Не скрыть (СИ) - "BornToRuin" - Страница 57

Старшая дочь Госпожи натянула уголки губ вверх.

— Я тоже любила лазить по высотам. — выдала она с томным вздохом. — Мама так говорила.

— Мама так говорила? — изобразив непонимае, уточнил Стефан.

— Да. Ибо сама я ничего не помню, словно ребёнком никогда не была…

Её резкое молчание насторожило брюнета, но позднее она всё же продолжила:

— Когда я спросила её почему у меня нет воспоминаний о детстве — она ответила, что одна из моих вылазок на крышу закончилась трагично. Моё триумфальное падение могло лишить её старшего ребёнка, но Матерь Миранда…что-то сделала со мной. Вернула к жизни. И первое осознание у меня появилось только в двадцать лет. Понимаешь? Весь промежуток с десяти до двадцати погружён во тьму. Я имею хоть какие-то представления о собственном детстве только из рассказов матери. — Бэла устремила взор куда-то вдаль и снизила тон. — И я всячески стараюсь вспомнить хоть что-то из того, что она рассказывает, но никакой картины, никаких образов…лишь пронзительный крик и темнота.

И снова ведьма сделала паузу в своём рассказе. Было видно, что рассуждать на эту тему давалось с трудом, но это действительно её волновало.

— А крик-то даже не детский. Такой чужой, но одновременно очень знакомый. Не знаю, что сделала Матерь, но это дало мне сил, подарило новую жизнь. Она сделала нас такими же, как мама…навечно молодыми и красивыми.

«Она сделала вас чудовищами» — подумал брюнет. — «Кровожадными монстрами. У вас было детство, была семья, а у Бэлы, Кассандры и Даниэлы — нет. Альсина Димитреску внушила всем троим кровное родство и играет вами, как куклами, придумывая каждой свою историю, которая будет по душе прежде всего ей». Молодой человек настолько крепко сжал кулаки, что пальцы судорожно сплелись и костяшки побелели. Ему очень сильно хотелось рассказать ей правду. Рассказать о том, что хозяйка замка не является им матерью — она их убийца. Бесчувственная эгоистка, которая присвоила себе три чужие жизни, дабы потешить своё самолюбие. А может…одинокая и несчастная женщина, недобровольно ставшая жертвой другой безумной, но величавой женщины, со своей мечтой о большой семье? В любом случае, была ли эта правда кому-то нужна? Что почувствует Бэла, узнав истину о своей "новой жизни", если сам парень, никак не связанный с этим семейством, мучается от раскрытой тайны.

Стефан смог только горестно покачать головой.

— А твои сёстры? — задал он ей вопрос после недолгого молчания. — Они помнят что-нибудь?

— Нет. Только то, что рассказывала мама. И их это ни капли не смущает.

— Если ты была одной ногой в могиле, и потому тебе потребовалось помощь этой всемогущий Матери Миранды, то что случилось с остальными? Почему они такие…

— На Кассандру напал раненый бешенный олень, а Даниэла заболела испанкой. — беловолосая колдунья сменила интонацию на более воодушевлённую. — Они с мамой спасли нас и позволили переродиться. Это — дар. А за дары принято расплачиваться. Вероятно, потеря памяти — та самая плата.

«Это не дар, моя милая, а проклятье…».

— Впрочем, не бери в голову, — махнув рукой, бросила она. — Мне всего-навсего некому высказаться. Сёстры абсолютно спокойны относятся к тому, что ничего не помнят, а мама вечно уходит от темы.

— Я, — тихо начал Стеф, осторожно касаясь её предплечья. — Всегда готов выслушать и разделить с тобой любое бремя.

Бэла пристально посмотрела ему в глаза, будто проверяя истинность его слов и отдёрнула, как если бы обожглась, свою руку.

— Пойдём, — спокойно приказала ведьма. — Тут недалеко осталось.

И стремительно направилась вперёд. Стефу опять нагнать её не составило никакого труда; и вышагивали они уже бок о бок.

— А что насчёт твоей семьи? — неожиданно начала она, почувствовав его приближение.

— Моей? — удивился брюнет её заинтересованностью.

— Твоей, — подтвердила блондинка. — Я принялась обворовать собственную мать ради людей, о которых ничего не знаю. Это ли не глупость?

— Ха, пожалуй, — прыснул он. — Но у меня не столь интересная семья, как у тебя: только я да отец. Мать умерла от пневмонии, когда мне было десять. С её смертью жизнь стала тяжелее, конечно, но чего ворошить прошлое, так ведь?

