Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна - Страница 37

Он медленно повернулся ко мне.

Я подняла на него глаза — сжавшаяся в комок, укрытая лишь своими волосами, которые тёмной волной бежали по груди и спине.

На раскрытой ладони, протянутой ко мне, я увидела кольцо. То самое, что оставила, убегая из Тедервин. Тонкий ободок золотого обручального кольца, которое он надел мне на палец в день нашей свадьбы.

— Теперь, когда ты всё знаешь. Когда знаешь, кто я. Пойдёшь ли ты со мной? Примешь ли всё — и горести, и радости? Мою любовь, этот разрушительный огонь, это проклятие. Станешь ли моей женой по-настоящему, Элис?

Я расцепила задеревеневшие пальцы и протянула ему руку в ответ.

— З-знаешь, Дорн Морриган… Т-ты всё-таки непроходимый тупица! И каменный чурбан. И я тебя так сильно люблю, что мне хочется тебя как следует стукнуть. Ты что думаешь, хоть одно с-слово из тех, что я сказала тогда, когда ты мне надевал это кольцо, было ложью? Т-так что отдавай мне об-братно моё колечко, и учти — если сейчас же меня не обнимешь, на б-брачном ложе тебя будет согревать только х-хладный трупик…

Ну, собственно, дальше я не договорила.

Потому что меня начали очень активно греть.

А когда я забеспокоилась о сохранности бедной лошадки и заодно парочки соседних деревень, заявили, что придумали хороший способ решить эту проблему. Потому что, дескать, ему эмоциям вредно давать волю, но на мои-то эмоции это не распространяется!

И он может прекрасно подумать о каких-нибудь хозяйственных проблемах, скажем, как починить обвалившееся крыло в Тедервин или сколько зерна выделить крестьянам на посев весной, и одновременно…

И одновременно его руки и губы стали вычерчивать горячий и сладкий маршрут по моему телу, спускаясь всё ниже и ниже… и сколько я ни пыталась сопротивляться, уверяя, что порядочные леди такого не позволяют, и вообще для «погреть» достаточно было обнять покрепче… все мои доводы были тщетны.

Рассыпаясь пеплом до утра в его руках, умирая и возрождаясь вновь, я чувствовала — так же верно, как птицы чувствуют направление на юг, — что теперь всё будет хорошо.

Чувствовала, что нужна ему — так же сильно, как он мне. И теперь бесполезно спрашивать, почему я. Или почему он.

Потому что существуют незримые нити, которые в какой-то миг так незаметно и так безжалостно-просто связывают еще вчера чужих друг другу людей, ставших вдруг родными.

А значит, мы справимся со всем. Вместе.

Ведь такая сильная любовь не могла прийти в мир просто так.

Но всё-таки время не остановило свой бег, как мне хотелось бы. И рассвет медленно выползал из-за горизонта розовым боком. Да и овёс в седельной сумке у коня должен был уже закончиться. А неисполненные обязательства гнали в дорогу. Так что… Пора.

Покидала я пепелище, которое осталось от моей прошлой жизни, налегке. Платье, полушубок, сапожки… обручальное кольцо и я сама, зацелованная и залюбленная, горящая от поцелуев ярче рассвета. Не самый плохой старт, если так подумать.

Муж строго-настрого приказал не слишком к нему прижиматься, когда поскачем до ближайшего крупного городка арендовать карету. И не ёрзать. И не оборачиваться. И вообще лучше с ним даже не разговаривать.

На последнее предложение я вместо ответа показала кулак и заявила, что это уже дежавю, и если он еще и попросит «вопросов никаких не задавать», то на лошади поеду я одна, а он за нами пешком. В конце концов, надо же пожалеть животинку — ей, верно, и так приходится туго с таким вредным хозяином.

Дорн обречённо вздохнул и пробормотал что-то на тему «вот бедную животинку как раз и жалко будет, если под нами начнёт плавиться седло». Но послушно подсадил меня и разрешил усесться перед собой. Фактически, я ехала в его объятиях. И мне доставляло огроо-о-омное удовольствие видеть крайне сосредоточенное лицо мужа, стоило повернуться. Судя по всему, он был чрезвычайно увлечён попытками игнорировать мою близость. И этот факт почему-то меня изрядно веселил. Так и подмывало испытать его терпение на прочность.

