Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 49

Наружу проступило тело — блестящее, точно натертое маслом. Я подумал сперва, что бог был совершенно обнаженным, но потом разглядел широкие белые ленты, обматывающие его плечи, живот, лапы и промежность. Точнее, ее — потому что это была женщина. Бедра у нее были чуть шире, чем у здешних мужчин, но все равно не слишком приспособлены для деторождения; между маленьких, туго перепеленатых грудей лежал не то камень, не то орех размером с мизинец. Когда Палден Лхамо сняла маску с ее лица, губы спящей разошлись, как половинки перезревшей сливы, — но я не услышал дыхания. Сиа порылся в холщовой сумке и вытащил наружу какую-то изогнутую палку с позолоченной ложечкой на конце. Вложив ее в рот женщины, он подождал несколько мгновений, а затем поднес рукоять инструмента вплотную к глазам.

— Не может быть все в порядке, — отрезал старик и снова потянулся за сумкой. Но Палден Лхамо остановила его, положив ладонь на предплечье, и сказала что-то на своем языке. Сиа отвечал; хотя я и различил пару-ройку знакомых слов — «жизнь», «сон», «Кекуит», — боги говорили слишком быстро для моего разумения. Ясно было одно — лекарь недоволен; его голос дрожал и прерывался от гнева. Лхамо, напротив, оставалась спокойна и втолковывала ему что-то, как неразумному дитяти. Наконец Сиа сдался.

— Раз я ничего не могу сделать, я ухожу, — сказал он, засунул лапы в рукава и пошагал прочь; я уже собирался кинуться следом, но лекарь прикрикнул на меня. — А ты оставайся здесь! Таскаешься за мной, как тень…

— Останься. Будешь подавать мне полотенца, — вдруг обратилась ко мне богиня — впервые за все время моей жизни в Когте! Тут уж ничего нельзя было поделать. Сиа скрылся за одним из черных столбов, а я остался в темноте, вместе с Палден Лхамо.

Правда, мое присутствие ее мало заботило: взгляд богини не отрывался от спящей женщины. Драгоценность растаяла, оплавилась вокруг нее, как лед вокруг нагретого солнцем камня; голая кожа напоминала цветом дождевого червя или личинку весеннего жука, — в общем, тех тварей, что прячутся в глубинах земли от солнца. Было в спящей что-то неправильное, даже пугающее; но мне пришлось долго присматриваться, прежде чем я понял, в чем дело. Ее лицо и ладони распухли, как у утопленника: ни одной морщинки не осталось у глаз или губ; щеки, казалось, вот-вот треснут от напряжения и засочатся перебродившим соком. Сосуды на запястьях и на висках налились синевой; на них-то и опустила пальцы белая богиня — и те вздрогнули, зашевелились, выпуская во все стороны ветвистые отростки.

— Дай полотенце, — приказала Лхамо; я трясущимися лапами протянул ей сложенный кусок хлопка. Богиня отступила на шаг от драгоценности и медленно отерла ладони; затем снова подошла и ткнула большим пальцем в лоб женщины, — прямо как целитель, при помощи игл меняющий движения потоков ветра, желчи и слизи. И тут я наконец догадался:

— Она больна?

— Ее тело в порядке. Но душе нужен отдых.

— Но она ведь и так уже спит?..

Вместо ответа Лхамо опять склонилась над женщиной, изучая перемещения прожилок под туго натянутой кожей. Затем она дважды ударила пяткой по полу; из того вытянулось что-то вроде приступки.

— Залезай.

Я повиновался. Теперь плоское ложе со спящей оказалось на уровне моей груди.

— Придержи голову, пока я снимаю бинты, — велела богиня, приподнимая выпуклый череп женщины; я осторожно принял его в лапы и попытался почувствовать приличествующее моменту благоговение. Но затылок был липким, будто свежеснесенное яйцо, и от кожи так тошнотворно пахло водорослями, что я не удержался и поморщился. Это не укрылось от Палден Лхамо.

— Если хочешь, можешь уйти.

— Ты… не гневаешься на меня?

Богиня только пожала плечами, не прекращая разворачивать полосы ткани, обвивавшие шею спящей.

— Это неприятное занятие. Спящие обычно вызывают отвращение у живых.

— Почему?

— Потому что они неудачники, — Палден Лхамо подняла сверкнувшие в полумраке глаза и слегка усмехнулась. — А чужие неудачи пугают, как заразная болезнь.

— Но они ведь не заразные?..

