Вестник (СИ) - "Greyser" - Страница 55

На солнце тело ускользало от препятствий, не хуже носимой чёрной ткани по ветру.

Внезапно, тупик. За бегуном урвались люди похуже продавца фруктов. Подручные мясника с крюками и тесаками наперевес стряхивали кровь.

— ЛОВИ!

— АЙ! - водящего качнуло.

— С тобой всё нормально?

— Да, просто… Сука… Он теснится.

Рука за управлением ёрзнула в сторону. Тревис повернул автомобиль на полосу дороги обратно.

— Нет, с тобой не всё нормально.

Тот, что с тесаком, получил с ноги. Вестник едва убрал голову с траектории ступни. И только после стало понятна глупость этого уворота. Машина вслед за рулём развернулась, полетя в кювет. Пустынная обочина плохо гасит силу полёта, переворота было не избежать. И ещё одного.

Роджер очнулся, желая выплюнуть кровь, забившую ноздрю. На водительском пусто. А вот на улице продолжались странности. Запылившаяся оранжевая роба бился с воздухом. Более того, «воздух» ему отвечал.

— Мы вроде собирались вернуть тачку назад! Что за хрень ты творишь, Харахти?!

Заключённый обернулся. Ударил себя по лицу. И из робы выскочил пленник. Такая же копия, что и раньше. Но вид его был другой. С яростным всхлипом он рванул на свой исток.

Два близнеца вцепились друг в друга. Необычно, но эта драка не была похожа на выброс негатива, а слаженный и чёткий бой. Те, кто жили в одной голове, уж слишком сильно знали себя, чтобы бить неуверенно.

Кулаки мяли кожу и стучали по мышцам. Увороты и выпады как плацебо: противник настигал оппонента всегда. Но слабости равны у обоих. Передышка в пять секунд.

— Удобно всем телом драться? Исида уже знает, как Онурис во мне тебе задаст! - ворчал нападавший и запустил ногу с поворота.

Оппонент пригнулся от него, но не заметил подвоха. Копия, встав перед оригиналом вплотную, забралась обратно внутрь через грудь. Внезапно, рука заключённого вмазала ему же в нос. Серия крепких ударов в сочетании с коленом едва удавалось остановить.

— Надо останавливать этот балаган, — усилием застрявший Вестник определился в своём положении.

Ноги прижимал смятый бардачок. Выскочить не получалось, словно жука схватили за крылья. Ноги оригинала пытались давить самих себя. Парень подпёр ладонью кусок металла.

— Поднажмём и раз… Ай, твою ж! - заострённые куски порезали пальцы.

Машина двинулась от упавшего. Кто-то проигрывает. Роджер высвободил косу. Она обвила зажатую конечность, остриём зацепившись за полы. Кузов трясло от ударов. Прекратились они только тогда, когда рука схватилась за горло.

— А может ну его? Ну, набьёт себе морду, уснёт, а как придёт в себя, тогда и я с ним поговорю.

Вестника даже перестало сильно волновать его заточение в автомобиле. Роба упал навзничь, распоров оболочку машины у капота. Струя бензина прыснула на жаркий песок. Всполохи пламени летящие из трубки заставили Тревиса нервничать.

— Мне голым в Ливии делать нечего. И так уже был в тюрьме.

Коса двинула бардачок, а дерущийся вмял его обратно. Лежа на капоте, он будто рвал воздух.

— Я тебе не дам себя сжечь. Не для этого я умирал! Не для…

За стеклом заключённый не слышал американских жалоб. Его волновал соперник. Не важно, что его не получалось увидеть, он дрался его руками. Треск стекла на секунду. Роба не стучал по нему, чтобы был такой звук. Шею обвило что-то, но обе руки были у него на виду. Его как лебёдкой затянуло в салон, пока он видел, как всё активнее пыхало топливо на жаре. Остановившись на чём-то похожем на ещё одно тело, заключённый почувствовал ещё один толчок, но уже спереди. Взрывной толчок.

Ветер выл, подобно зною. Зной был… Холодным. Холоднее горящего бензина, уж точно.

— …оч…ОЧНИСЬ УЖЕ!

Вестник откашливался. Никогда так громко не кричал.

— Можешь ненадолго уладить всё, что у тебя там в голове, ладно?

