Близнецoвoе Пламя (СИ) - "Моона" - Страница 70

Она снова взялась за плетение. Запахло жареным мясом. Края рубцов шипели и чернели. Мэл казалось, её кисти прожжёт до костей. За спиной раздался глухой удар. Рука Сеилема подломилась, он лежал на полу, разметав конечности, чёрный локон спадал ему поперёк лица. Его Источник потух.

Мэл поднесла руку к груди и, зажмурившись в ожидании боли, вытянула нить. Она не жгла кожу, нет. Но в солнечное сплетение будто воткнули тонкий нож и медленно проворачивали. Мэл застыла. Она осталась совсем одна. Некому подбодрить её, некому упрашивать и просто быть рядом.

«Сеилем, родители, Омниа» — на каждого Мэл завязывала по петельке. Родной дом, полянка за дворцом, тайная комната в Эр-Кале, орхидеи Сиитлы — Мэл с трудом их вспоминала. Кругом был только камень. Весь её мир сейчас состоял из камня. Спина, ноги, шея — всё затекло. «Сейчас, только передохну» — перед каждым разом Мэл искала в себе крупицы сил. Она боялась только одного — что её Источника не хватит.

Кончик сияющей нити вырвался рывком, натяжение исчезло. Светлячок на груди погас. Тяжёлые, налитые свинцом веки сами опускались. Мэл ещё видела свою руку, соединяющую плетение с концом потока.

Мир завалился на бок, голова ударилась о пол, руки и ноги были слишком слабы. Большая тень упала на выход из пещеры. Но Мэл уже не слышала грохот. Огонь факела последний раз встрепенулся и потух. Сердце стучало в горле. «Смерть всё же нашла нас» — подумала Мэл, проваливаясь в темноту.

С тех пор Западная Галерея молчала.

Комментарий к Глава 13

Хочется ну знаете… просто помолчать. Минута памяти всем, кто не пережил развязку, ю ноу.

========== Эпилог ==========

Солнце настойчиво било в глаза и, как Омниа ни зарывался в подушки — пришлось сдаться и разлепить веки. Он тут же подтянулся повыше: это была не его спальня.

Потолок расписали листьями винограда, на стенах висели, как трофейное оружие, музыкальные инструменты, на серебряное зеркало наброшена шелковая накидка. Одежда лежала и на ковре возле кровати, и на бронзовом треножнике, и на мозаичном столике. Золотой венок покоился на литой шее грифона, что украшала изголовье. Да и кровать была узковата для двоих — Сеилем полулежал у Омниа на груди. Он усмехнулся.

— Мы так хорошо погуляли на свадьбе, что по привычке пришли к тебе.

Сеилем сморщился и накрылся расшитым покрывалом с головой — подальше от громких звуков. Омниа улыбнулся — у него тоже голова раскалывалась от гуляний — и положил руки ему на спину. В спальне витал тонкий, сладковатый аромат: белые орхидеи росли тут уже семь лет.

— Проклятье! — Омниа вылез из-под Сеилема и, не найдя своей одежды, завернулся в покрывало, — Свадьба, Сеилем! Сколько времени? Вечером пир, а мы ещё с кровати не встали.

Его муж свернулся клубочком. Омниа снял с изголовья лавровый венок и пошёл к двери. «Стой. Это же не мои покои» — Император развернулся и пошлёпал босыми ногами обратно.

— Сеилем, прикажи подать ванну, — Омниа присел на край матраса и тормошил мужа за плечо.

— О, так никто точно не догадается, что ты здесь, — пробубнил Сеилем.

Он повернулся к херувиму, а в следующий миг уже подмял его под себя. Омниа смотрел на Сеилема широко открытыми глазами, его грудь часто вздымалась и опадала.

— А что мне за это будет? — промурлыкал Сеилем.

Покрывало на Омниа разметалось, оголяя ноги и бёдра. Сеилем скользнул по ним взглядом и хитро улыбнулся. Херувим хмыкнул.

— Невероятно долгий, страстный, головокружительный пинок под зад, если ты этого не сделаешь.

Сеилем закатил глаза, слез с Омниа и поплёлся к двери, на ходу подбирая и натягивая одежды. Он подозвал слугу и приказал подать ванну.

— На двоих? — уточнили по ту сторону двери.

— Да.

Щёки погорячели от смущения. Как только дверь закрылась, Сеилем с разбегу запрыгнул на кровать.

