До этого ведь она делала вид, что не смотрит на меня, даже когда смотрела. Как, интересно, поведет она себя сейчас?

Четыре урока я ждал, когда её увижу, выискивал в толпе на переменах, но встретились мы только в столовой. Таня вошла чуть позже, села в стороне от всех – видимо, так и не помирилась с одноклассницами, а потом взглянула прямо на меня. Не просто мельком, а надолго задержала взгляд и многозначительно улыбнулась. Я тоже выдавил в ответ улыбку. Значит, вчера всё-таки переписывалась со мной она?

Женя Зеленцова

Определенного плана у Женьки не было. Было лишь желание, острое, жгучее, неотвязное – сделать больно ненавистной бывшей подруге.

Ведь она – предательница. Подлая, неблагодарная тварь. Она ведь лучше всех знала, как сильно и беззаветно Женька любит Гольца. Сколько раз она рыдала у нее на плече из-за Славки, даже говорила ей, что умереть хочет. Правда, тогда они едва не поссорились. Потому что вместо сочувствия Танька усмехнулась и пренебрежительно спросила:

– Умереть? Из-за такой фигни?

Женька до сих пор помнила ту обиду.

– А, по-твоему, только тебе может быть по-настоящему плохо, так плохо, что жить не хочется? Только твои страдания серьезные? Я тебе вообще-то всегда искренне сочувствовала, а не высмеивала твои несчастья, не говорила, что они – ерунда и мелочь.

Танька тогда сразу пошла на попятную, извинилась.

Женька простила, конечно. Поверила, что та случайно ляпнула, ну не подумала, бывает. Но на самом деле – в этом вся Танька и была. Плевать ей на других, даже на тех, кого звала другом. Не умеет она дружить, раз так легко предала. Ещё и врала, выкручивалась, будто все дураки и ничего не понимают.