Мужская работа (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 36

Наверняка это было какое-то ругательство занга, с которым переводчик не справился.

— Тише! — воскликнул я, хотя понимал, что она меня не услышит.

Юнесса отреагировала так, как я и ждал — вспышкой ярости, которую нужно лишь переждать. Она успокоится и поймет, что я все сделал правильно, что нам ни к чему быть вместе, даже если я ей так сильно нравлюсь, в чем есть сомнения, и вообще у нее имеется второй поклонник.

О Равуде я старался не думать, при мыслях о нем у меня сводило челюсти.

— Ты… — Юнесса замахнулась снова, и неожиданно заплакала.

О нет, только не это! Лучше крики, проклятия и обвинения!

Она отступила на шаг, прижала ладони во рту, да так и замерла, всхлипывая и содрогаясь всем телом. Вот если кто-нибудь сейчас войдет, и увидит рядом со мной рыдающую девицу — хоть Лиргана, хоть Равуда или кто-то из его дружков, да вообще кто угодно!

Как это объяснить?

— Тихо? Ну ты что? — забормотал я, сам понимая, что выгляжу жалко, что все это бессмысленно, но будучи не в силах остановиться. — Ты же понимала, что нам ничего не…

Меня прервал раскатистый грохот, донесшийся откуда-то снизу, и огромный линкор содрогнулся. «Гневу Гегемонии» отвесили хорошего пинка в брюхо, переборки застонали, палубы попытались сложить друг на друга, пол под нашими ногами покосился.

Юнессу бросило назад, меня швырнуло с койки вверх, я едва успел поймать девушку за руку.

За первым толчком последовал второй, и в этот раз я буквально слетел на пол. Юнесса выскользнула из моей хватки и ее унесло к противоположной стене, из шкафчиков и тумбочек с грохотом посыпались незакрепленные вещи, мимо моей физиономии пролетел черно-белый пингвинчик.

А потом стало тихо, и я различил хор проклятий из душевой — ага, там пол скользкий.

— Это что еще? — пробормотала Юнесса, поднимаясь.

Глаза у нее были выпученные, дикие, волосы стояли дыбом, точно шерсть на загривке у кошки.

Дверь душевой распахнулась, из нее вылетел голый Фул с синячищем на морде, за ним повалили другие. И тут же словно в ответ открылась дверь коридора, и внутрь влетела центурион — без шлема и брони, но с автоматом.

— Диверсия на борту! — завопила она. — Всем к оружию! Искать диверсантов!

Ничего себе, трибун Геррат не вешал мне лапшу на уши, когда рассказывал, что на «Гневе Гегемонии» есть вражеский агент… А что имел в виду Диррг, один из подозреваемых, когда несколько дней назад обещал, что «обезвредит» контрразведчика?

Нет, нет, нет! Сержант-техник не может быть предателем!

Но мысль проросла, обзавелась корнями, и эти корни ядовитыми испарениями терзали мой разум, пока мы, наскоро вооружившись — а многие одевшись наполовину — бегали по коридорам и лестницам вслед за центурионом, искали неуловимых диверсантов.

Понятно, что никого не нашли, зато убедились, что корабль получил серьезные повреждения. Лифты встали, в ряде мест выключилось освещение, из вентиляции потянуло горелой проводкой.

Я почти ждал, что вот-вот объявят эвакуацию.

Работал я в охотку — куда лучше паять, сращивать провода, закручивать винты и устанавливать на место осветительные блоки, чем бегать по лесу, стрелять и самому прятаться от пуль. Мы приводили в нормальное состояние проход между ангаром для летательных аппаратов и рубкой линкора; мои соратники таскали покореженные стенные панели и куски самолета, остатки которого заткнули выход в ангар.

Понятно, что никаких диверсантов не поймали, но и эвакуацию не объявили. Загнали нас обратно в казарму, а на следующий начались работы по ремонту огромного корабля.

— Вот и все, — сказал я сидевшему рядом Котику, поставив на место последний блок освещения, прямоугольную плитку размером и толщиной с ладонь — как он работал, я не знал, но точно не так, как земные лампочки, диодные или накаливания.

Мохнатый дружбан мой одобрительно хрюкнул, а затем неожиданно зашипел и прижался к полу. Я проследил за направлением его взгляда и обнаружил Равуду, который сидел на полу, держась за стопу, и красивая физиономия его была перекошена от боли.

