Я Распутин (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 7

Юнгу уже не вернешь, а вот капитана еще можно спасти… Я посмотрел на Стольникова, подошел, закрыл саквояж.

– Плохие деньги.

– Ольга Владимировна сказала – всхлипнул капитан – что вы святой человек…

– Звать то тебя как?

– Никодим.

– Одной отчиткой тут не обойтись. Жизнь за жизнь надо вернуть, Никодим. Двоих убили вы, осквернились – двоих спасти надо.

Капитан согласно закивал.

– Все сделаю! Жизни не пожалею. Только научите, отче.

– Остальные моряки где?

– Один с ума сошел, в одесском желтом доме содержится. Другой в Москве осел, что с ним не знаю. Но адресок есть.

– Жди тут.

Я вышел в коридор, шуганул лакеев, что подслушивали разговор. В своей комнате нашел Молитвослов, пролистал его. Самая сильная молитва для отчитки была «Живый в помощи Вышняго». Читали её в самых критических ситуациях, от врагов и во время бедствий. Состояла она из упоминания обещаний Бога сохранить и спасти своих. Самое то, для профилактики самоубийства. Да и народ её уважает.

– Будешь при мне – я вернулся обратно, показал капитану Молитвослов – «Живый в помощи» над тобой буду читать каждое утро. Ежели сможем через тебя помочь людям каким, а паче спасти кого и почувствуешь ты себе облегчение – значит, все у нас сработало.

Стольников бросился целовать руку.

В полночь меня разбудили.

– Григорий Ефимович, просыпайся – над кроватью стояла со свечой Лохтина. На женщине была только белая ночнушка и больше ничего.

– Что случилось?

– Из дворца казаков прислали. С царевичем Алексеем беда.

Я ждал этого. Встал, быстро оделся. Саквояж с ассигнациями засунул подальше под кровать. Надо что-то решать с деньгами, хранить такую большую сумму в доме Лохниных было безрассудно. Отдать обратно капитану? Расспросив Стольникова после молитвы я понял, что моряк не так уж и беден. На суше он устроился концессионером – принимает заказы на перевозку грузов, работает по всей России, зашибает большие деньги.

– Где там старец?! Чево тяните? – недовольно спросил мужской голос в коридоре.

Я вышел из комнаты и нос к носу столкнулся с рослым усатым казаком в башлыке и бурке.

– Ты Распутин? Что-то не похож на старца!

– Много ты их видел!

– Что??

Казак цапнул плетку, что была у него за поясом. А я обхватил его руками так, что он не мог пошевелиться. Сила у Распутина была будьте нате – легко, словно ребенка, я удерживал крупного казака, прижав его к стене коридора.

– Службу забыл? – рявкнул я в лицо усатого. – Кто таков?

Казак еще поерзал, но потом все-таки сдался:

– Вахмистр Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Петр Северцев.

– Приказ тебе какой?

– Доставить Распутина со всей быстротой во дворец.

Я отпустил вахмистра, тот поправил башлык, покачал головой:

– Силен!

– Вот и доставляй, раз приказали!

Мы вышли во двор и я понял, что срочная доставка будет осуществляться лошадью обыкновенной – второй казак с факелом держал под уздцы гнедого жеребца, тот приплясывал, косил черным глазом.

– Ночью поломаемся по дороге.

– Ничо, сюда же доскакали! – успокоил меня Северцев.

Умею ли я ездить на лошади, никто даже не поинтересовался.

– Почему не телефонировали? – спросил я, хватая поводья жеребца.

– То нам неведомо – пожал плечами вахмистр.

Ясно. Секретариат спит, а сам царь звонить не будет. Дал команду – выполняйте как хотите. Автомобиль прислать? А казаки зачем?

Я одним рывком вскочил на лошадь, сжал колени. Жеребец заплясал подо мной, а я прислушался к телу. Есть, есть навыки… Ездил Распутин на четвероногих друзьях, да и как крестьянину то без лошадки в селе?

– Ну, с Богом! – я махнул встревоженной Лохтиной рукой и стукнул коня пятками.

Спустя час мы были в Царском Селе. Охраняют его весьма и весьма – два поста подряд, один с пулеметом.

