Изгой (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 36

Лобода скинул зимнюю свитку, папаху, положил сверху пистоли и саблю. Тем самым показывая, что полностью доверяет хозяину. Уселся за стол, положив на столешницу руку. Впрочем, так же непринужденно повел себя Юрий, заведя обязательную беседу.

– Как в обители сейчас? Все не могу выехать, делами загружен. Сам видишь, за крепостицей присмотр нужен.

– Да, возвели вы ее крепкую, с пушками и пищалями. И жителей изрядно уже – когда мне архимандрит рассказал, я сильно удивился. Да, в возах рыба мороженая – монахи попросили вам привезти. А мне не в тягость – я из Торского городка соль привезти хочу – не пустыми же сюда ехать, а так завернул к вам по дороге.

«Ври больше – двадцать верст не крюк. Любопытство тебя разбирает, что твориться на окраине запорожской. Или наказ из Малороссийского приказа получил, рассмотреть все прилежно. Так я тебя, милый, сейчас с самого начала обломлю, чтоб иллюзий не питал!»

– За рыбу тебе наша благодарность особая – с монахами мы подрядились, один раз я уже отправлял казаков со стрельцами. Иначе бы совсем худо было – пост ведь строгий, а без рыбы тяжко его нести. В Торце ее мало, да мелкая, а в озере, что поблизости, уже сетями много выловили – пусть разводится дальше. Народа у меня тут много, и все, как обычно, хотят вкушать хорошо и с разнообразием.

Оба собеседника посмеялись над незамысловатой шуткой. А Юрий продолжил дальше говорить о делах хозяйственных, сознательно провоцируя сотника на неудобные вопросы.

– С настоятелем отцом Иозекилем подрядились хлеб ему привезти, если урожай добрый будет – этой осенью колосья почти все полегли. Сельцо это крымчаки разорили, людей увели – а ведь здесь окраина войска Запорожского Низового. Десятина церковная в том будет – мы заветы блюдем строго. А нам на Донце рыбу ловить позволят, коптить и солить на берегу – вот и приварок постоянный будет.

– То добре, о людишках заботу иметь надобно. Поди они у тебя с разных мест?

– Может раньше из разных и были, но теперь все едино из Крыма – сечевики всех освободили из полона, да с боем за Перекоп вывели. Я и сам, грешный, в плен на Святых Горах попал – саблей по голове огрели и рухнул беспамятно. А когда очнулся, меня уже повязали, даже имя свое поначалу припомнить не мог.

– Бывает, – протянул участливо Лобода, – обитель ведь всю разорили, половину монахов в неволю увели, другие в лесу укрылись. Мою сторожу сожгли, всех казаков перебили, баб и казачат тоже.

Сотник заскрипел зубами от вспыхнувшей ярости, переживая тот злополучный татарский набег. Да и Юрию стало грустно, когда припомнил свой рабский путь до Крыма.

– Сведем с ними счеты, Семен Афанасьевич, теперь им не по зубам выйдет сюда наведываться. Кровью умоются…

– А так и будет, острог крепкий теперь стоит. Сказывают, что всю осень возводили, трудов не жалея.

– Без сентября, сотник – мы тогда еще из Крыма шли. Но потрудились знатно, а с весны продолжим – сторожевой заставы башню поставим, да еще засеки устроим – от набега и убережемся. Наказ у меня от кошевого атамана беречь сей край от степняков.

«О здоровье царя не рассказал, а я специально не спрашивал – визит чисто частный. Но это пока ни о чем не говорит, глазами уже всю стену обшарил, оружие и снаряжение с формой рассматривая. Сильно удивлен сотник, но вида пока не подает, и вопросов не задает. Подсыл он из приказа, к бабке не ходи, потому что осторожничает!»

– А вот и трапезничать будем, – Юрий попытался вести себя естественно, когда Авдотья зашла в хату, неся перед собой большое блюдо с пышными пирогами, только что вынутыми из печи.