Но я держалась.

Ровно до того момента, как мы нашли-таки с горем пополам приличный экипаж с кучером и остались с Дорном наедине в полутёмной карете с мягкими плюшевыми сидениями и весьма древними, но плотными шторками неопределённого цвета. Цвет, правда, меня как раз и не заботил. А вот мягкость сидений — очень даже.

— Элис! И не думай, — предостерёг меня Дорн, отвечая горящим взглядом на мой, голодный.

— А я не думаю! Вообще! Честно-честно! — заявила я с максимально возможной искренностью в голосе и придвинулась к нему поближе. Романтичная тряска по колдобинам вообще отдавалась во всём теле таким сладким чувством после минувшей ночи, что держаться даже на расстоянии вытянутой руки казалось кощунственным.

— Я и вижу, что не думаешь! Единственный экипаж на ходу на ближайшие сто миль. На чём в Тедервин поедем, если этот сгорит?

А сам косит на моё декольте, которое — совершенно случайно! — оказалось не совсем до конца зашнурованным. У меня было железное оправдание — в карете жарко! Стало. Как только мы в неё уселись и закрыли дверь.

— Ну зачем ему сгорать? Я же только сесть поближе. Спать хочу, голову положить негде… — проворковала я, а сама тихонько перебралась на самое удобное место. Мужу на колени.

Он обречённо застонал и, схватив меня в охапку, бесцеремонно сгрузил прямо на противоположное сидение. Вот же хам! Нахал. Разве так можно с женщиной? Которая хочет. Посидеть рядом с собственным мужем, всего-то!

Впрочем, я не отчаивалась. И мельком прочитанные строки из наставления Тилль заиграли вдруг свежими красками.

Мне немедленно захотелось снять неудобную обувь.

Делала я это крайне медленно, с чувством. Аккуратно приподнимая юбки повыше. Исключительно, чтобы ничего не мешало, конечно же.

В карете установилась крайне напряжённая тишина. Высохший как в пустыне воздух, кажется, начал потрескивать.

— Элис… — выдохнул Дорн, и больше ничего не сказал. Так, отлично! Голос его уже не слушается. Продолжаем.

Сапожок полетел под ближайшую скамью, а следом второй.

— Душно здесь как-то. Лучше б мы на лошади дальше!.. — пожаловалась я, проводя ладонью по шее и отирая капли пота, которые сбегали в ложбинку на груди.

Ну и конечно, какая же девушка, если она не враг себе, захочет в такую духоту путешествовать в тесном корсаже? Это же самоубийственно вредно. Так можно и обморок заработать. А я ж должна заботиться о здоровье матери будущего наследника славного рода Морриган? То-то же.

В общем, шнуровка постепенно слабела и дальше, мои колени под взглядом мужа, которым он провожал каждое мое неторопливое движение — тоже.

С отчаянным сухим треском под нами лопнуло колесо.

Карета жалобно скрипнула и встала.

И в следующий же миг Дорн преодолел разделяющее наши сидения расстояние и вдавил меня в спинку всем телом.

А пока я искала, чем дышать, и пыталась согнать с лица предательскую улыбку триумфатора, он отодвинул крохотное окошко в переборке над нашими головами и сдавленно проговорил в него:

— Эй, любезный! Запасные колёса захватил, как я приказывал?

— Да, Ваше сиятельство! Вы, никак, провидец — сколько по этой дороге езжу, ни разу…

— Так, бери и меняй. И поскорее. А мы пока с герцогиней… прогуляемся. Чей этот лес вокруг?

Его левая рука тем временем скользнула в расшнурованный корсаж, и мне больше не нужно было давить улыбку. Теперь мне приходилось давить стон.

— Барона Ойленгарда, Ваше сиятельство!

— Отлично, он мне задолжал. А ну-ка пойдём!

Последнее обращалось уже ко мне. Правда, без толку — идти я всё равно была уже не в состоянии. Ему пришлось вытаскивать меня из кареты на руках.

— Как починишь, езжай дальше по дороге и жди нас.

— Далеко езжать, Ваше сиятельство? — уточнил кучер совершенно обалделым тоном. Ну да, это вам не Морригановские слуги, ко всему привыкшие. Ничего — пусть тоже привыкает!

— На милю. Нет, лучше на две. А ты как думаешь, моё маленькое Сиятельство?