— Через полчаса будет. Знаешь, что можно успеть за полчаса? — он приподнял и опустил бровь.

Омниа посмотрел на мужа с укором. У них впереди уйма приготовлений, светский вечер, важные гости… Цепочку мыслей прервал поцелуй чуть пониже уха. Омниа запрокинул голову, а губы сами собой приоткрылись.

За столько лет он понял, что сопротивление бесполезно: Сеилем заставит любимого хотеть его, даже если Омниа будет при смерти. Но это не мешало ему бороться. А Сеилему доставляло удовольствие раз за разом выигрывать.

Они выучили друг друга настолько, что могли нарисовать карту: вот тут нужно поцеловать, чтобы он застонал, вот здесь прикусить, чтобы Омниа поджал пальцы на ногах, столько-то подождать, пока весь из себя благочестивый Император начнёт срывать с вас одежду — но Сеилему никогда не надоедало путешествовать поцелуями по его золотистой коже.

Омниа разомлел так, что Сеилем мог делать с ним всё — и он бы не возражал. Любовь — страшная сила, и он отдал её в правильные руки. Многие пытались использовать Сеилема в продвижении своих интересов. Но он был верен Омниа. Ему и только ему.

Омниа сдался, когда начал вскидывать бёдра в такт движениям руки Сеилема. Казалось, воздух вокруг них накалился, а по венам текла лава. Кожа покрылась испариной. Сеилем и сам подавался вперёд, льнул к любимому. Омниа зарылся пальцами в его спутанные локоны, притянул ближе. Их губы соединились в смазанном, мокром поцелуе.

Они излились почти одновременно, капли белёсой влаги смешались на упругом животе херувима. Омниа прижал Сеилема к себе, странно наслаждаясь его раскалённым телом, гулким стуком их сердец, тяжелым дыханием. Даже липкой кожей и резкой жаждой.

— Я люблю тебя, — прошептал Омниа на ухо.

— Ну началось, — как всегда шутил его муж, — теперь весь вечер только это и будешь говорить, — он поцеловал его в уголок губ. — Мой Омниа.

***

Десятки работников ежедневно подстригали сотни кустов, чтобы они сохраняли противоестественную строгую геометрию. Внутри каждого зелёного квадрата рос лабиринт узора, а внутри узора — цветы: белые розы, пурпурные пионы, белый и розовый олеандр, фиалки… Херувимы могли гулять по аллее и любоваться клумбами со скульптурами, хитрыми фонтанами и блестящей в прудах водой. Смотреть, как цветёт джиёсская Вишня-эри и срывать плоды садижанских Караванщиков Лимонов. Торжество человека над природой — вот чем был императорский сад.

Мэл много трудилась, чтобы здесь росло то, что не должно расти в Теосе, и не росло то, что так и норовит вылезти посреди клумбы. Она смотрела на своё творение с открытой террасы. Её руки в садовых перчатках лежали на перилах. Целительницы сделали всё, что могли, но ладони Мэл не стали прежними: вместо линий и трещинок на них были толстые рубцы-разводы, а пальцы не разгибались до конца. Но это ей не мешало.

Внизу журчала ниспадающая струя фонтана, и закатное солнце играло на водяной пыли радугой. Херувимка перегнулась через тёплый мрамор и заглянула в скопившуюся воду. На центральном ромбе её триплета от центра расходились лучи. Мэл улыбнулась своему отражению.

— Не толкайся! — шикнула девушка сзади.

Мэл обернулась. Работница сада приложила палец к губам, прося двух подруг и друга быть тише. «Совсем уже газон вытоптали» — Мэл сцепила руки и сощурила глаза. — «Нужно посадить здесь что-нибудь ещё. Например, кактусы».

Херувимы вытянулись вдоль живой изгороди, что ограждала ту часть дворца, где были покои Сеилема. Плотный кустарник вымахал гораздо выше человеческого роста, но ничто не могло остановить херувимов от попыток подсмотреть за ним. Даже то, что Сеилем теперь в браке.

— Ты уверена, что он не у Императора?

— Да, Юлия с кухни сказала, что Александр слышал, как Белла передала Петре…

— А можно к сути? — не выдержала херувимка.

Остальные зашипели на неё и приникли к кустам. Они до сих пор не замечали Мэл, и она уже собиралась заявить о себе, пока не придумала кое-что получше.

— «Сеилем, не мог бы ты полить цветочки у себя под окном?» — передала она своему близнецу.