Словно по мановению ока, в течение всего нескольких минут стол был накрыт вышитой скатертью, в центре поместились пироги с разнообразной начинкой – с кашами, квашенной капустой, с рыбой и репой, морковью и луком. Да плошки добавились – с той же капустой, солеными огурцами и грибами, привезенными из Белгорода. Да взвара два кувшина с кружками. Вот и все – бедный стол, что сказать. Так Рождественский пост самый строгий, особенно в последнюю неделю. Рыба и то отступление из правил, и только для служивых, что караулы несут, хворых, беременных баб и деток, да еще тех, кто в дороге находится…

– Стрелецкий сотник ты, Юрий Львович, оказываешься… Хм… необычно сие для казаков сечевых…

– Ничего необычного, атаман Иван Сирко так и говорит порой – «нужда закон меняет»! Запорожцы ведь конными на татар ходят, а мы на лошадях лишь передвигаемся – худо мои люди в седлах сидят, да и коней у нас мало. Зато в пешем строю сражаемся – атаку орты янычар отобьем легко, надо только несколько сотен стрельцов подготовить.

Галицкий пожал плечами, раскурил трубку – тем же занялся и харьковский сотник. Несколько раз затянувшись табаком, Юрий успел все обдумать и негромко произнес:

– Мои стрельцы вроде как зимовые казаки, но таковыми не являются. Скорее на твоих слобожан похоже. Голоса в делах Сечи, сам понимаешь, за нами нет, но люди вольные.

– А почто челобитную в Малороссийский приказ не пишешь? Помощь ведь нужна и порохом, и пищалями, припасом всяческим.

– Так о том кошевой атаман пусть заботу имеет, а мы войску служим честно, потому долю от добычи получаем. А крестьяне нас прокормом обеспечивают за защиту, мы их огненному бою учим всех поголовно, и без всякого обхождения. А тем, кто сам себя защищать не хочет, путь с нашего городка чист – пусть сваливают на все четыре стороны!

Юрий усмехнулся, наблюдая, что сотник Лобода слушает его с напряженным вниманием, хотя делает вид, что ведет простую беседу. Вот только глаза выдавали – взгляд был цепким. Еще бы – до идеи массовой военной подготовки в эти времена разговора не было – либо «служилые», те, кто воюет, либо «тягловые» люди – подати и сборы платящие, и обеспечивающие прокорм и полное содержание первых.

– Потому, что если я стрельцов своих в поход против врага выведу, то они сами должны острог отстоять, если татары с ногаями к нему приступом подойдут. Однако, если ратников ополчения добре подготовить, то и против более сильного числом врага они выстоят.

– Да, супротив огненного боя татары всегда отходят, и на укрепления, откуда палят из пищалей, стараются не лезть.

– Так по уму стрелять нужно, а для того учить долго надобно и тщательно, с прилежанием.

Слова были сказаны, и понимай их как хочешь. Намек серьезный – обученных воинскому делу людей просто так не пленить, по крайней мере, без серьезной воинской силы. И розыск беглых не провести, можно и отпор получить не шуточный.

– То кошевой атаман предложил, чтобы каждый, кто на войсковой земле живет, ее отстаивать мог оружием. Казаки и стрельцы по набору в походах, а прочие в городках оборону держа. Но для начала опробовать мое предложение решил, и для опыта острог построить, людишками заселив. Причем, как видишь, казаков здесь мало – но стрельцы их заменяют.

– Стрельцы твои в одноцветных кафтанах ходят. С московских полков пример взял?

– Ага, чтоб путаницы не произошло. А ратники одеты, во что горазд каждый, но они за тыном сидеть будут и в поход не ходят. Хотя, если нужда будет, кошевой атаман их всех ополчить может.

– Понятно, рать увеличит многократно.

Лобода покрутил головой, нахмурился – идея всеобщей службы его явно озадачила не на шутку. Юрий прекрасно понимал, о чем сейчас думает сотник «слобожан».

Ведь что у запорожцев, что у донских казаков на землях проживала масса народа, что в работниках были, ремеслом или хлебопашеством занимались, или промыслами. Стенька Разин именно таких на бунт подбил, и «гулящих людишек» набрал. Войско из таких аховое, воевать толком не умеют, но вот смуту учинить запросто могут. А тут стрельцы подготовленные – есть повод для тревоги.

А ну если не против татар и ногаев выступят, а вместе с ляхами супротив царя московского?!

– Вижу, на стене у тебя мушкет висит удивительный. Да и стрельцы твои такими вооружены поголовно.

– Необычного действительно много, Семен Афанасьевич. Стрельба из него намного точнее выходит, и чуть дальше, чем из обычных фузей. Пуля точно подогнана под ствол, зазора нет, в бумагу оборачивать ее не приходится, а оттого заряжать можно быстрее.