Судя по растерянной морде топтавшегося рядом Фула, тот упустил кусок стабилизатора весом килограмм в пятьдесят, и тот приземлился кайтериту на ногу.

— Ну я случайно… Ты чо? Типа рука соскользнула, — бормотал здоровяк.

Я ухмыльнулся — так уроду и надо.

Рядом с Равудой появился Йухиро, они переговорили, и кайтерит захромал прочь. Ага, сейчас он пройдет к малому лифту, спустится палубой ниже, и дальше отправится к большому лифту, чтобы попасть в лазарет.

В этой части корабля я был впервые, но я знал, как устроен «Гнев Гегемонии» — благодаря рассказам Диррга и собственным усилиям. И понимал, что через технический колодец смогу перехватить Равуду внизу, в той части линкора, где сейчас никого не должно быть. Три когорты из четырех за пределами корабля, бронетехника тоже, а четвертая занята ремонтом.

И что вот мой шанс — не убить мерзавца, так хоть проучить и узнать, в чем дело.

— Прикрой меня, — сказал я Котику, и шагнул к стене, туда, где виднелась панель, помеченная черным крестиком.

За пятнадцать минут начальство меня не хватится, ему не до меня.

Открылся вход в колодец, блеснули ступеньки лестницы, запах сырости пощекотал ноздри. Я пополз вниз, торопливо перебирая руками и ногами, мимо поехали трубки и пучки проводов. На плечо мне приземлилось что-то мягкое и тяжелое, и я невольно покачнулся — Котик, твою мать!

— Я же сказал тебе — прикрывай! — буркнул я ему, но зверек только раздраженно посмотрел на меня и дернул хвостом.

На палубе под ангаром царили полумрак и тишина, и оказавшись в коридоре, я почти тут же услышал неровные шаги. Равуда объявился из-за поворота, на миг замер, увидев меня, но сразу захромал дальше.

— Какой сюрприииз, о да, да… — протянул он с улыбкой. — Хочешь убить меня? Неужели, волосатик?

— Хочу, но не буду, — я поднял кулаки. — А вот проучить тебя, лысая морда, надо.

Котик спрыгнул с моего плеча, испустил пронзительный свист — раньше я от него такого звука не слышал.

Равуда хмыкнул, лицо его исказилось от ненависти.

Я ударил первым, не на силу, а больше для проверки — насколько он подвижен с этой ногой. Кайтерит уклонился, и тут я шагнул вперед и врезал с левой, целясь в печень. Кулак мой сочно впечатался в его бок, я почти услышал, как что-то чвакнуло у Равуды внутри, может печень, может еще что.

И тут же отскочил, разрывая дистанцию.

— Получил, козлина? — спросил я, пританцовывая. — За что ты меня так не любишь?

Кайтерит не ответил, я видел, что ему больно, очень больно, и что теперь он принимает меня всерьез, не так, как минуту назад.

— Ведь не в этой бабе дело, — продолжил я. — Скажи!

Он бросился на меня, но нога помешала, задержала его на мгновение, и этого мне хватило. Чужой кулак лишь зацепил мне ухо — больно, но не страшно — и а я с радостью врезал по красной физиономии, по тому глазу, что побольше; суставы моей кисти захрустели попавшей под сапог шишкой.

Но Равуду отшвырнуло, он спиной ударился о стену так, что та загудела.

Рыча, я метнулся к нему.

Заметил движение, попытался закрыться, увести тело в сторону, и не успел. Прилетело мне в живот, напрягшиеся мускулы смягчили удар, но дыхание из меня все равно вылетело, а глаза выпучились.

Назад! Уходи от него! — все это я понимал, но сдвинуться с места не мог.

Равуда с торжествующей улыбкой замахнулся, но тут на руке его повисло нечто светло-коричневое, мохнатое. Кайтерит вскрикнул, шарахнул Котиком о стену, тот свалился и с шипением заковылял прочь, а на мускулистом предплечье моего врага остались два полукружья укуса.

Этого мгновения мне хватило.

Я отскочил, закрылся, восстанавливая дыхание, и мы оказались в той же позиции, что в начале боя.

— Мерзкая тварюга, — Равуда потер руку, — ты же ссышься передо мной, волосатик. Мне ли не знать? А вообще мы в неравных условиях… Я пятнадцать лет тренировался и десять лет выступал на Арене Жертвенных, а ты только в грязи возиться и умеешь. Оружейник, пфф.