Партизаны полной Луны (СИ) - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 54

— Они уже поняли. — Отец Роман потрогал самовар. — Этот Андрей точно, и каскадер ваш — тоже.

— Игорь-то как раз не против, — отмахнулся брат Михаил. — И даже за. Чем больше его страхуют, тем лучше он себя чувствует. А вот ребята… давайте начистоту, отцы: мы боимся не того, что СБ все-таки обратит на нас внимание. Мы боимся даже не того, что у Игоря будет рецидив. Мы боимся Андрея. Лидера. Имеющего цель и увидевшего здесь средства. В общем, я ему довольно откровенно объяснил про наши страхи.

— Даже если мы отправим их отсюда, — сказал владыка Роман, — они все равно начнут. Мы показали им, где копать.

— Но они не уведут наших детей. — Отец Януш долил себе кипятку. Он пил некрепкий. С его сердцем крепкий было нельзя.

— Значит, уведут чьих-нибудь еще. Это такая… дудочка.

— Да и взрослых, — поддержал отец Роман. — Думаю, если пойдет слух, что Андрей ищет соратников, то ему придется устраивать конкурс. Мы тут сидим и возделываем свой сад, как советовали этому… Кандиду. Да-да, я правильно выразился, свой сад. А от нас потихонечку отщипывают здесь кусочек, там кусочек — это не говоря о том, что мы теряем просто по естественному ходу вещей. Не смотрите на меня так, я знаю, что нам обещано, но нигде же не сказано как…

— Мы не бойцы, — возразил отец Януш. — И не должны быть бойцами.

— Но кто-то же должен! — Отец Роман хлопнул ладонью по столу, "самописец" обиженно хрюкнул. — Извини, Ян. Я устал. Заранее устал. После демобилизации сюда возвращался — и чувствовал, что не хочу. Мы все больше и больше превращаемся в секту. А мы же — Церковь.

— И что ты предлагаешь? Влезть в это и погубить все?

— Мы — орден проповедников, — тихо сказал брат Михаил. — Сейчас мы не можем проповедовать на поверхности. Но кто сказал, что нам нельзя проповедовать в подполье?

— Церковь должна стоять вне политики, — гнул свое отец Януш. — Иначе… Мы все знаем, что будет. Потому что уже было.

— Но политика не оставит нас в покое. — Владыка Роман опять потрогал "самописец", отдернул руку, отключил древний агрегат, пошел куда-то вбок, явно забыв и о самоваре, и об ожоге, остановился у края стола. — Вы в подполье. Но я-то нет… и вы же видите, что делают с нами.

— Может, не стоило забирать их?

— Стоило, — решительно сказал брат Михаил. — Дело даже не в паломницах. В Хороброве болтают меньше.

— Болтают меньше. А шевелятся больше.

— Я поговорю с Андреем, чтобы он не искал здесь соратников, — пообещал брат Михаил. — С этим мальчиком можно только в открытую.

— И сколько это может продолжаться? — спросил Роман. — Нам все равно придется решать.

— Это будет продолжаться как минимум до следующего полнолуния. — Брат Михаил встал из-за стола. — Если будет рецидив, охотник на вампиров окажется очень кстати.

Двое обменялись взглядами поверх головы третьего. Если брат Михаил считает, что охотник на вампиров может пригодиться… значит, он не вполне уверен, что справится сам. Или даже, что уцелеет сам.

— И кстати, об охотнике, — продолжал брат Михаил, макая в кипяток пакетик чая. — Он не только ранен — в нем сидит какая-то очень свежая беда.

— Насколько свежая? — Роман уже смотрел не на отца Януша, а в окно.

— Как переломы Игоря. Примерно той же давности.

— Он потерял друзей, — сказал отец Роман.

— Немного не то. Потери для него — уже часть жизни. Тут не только потеря. Тут что-то случилось совсем неправильное, чего не должно быть. Вам не кажется, что мы занимаемся странным делом? Мы думаем, как защитить себя и свою паству от человека, которому самому нужна помощь.

— А мы ее окажем, — весело ответил отец Роман. — Он попросил нас о вере. Так и сказал — "научите меня". Это просьба катехумена[8], мы не имеем права отказать, Может быть, он раскроется навстречу Косте. Между ними, как мне кажется, много общего.