Тело затекло, я с трудом слез с коня возле парадного крыльца Александровского дворца и поразился обстановке – как будто в другую Россию приехал. Парк был мило так освещен электрическими фонарями, встречать нас выбежали не только конюхи, но и виляющие хвостами пухлые сеттеры.

Я чуть не сплюнул. Темная, голодная Россия с покосившимися заборами и эта пастораль…

– Извольте сюда, скорее.

Меня чуть ли не под руки внесли внутрь, служитель при входе отряхнул специальной щеткой снег с плеч, принял армяк.

Лакеи в старомодных ливреях и напудренных париках открывали массивные двери, долговязый, чопорный дворецкий с церемониальным посохом вел меня по хорошо освещенной анфиладе дворца. При этом успевал наставлять:

– В ноги Его Императорскому Величеству не падать, рук не целовать!

– Что с царевичем? – перебил я его.

– Кровотечение. Дежурный доктор никак не может остановить.

– Откуда?

– Из носа.

Я чуть не фыркнул. И ради этого была вся эта безумная скачка по ночным дорогам?? Дворецкий что-то почувствовал, остановился. Наклонился ко мне, деликатно пояснил:

– Ее Императорское Величество очень волнуется. Кровь из носа идет не первый раз, но никогда не шла ночью.

Волнуется – это мягко сказано. У императрицы была истерика, Александра Федоровна плакала, заламывала руки. Рядом суетились фрейлины и лакеи, император стоял у окна, нервно курил сигарету.

На входе в Палисандровую гостиную я встал и оглядел царскую чету. Невысокий бородатый Николай производил впечатление сельского учителя. Ухоженный, весь такой домашний, в халате поверх белой сорочки. Александра Федоровна же была в муаровом закрытом платье. Статная, холеная. Тонкие черты лица, породистый нос, капризные нервические губы. Я не мог оторвать взгляд от нее. В Аликс явно было что-то притягательное.

– Григорий Распутин! – дворецкий громко объявил меня, отдал поклон царской чете.

Все присутствующие разом обернулись.

Я тоже поклонился, прошел в центр гостиной.

– Григорий! Спасибо, что так быстро приехал, – царь затушил в пепельнице сигарету, страдальчески посмотрел на Аликс.

Ага, так быстро, аж задница отваливается.

– Tu es notre vrai ami! – по-французски что-то произнесла Александра Федоровна, вытирая слезы.

– Алекс, говори по-русски, – вздохнул Николай, а я вперил в нее свой грозный взгляд.

Проверим эффект. Есть! Работает. Глаза императрицы остекленели, она даже перестала плакать. Да она гипнабельна! Вот в чем секрет…

– Ежели дела плохи, надо к малому идти, – я сам разрушил очарование момента, когда Алекс смотрела на меня как мышь на удава.

– Да, да, пойдемте, – царица первая вскочила со стула, пошла вперед. В ее голосе чувствовался немецкий акцент, но говорила она чисто.

Вся свита отправилась за нами.

Опять череда бесконечных помпезных комнат, гостиных, залов… И вот мы в правом крыле, лакеи открывают двери детской. Тут рядом с кроватью стоит плешивый доктор в белом халате. Очки подняты на лоб, в руках окровавленное полотенце. Другое полотенце комком пухленькая медсестра с красным крестом на переднике прикладывает к носу маленького бледного мальчика.

– Все слава Богу, Ваше Величество! – доктор улыбнулся царской чете, но заметив меня прямо таки переменился в лице.

– Как удалось остановить кровь, Константин Харитонович? – царица подошла к Алексею, погладила его по голове.

Я пригляделся к врачу. Нет, это не знаменитый Боткин! Но похож.

– Приложили лед и все прошло.

– Позвольте представить вам нашего друга, Григория Ефимовича, – откашлялся Николай. – Он большой молитвенник и его заступничество помогло прошлый раз Алексею.

– Я никогда не сомневался в силе целительной молитвы, – пожал плечами врач, – Константин Харитонович Хорн. Лейб-медик цесаревича.

– Чем же лечишь, медик-архимедик? – грубо поинтересовался я, подходя к Алексею. Тот с удивлением смотрел на огромного бородатого мужика.

Хорн поморщился, но ответил: – Аспирином, лекарство германской фирмы Бауер.