Без Веры... (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 22

— Конечно! — воодушевляюсь я, широко открывая глаза, — Да вот хотя бы географию взять! Я учебник в первую же неделю наизусть знал. Ладно ещё Анисим Павлович рассказывает интересно, а так бы со скуки помер! Да половины предметов так!

Нина, не замечая того, кивает и восторженно смотрит на такую умную старшую сестру, играющую мужской частью семьи Пыжовых, как марионетками. Ну-ну… интриганши.

Работайте! Я вам позже ещё аргументов подкину — так, чтобы мой переход на экстернат выглядел выгодным прежде всего вам.

В жопу гимназию! Всех этих педелей, сторожей, Кондуит, невозможность выйти на улицу вечером и посещать увеселительные мероприятия!

Дожмут… и что-то мне подсказывают, что быстро. Двадцать пять рублей годовой оплаты, пошив новой формы и…

… мысленно они эти деньги уже потратили. На себя.

А папенька ещё сам того не знает, но тоже потратил — на новую служанку, помоложе и без амбиций стать госпожой Пыжовой. Хватит! Обжёгся уже.

Ну а я… да чёрт со всеми вами! Делите! Не жалко.

Пусть тело у меня детское, да отчасти и сознание, но знания и жизненный опыт никуда не делись. Заработаю.

Озябнув, я в полудрёме заворочался и завозился, натягивая на себя тонкое байковое одеяло, сползшее за время сна, и устроился поуютней в получившемся тёплом коконе. Пока возился, проснулся окончательно, но вставать не спешу, наслаждаясь самыми вкусными утренними минутками.

Сквозь плотные портьеры, колышущиеся от сквозняка из настежь открытой форточки, пробивается солнечный свет. С улицы, еле слышимые, доносятся голоса беседующих жильцов, шорканье дворницкое метлы да квохтание кур, устроившихся не иначе как под моим окном.

Всё это, впрочем, очень уютно и лампово, так что было бы желание спать, звуки эти скорее убаюкали бы меня. Зевнув, я потянулся… а потом ещё и ещё, не хуже иного кота. Закончив, вытянулся под одеялом, медленно осознавая, что гимназия — всё…

Не нужно ежедневно вставать в раннюю рань и идти туда, невзирая на самочувствие и непогоду, высиживать часами в душных классах в нервном напряжении, а на переменах ждать подвоха от других гимназистов…

… и кто бы знал, какое-то это счастье! Не просто каникулы, а — всё, совсем всё! Папенька, решив не тянуть кота за причинное место, переговорил со знакомым доктором, затем с гимназическим начальством, и проблема моя разрешилась необыкновенно быстро, без какой-либо бюрократической проволочки.

Наверное, я мог бы долго валяться в этакой неге, но позывы мочевого пузыря победили духовное.

— Рановато, — озвучиваю очевидное, поглядев на будильник, стрелки на котором не перевалили ещё за отметку в пять часов, — ну да ладно…

Сев на скрипнувшей кровати, нашарил ногами домашние туфли и ненароком зацепил горшок, громко звякнувший крышкой.

— Да тьфу ты… — накатило смущение, но увы и ах — это реалии времени! Несмотря на наличие канализации, ночные вазы под кроватью не ушли в прошлое. Казалось бы… но нет!

Нина, я точно это знаю, ночью боится вставать в туалет, и по малой нужде ходит на горшок. Я… хм, да всё тоже самое, по крайней мере до недавних пор.

А когда болею, тем более… так что с учётом общей дохлости моего организма, с ночным горшком знаком я более чем хорошо! Можно даже сказать — сроднился.

Папенька, выросший в иных условиях и воспринимающий эту деталь интерьера как данность, пользуется им как бы не почаще всех нас вместе взятых. Ну, с учётом его постоянных пьянок и не удивительно.

Под себя он не ссыт, но порой, придя изрядно подшофе, он продолжает накидываться до полной кондиции — так, что затруднительно бывает просто встать с дивана и дойти до спальни. Какой уж там туалет посреди ночи… он и в горшок не всегда попадает, брандмайор херов.

Да даже если и доходит! Только и разницы, что зассано всё вокруг унитаза, а не собственная его комната.