— Вот я и боюсь, что он раскроется… — пробормотал Януш.

— К нам пришли за самым что ни есть нашим делом. Что такое, латиняне?

— Ничего. Он искренний, убежденный… молодой человек с интересной профессией. Вам не приходило в голову — как он мог остаться агнцем при этом роде занятий?

— А он?..

— Чистый. Белее молока.

— Е-мое… — Владыка посопел. — Закурим, Ян?

— Курить вредно, — наставительно сказал доминиканец и извлек сигареты. — И нервы трепать вредно. А ты, Михал, помнить бы должен, что мы не видим, как ты.

— Даруйте[9], — сказал брат Михаил голосом, в котором не было ни капли извинительного тона, достал из кармана луковицу и принялся чистить. — Так вот, чтобы сохраниться агнцем при этой работе, нужно делать все это от большой любви к людям, а себя рассматривать как человека уже мертвого. А теперь представьте себе, что будет, когда он выяснит, что был не просто прав, а куда более прав, чем сам думал.

— Будет крестоносец, — сказал владыка Роман. — Причем такой, каким детей пугают. Слушайте, может, вы его в семинарию возьмете? Мне кажется, что священника из него не получится, но Бог может рассудить иначе.

— Священника из него не получится, — мотнул головой брат Михаил. — Он узнает, что клирикам нельзя убивать, и оставит эту мысль.

— Это в одном случае. А второй вариант мы только что видели — в ослабленной форме.

— Ополчится на нас за предательство рода человеческого.

— Угу. Только не на нас, а на кой-кого другого. Сейчас он думает о Господе как об усовершенствованной боеголовке. И, как и положено порядочному боевику, непременно начнет изучать инструкцию. — Брат Михаил побарабанил пальцами по Библии. — А там… Какими глазами он прочтет книгу Иисуса Навина? Например.

— Либо примет как руководство к действию, либо решит, что… данное сверхъестественное существо ничем не отличается от своих противников. Во всяком случае, с точки зрения человека.

— Именно. С одной стороны — мы не можем его задерживать. С другой — не можем отпускать, пока он балансирует между двумя провалами.

— Костя тоже был солдатом. И Костя это прошел.

— Костя, после того что с ним случилось, отлично понимал, что не ему судить Бога.

— Что ты предлагаешь, в конце концов? — Отец Януш несколько раздраженно раздавил сигарету в блюдечке.

— Отказать мы не можем, это само собой разумеется. Оставить их здесь мы не можем — это все равно что летом сигарету в степи бросить. Отпустить их так мы можем, но это и рискованно, и нечестно по отношению к ним. Что нам остается?

— Вы меня подталкиваете к тому, что другого выхода, кроме как отпустить с ними священника, нет, — грустно сказал отец Януш. — А я пытаюсь найти этот выход.

— Отец настоятель, а ты больше ни о Ком не забыл? — Брат Михаил обернулся на выходе из кухни.

— Михал… а ты подумал?

Монах кивнул и исчез в санузле.

— Он где-то прав. — Отец Роман позвенел ложечкой в стакане. — Мы очень любим во время проповедей напоминать о том, что нужно полагаться на Божью волю, и при том на удивление редко сами интересуемся, в чем она состоит. А что, если Господь укажет священника, который должен пойти с ними?

— Ты хочешь сказать, Господь одобрит террор?

— Судя по Писанию, Он время от времени и не такое одобрял. Это я так, к слову. А по делу — Януш, ты как-то заранее уверен, что этот мальчик останется террористом. Ты что, даже не попытаешься его переубедить? Отец-основатель бы тебя не одобрил.

— Отцы и братья, — Михаил снова возник в дверях, — разговор дошел до мертвой точки, а у нас работа. У всех. Давайте встретимся через неделю и обговорим то, что у нас получится на тот момент.

— Михал, — спросил Роман, — а почему ты думаешь, что твой подопечный вообще сможет уехать отсюда?

— Считайте, — брат Михаил сел за стол и пригубил наконец чашку, — что мне был сон.

[1] Они того взыскуют, чего нет,

Чтобы возвестить, что нет его на свете.

Так часто мистики, дошедшие до края

В исканьях черта, думают, что раз его и нет —

То нет и Бога.