— Нет, конечно. Спящие совершенно безвредны.

— Тогда я останусь. Чтобы помочь, — просипел я; держать на весу тяжелую голову оказалось не так-то просто. И тут, как нарочно, спящая дернулась всем телом, так что мои пальцы соскользнули с обтянутого гладкой тканью черепа! Я взвизгнул и зажмурился, в полной уверенности, что тот расколется, как пиала, расплескав во все стороны похлебку из крови и мозга. Но хруста я не услышал — а потому медленно разлепил веки.

Оказалось, Палден Лхамо успела подставить ладонь под затылок женщины и не дать ей удариться о твердую поверхность кристалла; только на щеке у спящей остался след моего когтя. Из ранки выступила жижа, мало похожая на кровь — куда темнее и гуще, и невыносимо пахнущая прелой травой. Ком тошноты поднялся к горлу; как я ни старался, я не мог больше смотреть на это распухшее бледное тело, наполненное каким-то гнильем, и не мог заставить себя прикоснуться к нему. Следовало послушаться совета богини и уйти; но я сумел только прижать к морде полотенца и хрипло втянуть воздух через несколько слоев ткани. Стало полегче.

— Ничего, Нуму. Не все сразу.

— Да что такое с ними?! — завопил я сквозь смявшийся хлопок. — Все говорят, что они спят — но разве это сон?

— Да, сон — только не тела, а души.

— Тела у них тоже не больно-то бодрые, — буркнул я в ответ.

— Тоже верно. Нэб анкх[12], — богиня тронула нерастаявший кусок кристалла; тот вспыхнул, отзываясь на прикосновение, — были придуманы, чтобы облегчить нам многолетние путешествия между звезд. С их помощью можно погрузиться в оцепенение, вроде зимней спячки змей; это состояние зовут сах. Хотя раньше, в Старом Доме, это слово означало подготовленных к погребению мертвецов… Так мы храним тела спящих, пока не истечет естественный срок их жизни. Но даже когда они умрут, ничего не изменится. По сути, они уже на небесах, пускай и рукотворных.

— Шаи говорит, все эти боги сошли с ума? Потому что помнили предыдущие рождения?..

— Верно.

— Но как так получилось? Ведь обычно младенец, когда выходит из лона матери, все забывает. Правда, я слышал от слуг в Перстне, что давным-давно один колдун явился в Бьяру и утверждал, что он — воплощение умершего князя, а доказывал тем, что помнит все узоры на полу во дворце. Он даже нарисовал их — но оказалось, что обманщик был просто ручным хорьком одного из придворных!

— Чудесная история, — вздохнула Палден Лхамо; кажется, она не слишком впечатлилась. — Ты верно подметил, Нуму: перерождение здесь устроено по своим законам, которые действуют равно на червяка и рыбу, улитку и орла… за исключением, видимо, хорьков. Но ремет удалось изменить ход вещей — может быть, потому, что мы пришельцы?.. Так или иначе, наши души не отправляются туда, куда уходят другие, а остаются на этом корабле. Они и сейчас здесь, сидят рядом со своими сах, — она повела в воздухе ладонью, и я вздрогнул, почувствовав вдруг взгляд сотен духов, притаившихся в темноте, как птицы в горных гнездах. — Поэтому мы помним прошлые жизни. Для некоторых это стало даром — своего рода бессмертием; но для большинства… сам видишь. Если слишком часто оборачиваться назад, в конце концов собьешься с пути.

— Идя путями мертвых, не оглядывайся… — тихонько пробормотал я, но богиня услышала.

— Откуда ты такого набрался?

— Железный господин сказал, — устыдившись, что присвоил чужие слова, сознался я. — Когда был у Сиа.

— И ты запомнил? Надо же… Да, так и есть: они оглянулись — и пропали.

— И… им нельзя помочь?

Богиня пожала плечами.

— Мы пытались; но когда им предложили выбор — остаться и бороться или смириться и уйти, они выбрали второе. Спрятались внутри бесконечного сна… Хотя им он кажется явью.

— Это хотя бы хороший сон?

— Да, — Палден Лхамо коснулась закрытых век женщины, прогоняя с них блуждающую синеву. — Думаю, они счастливы. И еще, так лучше и тем, кто бодрствует. Ведь Кекуит нужны силы, чтобы расти — хорошо, что она может взять их взаймы у тех, кому они больше не понадобятся. Правда, иногда она слишком жадничает… особенно теперь, когда наша работа почти закончена.