Дюна. В коллекции. Книга 1 (СИ) - "Violator" - Страница 11

— Спасибо, Гор, услуга за услугу. Буду тебе должен, — ответил австралиец и широко улыбнулся.

“Ну, теперь я хотя бы знаю, как зовут Коула”, - отметила я, как внезапно меня отвлек голос Боба.

— Злата, откуда вы?

В первую секунду я так растерялась, что даже сжала пальцы под столом, но на меня смотрели все присутствующие, и я поняла, что с обсуждением бизнеса было покончено, и настал час рассмотреть очередную новинку из коллекции. Меньше всего мне хотелось говорить сейчас о себе, но, чувствуя взгляд Коула, я взяла себя в руки и коротко ответила:

— Из России.

— И из какого города? — не отставал австралиец, рассматривая меня все пристальней, и мне совсем не нравился оценивающий взгляд, не только Австралийца, но и Ханга.

— Из Санкт-Петербурга.

— Красивый город, — улыбнулся он.

— Да, — любезно кивнула я, но не торопилась раскрывать тему любимого Питера.

— Чем вы занимаетесь? — продолжал он.

— Французская филология и культура.

— Очень интересный выбор. Расскажите, почему?

В другое время и при других обстоятельствах мне бы было приятно поддержать и эту тему, но не сейчас. Как и в случае с Питером, казалось, будто я выворачиваю душу наизнанку перед посторонними людьми, которым не было дела ни до моих увлечений, ни до моего французского. Однако, я почувствовала на себе взгляд Коула и мысленно поежилась. Откинувшись на стуле, он внимательно смотрел на меня, и я понимала, что от меня ждут вразумительного ответа, а не короткого “да” или “нет”. Перспектива быть отданной Хангу или одному из псов Коула меня совсем не привлекала.

“Как бы на тебя не смотрели, веди себя достойно. Может быть, наоборот, Коул сжалится над тобой и отпустит домой”, - в очередной раз тихо проговорила я и, посмотрев на австралийца произнесла.

— Культура любой страны имеет важное значение в любой сфере — от бытовой до политической. Любые процессы, происходящие в культуре, влияют на состояние общества и в какой-то степени формируют его. Франция многолика и многогранна в этом разрезе. Не зря сами французы называют её Гексагоном, — произнесла я и, чтобы не выпячиваться и не превозносить Францию перед другими странами, аккуратно сменила тему: — Я, например, к своему стыду ничего не знаю об Австралии, хотя уверена, история этой страны и её культура не менее увлекательна, пусть и отличается от европейской.

— Да, у нас много интересного, — улыбнулся Боб и, посмотрев на мою тарелку, внезапно спросил:

— Как вам стейк из мяса крокодила?

Первой моей реакцией было выплюнуть содержимое, но я в сотый раз повторила про себя “веди себя достойно” и, не подавая вида, улыбнулась Бобу.

— Это что-то потрясающее. Очень необычный вкус. Похож на нежное куриное филе.

— Рад, что вам понравилось, — довольным голосом произнес Боб и, посмотрев на Коула, добавил: — Приезжай со своей Златой ко мне, я вам такие места покажу и такое барбекю устрою, никогда не забудете.

“Своей Златой” резануло меня по уху, но я сдержалась и, пряча эмоции, опустила глаза.

— Ты знатный гид по Австралии, — улыбнулся Коул, и я, несмотря на эмоции, аккуратно выдохнула — кажется, мной был пройден очередной тест, и от меня отстали.

— Кстати, по случаю открытия отеля и успешного совместного бизнеса, я привез тебе подарок, — между тем продолжил Боб и вытащил из кармана пиджака небольшую коробку, в которой лежали красивые часы на цепочке, однозначно старинные и, вероятно, купленные на аукционе.

— Спасибо, — улыбнулся Коул, захлопывая крышку коробки, но китайцы, кроме Ханга, почему-то нахмурились, а девушка, сидевшая рядом со мной, даже сжала вилку и что-то тихо пробормотала.

“Странная реакция”, - про себя удивилась я, а вечер тем временем продолжился обсуждением гольфа. Как оказалось, Коул был заядлым игроком, и они с Бобом договорились слетать на какое-то поле, чтобы поиграть.

— Ставлю свой Ламборджини, что я тебя обыграю, — ухмыльнулся Боб, но Коул, блеснув глазами, на секунду оскалился и принял вызов: — Я буду хорошо смотреться в твоем Ламбо.