Грёбанный выродок будет диктовать мне, что делать. Как ты диктовал. Всегда диктуете. Я вижу себя в лодке, хотя воды не видать. Возможно, мираж от жары. Вечно твои фантазии. И ведь ладно, я тоже могу помечтать, но ты у нас такой важный, что хоть сейчас мир покроется водой. Всё по единому твоему слову. Лодка качается. Каждый раз, когда это лодка качается, я что-то слышу. Голос. Я знаю. Конечно, конечно ты его знаешь. Но не помнишь. Тень величия заставляет не вспоминать. Вот бы мне такую тень, я бы и тебя забыл. Вспомнил. БРАТ!

— АТ! - вскрикнул обгоревший.

— Живой? А, тупой вопрос. Извини, что решил закрыться тобой от взрыва. Ну, с учётом аварии… Ты накосячил, я… Думаю, что мы квиты.

Вот бы ты также сказал. Как я оказался в твоей голове, Одайон? Тебе ли важно, Харахти? Тебе важно? Почему ты взял моё имя, брат? Просто так. Не желание тебя вело, Ра видит. Ра видел и твою смерть. Или убийство сказать правильней?

— Трудно, наверное, жить столько лет в заточении, живя вечно?

Это не жизнь. Никогда ей не было. Ты был в тюрьме, Одайон? Кто мог посадить прислужника фараона? Полицейские. Те же, что и пытали меня. О чём ты говоришь? Зачем это рассказывать? Всякий раз, когда просыпается мой братишка, редкостная эгоистичная тварь, я должен тебе напоминать, что мы — херов громоотвод? А? Возможно, пичканье таблеток не сильно развивает твою память.

— Не хотелось бы, чтобы от взрыва ты забыл, кто ты есть.

Простая ненависть над дурацкой куклой, какой ты стал, мне смешна. Я хочу, чтобы ты помнил, каков ты. Тот, от кого меня разъедает. Ты в лодке? Да. Я стаю у края лодки. Посмотри на воду под тобой. Скажи мне, что ты видишь.

— Мой клинок пронзил сердце Сети Первого.

— Статусно.

— Я видел тьму, которой Анубис оплёл моё тело. Его лапы держали меня за руки. Он чуял мой страх. Своей пастью зверь вырвал не внутренности, но внутреннее. Моя душа выбралась за его клыки, и я перестал бояться. Но путь в Дуат закрылся предо мной. Его закрыл Сет.

Проклятие. Надо бы поработать. Только так можно снять. Смотри в даль. Как я очутился в тюрьме?

— Меня называли больным. Мир не видел меня нормальным. Надо его ограбить.

Он заслуживает этого. В разумных рамках.

— Страна. Мне нужно дойти до страны. Я смогу дойти пешком.

Да, помню я, как извилины от жары скручивались в спиральки для ловли мух. Зато незаметно.

— Я ограбил ливийский банк. Сел в машину. Бензина не хватило.

Такой замечательный план и впросак.

Заключённому стало больно. Его жгло. Жгла память. И я рад, что ты начинаешь чувствовать. Мне полагался расстрел. После него меня спрятали так глубоко, как могли. Никаких историй о воскресших и не водилось даже на обедах охраны. А раз я был у них втайне, то и втайне помогал им существовать. Деньги, чёртовы деньги. Я сэкономил им целое состояние. Каждый пасмурный день наступал заветный час. Мне даже не было известно, когда он происходит. Я определял его конец по отраве в остатках еды. Онемение челюсти, слабость, помнишь? Кто-то проболтался, что туда провозили нервные паралитики. Говорили, что для крыс яд, травя им меня. Даже два шага сделал не мог, сразу валился. В камеру заходила охрана. Один никогда меня не трогал. Ему мешал ствол, нацеленный мне в затылок. Другой делал самое безболезненное: напаивал меня водой. Двух литров им всегда хватало. Затем, меня на руках тащили до верхних этажей, где брали со склада хреновину, явно непривычную для тюрем.

Роба стянул локти, будто связанный. Металлическая сетка, перевязанная в форме рубахи. Её надевали на меня по пути. Позже, уже приодетым я буду на крыше. Животным в других странах перед этим дают наесться от пуза, а там это была работа. Посадят на стул и надеешься, чтобы дождь пошёл, а ни то печь будет, как в драном карцере. Но все равно волнуешься, словно первый раз, и тут…

— А!

Какое счастье, если отключишься от первого разряда, но второй…

— ЧТОБ ВАС!

Буду честным, запах прожаренного мяса поднимает аппетит, а он уже хоть как-то отвлечёт от адской боли. Слышишь, что говорят охранники?

— Они… Смеются.

И ставят всё те же деньги, когда же я сдохну. А по времени меняют штуки такие, аккумуляторы называются. Ты не поймёшь. Способ быстрый и дешёвый. До заключённых никому толка нет, а вод до электричества…