Это не обсуждается в принципе. В приличном обществе темы такого рода табуированы, но… мы же не в иллюзии живём, хотя и делаем вид, что не замечаем низменной прозы жизни.

Вокруг очень много таких вот вещей, которые меня, выходца из двадцать первого века, едва ли не в нокдаун отправляют. Благо, новая синтетическая личность помогает справляться со стрессом.

А так… десятки и сотни мелочей, вызывающих раздражение. Притом те же ночные горшки или скажем, кони, которые во время поездки роняют на мостовую отнюдь не лепестки фиалок, и могут всю дорогу шумно портить воздух, на самом деле ерунда.

Очень сложно без интернета… но пока даже радиопередач нет! Телевиденья! Кино — немое убожество с кривляющимися в стиле миманса актёрами, телефон — роскошь!

А отношения между людьми, вот где жуть. Какая уж там толерантность… социальное неравенство оформлено законодательно!

Это ведь не просто несправедливость. Когда она касается не тебя лично, её можно и не замечать… большую часть времени. А… с кем общаться?

Выходцы из низов могут быть сколько угодно умны, но это совершенно другая культура, другой образ жизни и даже мыслей. Даже язык! Язык Чехова, Достоевского и Толстого разительно отличается от языка простонародья, и это не просто «каво», «чаво» и «што», но из-за иного мышления и культурной среды это фактически другой язык. Ну ладно… диалект.

Разница между слоями общества немногим меньше, чем у живущих в Индии британцев и самих индийцев, пусть даже прекрасно знающих английский язык. Пусть… пусть утрирую! Но факт остаётся фактом, и реальное, живое общение с людьми, близкими по духу и образованию, остаётся большой проблемой.

Есть неплохие ребята среди гимназистов, кое-какие знакомства с реалистами и учениками городского Коммерческого училища. Но они всё — дети, то есть личинки людей. С ними можно поиграть в бабки и казаки разбойники, а вот обсудить какие-то мысли…

— Да твою же дивизию, — простонал я, обнаружив себя залипнувшим в размышлениях возле туалета.

— Ась? — выглянула с кухни Глафира, — Доброго утречка, Алексей Юрьевич!

— Доброго утра, Глафира, — ответив ей, наконец захожу в ванную и стравливаю давление. Потом долго умываюсь, пытаясь не столько смыть пот, сколько вот эти все мысли… Тоже ведь — проблема!

Я привык постоянно учиться чему-то новому, перерабатывать огромные массивы информации. Пусть даже по большей части поверхностно, но тем не менее.

А захочешь выплеснуть пар, пожалуйста! В двадцать первом веке любой большой город, а тем более европейский, по умолчанию предоставляет своим жителям великое множество возможностей.

Большая часть их рядовому обывателю не нужна и никогда не понадобится, но есть спортзалы разной направленности, есть сообщества реконструкторов и музыкальные группы, байкеры и анимешники, клубы собаководов и пейнтболисты. Мало? Садись за комп и ищи в интернете единомышленников или тех, с кем было бы интересно пообщаться. Да блин! Просто «зависнуть» над милыми котиками, потупив пару часиков во благе!

А здесь всего этого нет, вообще нет… и сознание моё, отойдя от первого шока, принялось нагружать самоё себя в привычной для себя манере. От скуки! Я просто не знаю, чем занять себя.

Игра «в индейцы» и прочие мальчишеские радости — сто раз да! Пролистать учебники и вообще заняться учёбой? Снова да!

А дальше? Замены интернету, привычной общественной жизни и всем тем вещами, что в двадцать первом веке кажутся чем-то неотъемлемым — нет!

— Мне надо чем-то занять себя, — сообщаю отражению, плеснув в лицо холодной водой, — иначе, в поисках пищи для мозга и новых впечатлений, можно додуматься до шизофрении или марксизма.

— Вам сготовить чевой, Алексей Юрьевич? — едва заметно нервничая, осведомилась служанка, заметив меня выходящим из ванной.

— Хм… — прислушиваюсь к позывам желудка и соглашаюсь. Папенька встанет много позже, сёстры в первые дни каникул отсыпаются, так что даже завтракать мы будем раздельно, — А давай! Лёгкое чего-нибудь. И… не надо в гостиной накрывать, а то проснутся ещё.