Мой зверь безжалостный и нежный (СИ) - Шолохова Елена - Страница 31

Только бы осталась жива! Только бы выжила. Я даже не припомню, чтобы меня когда-либо пробирал такой лютый страх. Да вообще никогда такого не было. Я и сам не подозревал, что можно вот так бояться. Да какой бояться? Это вообще не то слово, оно не выражает и одной десятой того ужаса, который меня обуял. Меня аж потряхивало, а в животе будто ледяная яма образовалась, куда, ухнув, скатилось сердце, которое то молотило, то останавливалось.

Блин, Марина, где ты? Отзовись! Пожалуйста…

Я перепрыгивал с камня на камень, припадал к каждой щели, к каждому отверстию, вглядывался. Нигде… В отчаянии метался, выкрикивал её имя и лихорадочно соображал, что делать? Бежать в лагерь? Чтобы по рации вызвали спасателей? Но это время! А мне казалось, сейчас каждая секунда важна. Или поискать тут самому, а в лагерь пусть вон Генка бежит?

— Марина! — орал я как сумасшедший.

Да я и сходил с ума, причем стремительно. Сука, зачем он её сюда поволок! Проклятое землетрясение! Если она не выживет… нет, я даже думать не могу о таком.

И вдруг услышал рядом:

— Я тут!

Рванул на её голос, повернулся влево-вправо, пытаясь понять, откуда он доносится.

— Я в пещере.

И тут я увидел чуть выше небольшую щель, оставшуюся, видимо, от прохода, который теперь был почти полностью завален грудой камней и валунов, скатившихся со скалы. Цепляясь за выступы, поднялся и, слава богу, пролез в эту щель без труда. Нырнул в неё до пояса. Но, конечно, ничего не увидел — со света казалось, что там кромешная тьма.

— Я тут, — повторила Марина уже совсем близко.

Я выдохнул чуть ли не со стоном — жива и, похоже, ничего с ней страшного не случилось. Мне вдруг захотелось сказать ей, как я рад, что нашёл её, что она не покалечилась и не погибла. Но вовремя спохватился, прикусил язык. 

Вытянуть её у меня не получилось, пришлось спрыгнуть в пещеру самому.

И тут она обняла меня. И я снова, как тогда в бильярдной, завис. Хотя нет, всё же не так, сейчас гораздо быстрее в себя пришёл. Адреналин в крови ещё бурлил, не давая совсем поплыть. Ну и не до того было — я же думал, как её отсюда вызволить.

И тут пошла новая волна толчков. Нам повезло — нас не задели камни, которые падали тут, конечно, не такой лавиной, как снаружи, и судя по звукам — мелкие. Но и не повезло — проход завалило окончательно...

Тимур

Вот теперь мы остались в полной темноте. Ни малейшего луча света больше не проникало. Сплошная чернота.

Я тихо выругнулся. И громче добавил:

— Приплыли.

С минуту она молчала, только дышала очень часто. Боролась с приступом паники, я это чувствовал.

Я сидел на корточках, её не видел, но безошибочно угадывал по её дыханию, теплу, запаху, что она совсем рядом, вот — руку протяни и дотронешься. К тому же в такой темноте, мне казалось, все чувства обострились до предела. И очень хотелось протянуть и дотронуться, но не мог. Сам не знаю, почему. С ней же вообще всё не так, я с ней сам не свой. Но сейчас я хотя бы успокоился. Она жива, цела и невредима — это главное. А то, что завалило нас — ну, разгребут, Генка точно видел, как я сюда спускался.

— Что будем делать? — наконец спросила Марина.

— Ждать помощи. Там пацаны снаружи, кто-то уже в лагерь побежал. Завал там, конечно, не хилый, но не думаю, что ждать нам придется долго. Директор по рации вызовет МЧС, где-то на Байкале, в Николах, их база. Короче, сегодня к вечеру самое позднее нас раскопают, не переживай так.

Я всё же протянул руку и коснулся её… ноги. Руку я одернул, конечно.

Потом догадался по шороху, что она присела рядом.

— А ты не видел Алексея? Он там снаружи должен был стоять…

От её вопроса неприятно кольнуло.

— Видел, — процедил я. Почему она про него спрашивает? Может, у них… Нет, не хочу знать. И зло добавил: — Он там снаружи теперь лежит. С пробитой головой.

Она ахнула.

— Какой ужас! Он жив?