Бэла кивнула.

— Мама несомненно была самым восхитительным человеком, если ты действительно хочешь это знать. — он тяжко вздохнул. Мирела…и всё, что я помню о ней — обожала ирисы, читать иностранную литературу, восхваляла венгерскую кухню; у неё были светлые волосы и голубые глаза. А ещё чистоту её души…такая добрая, спокойная. Мой отец не заслуживал мою мать, но они прекрасно дополняли друг друга: один был неимоверно жесток и угрюм, а вторая милосердна и жизнерадостна. Кончина мамы заметно отразилась на нём. Тяжело терять человека, который смог полюбить черноту твоего сердца.

Девушка невольно вздрогнула, когда последние слова сорвались с его уст. Но не придала никакого виду.

— И единственная частичка Мирелы, которая у него осталась — тоже считается мёртвой. С месяц. Вероятно, ему сейчас чертовски нелегко, потому-то и захотел сделать с этим хоть что-то.

— А способны ли помочь деньги в такой ситуации?

— Не думаю. Но это лучше, чем ничего.

И она вновь с ним согласилась. Молодой человек не совсем понимал, какой был толк от этого разговора, но заметил, как решимость блондинки резко возросла.

Беловолосая девушка не обманула. До первых признаков некой цивилизации оставалось пройти совсем чуть-чуть; и на горизонте показался старенький одинокой домик, рядом с которым грозно возвышалась крепость замка. Где-то снизу бурлила река, а внезапно усилившийся ветер стучал в окна, завываниями разносясь по всем окрестностям, достигая Карпатских гор и возвращаясь обратно гулким эхом. Вдали, за деревьями, залаяли дикие собаки; и стало чрезмерно шумно для абсолютно безлюдного места, отчего по спине поползли мурашки.

— Мы пришли. — нежный голос Бэла тут же успокоил и страх мгновенно отступил.

— Ты уже была здесь?

— Единожды. Каким-то летом мы с Кассандрой решили покинуть пределы дома и погулять по лесу. Но дорогу запомнила настолько хорошо, что могло показаться, будто бываю здесь гораздо чаще, да?

— Угу. — Стефан глядел на большие врата в стене по левую сторону от ветхого домика. — Нам туда?

— Нет! — испуганно воскликнула ведьма и повернула голову парня вправо, взяв его за подбородок. — Во-о-т туда.

И взору предстал перекинутый через реку большой мост, каменные полуразрушенные небольшие ступени, ведущие выше, и массивные двойные двери, скрывающие за собой фамильные сокровища рода Димитреску.

— А там что? — полюбопытствовал он, пытаясь повернуть голову назад. Однако, хватка у колдуньи всё ещё оставалась цепкой.

— Ничего, — резко бросила та. — Просто старая часть замка. Не обращай внимания. — она выпустила лицо брюнета и двинулась к мосту. — Поторопись.

Он ещё какое-то время, наперекор ей, поглазел на "неинтересные" врата и направился следом. Что такого находится за ними, если его любопытство вызвало у неё такую реакцию? «Очередная загадка этого дьявольского места».

Парочка перешла старый, но, на удивление, надёжный мост из твёрдой древесины над шумной глубокой рекой и остановилась возле входа в сокровищницу. Бэла ладонями надавила на её тяжёлые двери, вследствие чего они с противным скрежетом приоткрылись. Проржавевшие петли издавали неприятный скрипящий звук, заставляя стиснуть челюсть, но колдуньи не было до этого никакого дела; она, совершенно не задерживаясь, протиснулась в приоткрытую щелку и исчезла за не до конца отворившимися массивными плитами. Стефану же идти туда не сильно-то и хотелось: почему-то возникало чувство, что за ними кто-то наблюдает, и Госпожа обязательно узнает об этом. В конце концов, кому известно, — кроме неё самой — на что ещё способна эта ведьма. Но жуткий волчий вой, раздавшийся где-то неподалёку, избавил от всяких сомнений и желание оказаться внутри за безопасными дверьми одержало победу. Перед тем как скрыться в сокровищнице, молодого человека напугал треск ветки и возвещённое карканье ворона, взлетающего с одинокой облысевшей липы. За этот месяц, прожитый в чудовищном замке, брюнет заметил, как начал пугаться абсолютно любого шороха. Проводив взглядом улетающую прочь за горы чёрную, сливающуюся с сумраком наступающего утра, большую птицу, он встряхнулся, что-то пробубнил себе под нос и не стал более задерживаться снаружи.