Синее платье - Дёрри Дорис - Страница 24
- Предыдущая
- 24/31
- Следующая
Вечером на Сукало – так у них рыночная площадь называется – мое блаженствующее расслабленное сознание туриста сообщило мне: здесь настоящая жизнь, именно здесь, а не где-нибудь! Здесь, на улице, среди теплой мягкой ночи, и не нужно сидеть взаперти в своих четырех стенах, потому что на улице – лютый мороз, так что любая собака замерзнет, справляя малую нужду. А здесь – толпы народа, музыка и цветы; в центре площади под деревьями играет маленький маримбабэнд – одни только ударные. Цветочницы продают свежие гардении. Мальчишки самозабвенно полируют ботинки солидным господам в дорогих костюмах. Натирают до блеска, пока обувь не начинает сверкать в темноте. Детвора предлагает купить маленьких кукол, жвачку и деревянные ножи, чтобы вскрывать письма. Школьницы в форме – зеленых плиссированных юбках и белых блузках – прогуливаются стайками и хихикают, как в любой другой стране мира. Повсюду воздушные шары, розовая сахарная вата и мыльные пузыри – выбирай, что душе угодно! Слепой старик играет на гитаре чудеснейшую музыку на свете. Насколько я могла понять, он пел о тоске и разбитом сердце.
Я по тебе скучаю, и это не просто воспоминание, которое ты, разумеется, назвал бы вымыслом. Я действительно скучаю, и именно по тебе. «Вот только кто для тебя этот "ты"»? – спросишь ты. Да я толком и не знаю. И все же того, что я знаю о тебе, достаточно, чтобы я соскучилась.
– Я скучаю по нему, – признается Бабетта.
– По кому? – не понимает Флориан.
– Ну, подумай, глупенький.
– Я не знаю, кого ты имеешь в виду.
– Я и сама не знаю, – отвечает она. – То по одному, то по другому, то по обоим вместе.
– Бедная, – сочувствует Флориан.
Он здесь прямо-таки помолодел: капельки пота блестят над верхней губой, спутанная копна каштановых волос. Только Бабетта знает, что он специально делает себе укладку гелем для волос, чтобы добиться эдакого художественного беспорядка. Карие глаза Флориана всегда немного заспанные, что придает ему сексапильность, как и щербинка между передними зубами. У Бабетты такое ощущение, что во время этого путешествия они с Флорианом расстанутся. Пора уже, думает она, почти два года прошло. И проводит рукой по его волосам.
– Фу-у-у! – Она вытирает испачканную липким гелем ладонь о скатерть.
– Сама виновата, – ухмыляется Флориан.
Он покупает у босоногой девочки два букетика гардений: один – себе, другой – Бабетте. Белые цветы дурманят своим запахом, и Бабетта вспоминает вдруг белые цветы франджипани на Бали. Сердце у нее обрывается.
– На! – В ужасе возвращает она цветы Флориану. – Забери их! Забери, пожалуйста.
Она вскакивает из-за столика, проходит пару шагов по площади и присаживается на скамейку в темноте. Судорожно, будто в панике или в приступе астмы, вдыхает и выдыхает, пока воспоминания не растворяются в воздухе, как облака, которые постоянно меняют свои очертания. Когда же наконец мои воспоминания станут воспоминаниями о хорошем? – с горечью вопрошает она.
Флориан тихо опускается на скамейку рядом с ней, молча ждет. Потом, не сговариваясь, они одновременно встают и двигаются к центру площади, где собралась толпа народа.
На огромном экране крутят фильм о планетах. Затаив дыхание, люди сидят на складных стульях, и у них над головами плавают по своим орбитам Марс, Уран, Венера. А поодаль толпа теснится перед церковью, собираясь на мессу.
Бабетта к ним присоединяется, входит в церковь, встает в уголке, среди дряхлых старичков и старушек, которые держат в руке свечки.
– Eres сото una flor, eres la vida, – произносит священник.
– Ты как цветок, ты есть жизнь, – вторя ему, бормочет Бабетта.
Сто лет не была она в церкви. Чтобы не забыть эти слова, быстро выходит наружу, повторяя: «Una flor, la vida».
Флориана она обнаруживает в очереди, которая выстроилась у телескопа.
– Ты как цветок, – обращается она к Флориану, – ты есть жизнь.
– Думаю, жизнь сама как цветок, – улыбается он в ответ.
– Это мексиканская версия, – объясняет Бабетта и поет: – «Eres сото una flor, eres la vida».