Вечер, между тем, шел своим чередом, я иногда отрезала кусочек стейка, чтобы не обидеть австралийца, который бросал на меня странные взгляды, и чем ближе ужин подходил к концу, тем тревожнее мне становилось.

Я отчетливо понимала, чем именно этот день будет завершен, и меня откровенно бил озноб.

Чтобы успокиться, я иногда отпивала из бокала красное вино, но это мало помогало, а когда мужчины начали вставать из за стола, меня ощутимо затрясло.

Направляясь к выходу, я то и дело бросала взгляд то на Коула, то на Ханга, и у меня вновь возникло непреодолимое желание снять каблуки и рвануть из этого места подальше. Однако я помнила, что внизу остался жилистый “пес” Коула, да и куда я могла убежать в чужой стране, оставшись совершенно одна, без поддержки и помощи.

Рядом со мной шла молчаливая спутница одного из азиатов, которую еще в начале вечера представилась мне как Джу, и я, чтобы отвлечься, тихо поинтересовалась:

— Почему у вас была такая странная реакция на подарок?

— В Китае не принято дарить часы, — нахмурившись ответила китаянка. — Это словосочетание созвучно “проводы в последний путь”.

— Видимо, мистер Коул смерти не боится, — вздохнула я, бросая взгляд на широкую спину, а китаянка согласно кивнула:

— Мистер Коул ничего не боится. Его так иногда и называют — “Смерть”.

Я хотела спросить у Джу, почему Коула так называют, но девушку позвал её спутник, а меня уже ждала машина в комплекте со все тем же жилистым китайцем, который каменным изваянием стоял у задней двери.

Коул, что-то бросив азиату на кантонском, тоже сел в автомобиль, и через минуту мы уже ехали в плотном потоке машин. Я пыталась отвлечься на противоположное от Европы левостороннее движение, на яркие неоновые вывески, на скопление людей, несмотря на поздний час, но у меня плохо получалось. В ушах стоял голос Джу “его так и называют Смерть”, и я, представляя дальнейшие события сегодняшней ночи, сжимала клатч и краем глаза иногда посматривала на Коула.

Сидя неподвижно, он закрыл глаза и, казалось, отключился. Но то ли по его большой расслабленной ладони лежавшей на бедре, то ли по его спокойному профилю, то ли по какому-то необъяснимому ощущению, мне было ясно — он не спал.

Внезапно телефон завибрировал в кармане пиджака Коула, и он ответил на звонок.

Некоторое время слушая собеседника, он молчал, а я, затаив дыхание, ждала, что его сейчас отвлекут дела, и он вновь исчезнет на всю ночь.

— Ладно, мы тут рядом, сейчас буду, — коротко ответил он и, окончив разговор, бросил что-то водителю.

“Господи, пусть он меня отправит домой. Может за эту ночь я что-нибудь придумаю”, - молила я, пока мы продолжали петлять по улицам Гонконга.

Между тем наша машина начала замедлять ход, и мы припарковались у очередного небоскреба, над широким входом в который ярко сияли неоновые иероглифы.

— Пойдешь со мной, — дал Коул указание, а к нашему автомобилю уже бежал китаец в униформе, чтобы открыть дверь.

“Интересно, куда мы приехали”, - рассматривала я здание, пока швейцар, поклонившись Коулу, повел нас внутрь.

И если ранее мы поднимались в лифте ввысь, то теперь, напротив, мы спускались по лестнице, устланной богатым черно-золотым ковролином, все ниже и ниже.

“Похоже на ночной клуб…” — рассматривала я богатую обстановку и не знала, радоваться мне или, напротив, впадать в очередной приступ паники.

С одной стороны — куда бы мы не приехали, это было лучше, чем апартаменты Коула, но с другой — неизвестно, какой профиль носил этот клуб, и какие извращения там могли приветствоваться.

Наконец, пройдя несколько уровней, мы двинулись вглубь по коридору, подсвеченному богатыми светильниками, и паника перевесила. Настораживало то, что через эти прочные, выложенные черным кирпичом стены и толстые мягкие ковры на полу не слышались звуки музыки, в коридоре мы не встретили ни единого человека, что укрепляло меня в мысли о каких-то страшных извращениях по типу красных комнат с плетками и прочей атрибутикой.