— Жив. По крайней мере был несколько минут назад.

— Бедный. Я переодеться хотела в сухое, он сказал, что тут есть пещера, я зашла, а он остался караулить снаружи у самого входа, чтобы никто сюда не… Хоть бы с ним всё обошлось. Хоть бы жив остался.

Она переживала за него так, как я только что за неё переживал.

Внутри вновь закипала злость. А Марина продолжала причитать из-за этого покалеченного, и я тогда просто отключился, не слушал её, не воспринимал слова. Только когда она меня подтолкнула вбок, сообразил, что стенания по бедному инструктору наконец закончились.

— Ты не уснул? Тимур, я от стресса совсем уже не соображаю. Не сказала главного. Спасибо тебе, что отправился меня искать, что нашёл, что вообще ты здесь… Честное слово, без тебя бы я сошла с ума.

Я молчал, не знал, что сказать.

— Но теперь, получается, ты из-за меня пострадал.

— Да брось. Нашла тоже страдальца, — хмыкнул я.

— Все равно спасибо.

— Угу.

Лучше бы опять обняла.

— А ты не знаешь, змеи тут есть?

Вот зачем она это спросила? Я теперь тоже об этом буду думать.

— Вряд ли, — тем не менее сказал я. — Они обычно гнездятся у пней, ну или у входа в пещеру, а не в самой…

— Ну и слава богу, — поверила она мне. — И угораздило же нас всё-таки...

Она судорожно втянула воздух и выдохнула, как будто передернулась от озноба.

— Холодно тут. Ой, я же так и не переоделась.

— Переоденься сейчас. Я отвернусь, смотреть не буду.

Она усмехнулась.

— Да смотри сколько хочешь.

— Как скажешь, — тоже усмехнулся я в ответ, нашарил в кармане джинсов зажигалку. Вжикнул, и её огонь немного рассеял тьму.

Я повернулся к Марине. Осветил её…

Лучше бы я этого не делал. Она была так невыносимо близко. И смотрела на меня так пристально и серьезно. Ещё и эта её майка, которой всё равно что нет.

У меня тотчас перехватило дыхание, и я отвернулся. Но в груди уже заколотилось, зажгло. Я убрал палец с кнопки, и снова стало абсолютно темно.

— Посвети, пожалуйста, я поищу свою сумку. В ней одежда.

— Я поищу.

Я поднялся, наверное, слишком резво и поспешно. Просто от близости её меня вело безбожно, а здесь, в темноте, наедине — особенно, и держать себя в руках — та ещё задача.

Сумку её я нашёл метрах в пяти от того места, где мы сидели. Заодно подобрал полотенце, которым прикрывал ей плечи инструктор. Пригодится. Подал ей.

Марина взяла и даже поблагодарила, но мне казалось, что она видит меня насквозь и про себя посмеивается. Смотрела она на меня уж точно с потаенной усмешкой. Во мне тотчас снова вспыхнула злость. Ну и я не стал гасить зажигалку, продолжал светить, мол, сама же сказала: смотри сколько хочешь. Это был вызов. И тут она действительно усмехнулась, мол, ну-ну.

Повернулась ко мне спиной и сдернула майку. Зажигалку я выронил…

***

Полотенце мы потом расстелили на полу и уселись на него рядышком, привалившись спинами к скале. Тут и правда было холодно. Даже я начал подмерзать. А Марина, хоть и переоделась в сухое, дрожала и постукивала зубами. Но крепилась. Время от времени встала и то приседала, то прыгала на месте, потом снова садилась мне под бок.

Странно это, даже дико, но мне было хорошо. Я вообще не думал о том, что мы в беде там или что ещё, я просто кайфовал, что она сидит рядом, и я чувствую её всем телом. Точнее, одной половиной. Очень хотелось обнять её, но руки как будто сделались деревянными.

А ещё она как раньше, на занятиях, рассказывала всякие истории из жизни. Я тоже признался ей, что отец мне не отец, хотя думал, что никогда никому об этом не скажу. И про Жанну рассказал, и вообще поведал, почему в лагере оказался.

— Ты верно поступил. Радикально, даже жестоко, но в конечном итоге — правильно. Как хирург. Отсек одним надрезом опухоль. Сначала больно, а потом, зато будет всё нормально… Но, слушай, Жанна ваша, конечно, кадр! Все планы ты ей порушил, — засмеялась Марина. — А мамины драгоценности вернула?