Люди в очереди смеются, слушая ее. Ей и самой радостно, даже удивительно. Подходит их очередь смотреть в телескоп, но астроном растерянно пожимает плечами: звезды больше нет, зашла за большие деревья, не достанется Бабетте и Флориану сегодня звездочки. Он протягивает им утешительный приз – конфетку.
Счастливые, бредут они обратно в «Каса Мария» по маленьким улочкам.
– Пошли здесь, – Флориан сворачивает в крошечный переулок, там – непроглядная тьма.
Бабетта секунду сомневается, но он уже зашагал вперед. Чего же бояться? Жизнь здесь привольная, чудесная. Молодой человек в белой майке идет им навстречу, наклоняется немного вперед и возится, топчется, переминаясь в своих кроссовках с ноги на ногу. Крошечное сомнение снова зарождается у Бабетты. Да ладно, ну его!
Мужчина проходит мимо Флориана и направляется прямо к ней. Она пытается его обойти, он преграждает ей путь. С быстротой молнии одна его рука оказывается у нее между ног, другая хватает ее за грудь. Бабетта издает истошный вопль, как будто ей воткнули нож в спину. Она уже ждет, что сейчас ее полоснет страшная боль – при ножевых ранениях, она слышала, боль чувствуется не сразу.
Флориан оборачивается. Мужчина убегает, его белая футболка мелькает в темноте.
– Ты ранена? – Флориан кидается к Бабетте.
Она еще не знает.
– Да нет, – заикается она, – кажется, нет.
– Что он тебе сделал? Что он сделал тебе?
Бабетта дрожит всем телом.
– Твоя сумка! Где твоя сумка?!
Да что он так орет? Вот она, вот сумка, здесь.
– На месте, – тихо отвечает она.
Молча бегут они в пансион, отпирают два массивных запора и наконец прячутся внутри.
Чтобы успокоить нервы, Флориан включает телевизор, детский канал. Тихонько сидят они на кровати и наблюдают, как Том гоняется за Джерри и наоборот, как Тома взрывают, расчленяют на мелкие кусочки, дробят и распиливают.
Вообще-то у них отдельные номера, но сегодня они жмутся друг к другу на узкой койке Бабетты. Бабетта спиной чувствует, как вздымается и опускается грудная клетка Флориана, как там бродят взбаламученные чувства и эмоции, будто песчинки в стакане воды, если его как следует взболтнуть. И с каждым следующим вдохом вихрь постепенно успокаивается, песчинки медленно опускаются на дно, вода становится опять ясной и прозрачной.
В какой-то момент Бабетта засыпает. И снится ей высокое дерево с гладкими зелеными, словно пластмассовыми, листьями. Она подходит к нему и трясет его. С дерева падают один за другим разные звери: лев, леопард, пантера, тигр – все дикие. А попадав на землю, как спелые фрукты, встают и дружно шагают в свои клетки.
Дорогой Томас!
Мы здесь всего второй день, а у нас уже появились здешние привычки. Чудно мы все-таки устроены: всегда-то нам хочется все выстроить по образцу. По плану. Такие уж мы. Наверное, нам становится вольготно, только когда мы в новом узнаем старые приметы. В шесть часов утра, как только рассветет, у нас в саду начинает трещать попугай – зовет хозяйку нашего пансиона: «Мария! Мария! Мария!» А потом сама хозяйка точно с такой же интонацией энергично зовет нас завтракать: «Сеньора Бабетта! Сеньор Флориан!»
Я знаю, ты ревнуешь меня к Флориану, хотя и не признаешься в этом. Ладно, не волнуйся, комнаты у нас отдельные, если тебя это вообще еще интересует. Мне так хотелось бы, чтобы у нас с тобой опять все наладилось. Но для этого мне нужно знать, в чем я провинилась, что сделала не так? Видимо, я вторглась в запретную зону…
На завтрак подают лепешки из кукурузной муки и черные бобы, а для туристов с плохим пищеварением – пару кусочков белого хлеба.
Наша Мария – маленькая толстая женщина лет пятидесяти пяти, хромоногая. Представляешь, этот пансион она тащит в одиночку. Мечтает сама стать туристкой. «Turista», – говорит она, в ее устах это звучит прямо как профессия, правда? У Марии трудная жизнь за плечами. Родители погибли в автомобильной катастрофе, когда она еще девочкой была. Когда о них рассказывает, всегда плачет. А ведь уже сколько времени прошло. Вот тебе, пожалуйста, и воспоминания.
- Предыдущая
- 24/31
- Следующая
