Ты здесь? (СИ) - "skillful lips" - Страница 41

Осталось лишь ожидание в предвкушении разворачивающегося перед глазами действа. Живые, наполненные чувствами, эмоциями, счастьем студенты, новая ступень, чтобы найти себя. Пожалуй, это и стало тем, что помогало не сворачивать назад — попытка отыскать смысл для того, чтобы двигаться дальше. Я ждал, вот только чего именно — сложно сказать. Наверное, когда однажды жизнь покажется мне действительно легкой и беззаботной — той, о которой с восторгом рассказывал каждый, кто побывал в стенах колледжа и кто сумел насладиться ею сполна.

И она стала такой, вот только оценить этот момент сполна я так и не успел, привыкнув к тому, что все так и должно быть. Дурак.

— Ты не отвечаешь на мои звонки, — усталый голос Фиби сквозь динамик телефона слышался хорошо, но навеивал стыд. Последние несколько недель пребывания в кампусе оказались чересчур насыщенными: помимо учебы, что отнимала множество сил и внимания, появились и другие дела. Например, вечерняя пробежка вместе с Арчи и Куртом, с которым нам приходилось делить комнату. Но знать об этом Фиби не могла, ведь с момента нашей последней встречи я так и не нашел смелости написать ей хотя бы одно смс. — У тебя все в порядке, Лео?

Я вздохнул, оперевшись лбом о прохладное стекло в коридоре. Знал, что предстоит непростой разговор и только поэтому выскользнул из комнаты, когда игнорировать третий звонок подряд не позволила совесть. Чувства смешались меж собой: все тот же стыд, вина, что разрывала на части, и гнев. Вот только гневался я сам на себя, не находя смелости поступить как стоило бы, вместо того, чтобы снова убегать в сторону.

— Я ничего не понимаю, — протянула она. — Порой это так сложно — забраться к тебе в голову, чтобы понять, что происходит.

— Прости, — все, что удалось выдавить из себя мне. На том конце провода повисла тишина, нарушаемая редкими женскими репликами на фоне. Похоже, Фиби тоже хорошо устроилась на новом месте, а я снова вел себя, как самый последний дурак, заставлявший её волноваться.

Когда я представляю, что она испытывала все это время, невольно хочется хорошенько себе вмазать. Терпеть подобные выходки было просто милосердно или глупо, но так и работает любовь — мы прощаем все, что делает любимый человек, уповая на то, что потом станет по-другому. И Фиби в это искренне верила, наверняка до последнего борясь с желанием уйти самой. Вот только боли от утраты боялась больше, чем переступить через свои чувства.

До сих пор это жалило меня, как стая ос, вызывая боль и опухоль, что начинала зудеть. Я расчёсывал её ногтями до крови, окунаясь в это ощущение с головой. Теперь же, несмотря на то, какую вину я испытывал по отношению к Фиби, это кажется не настолько больным. Саднит, конечно, но разорвать грудную клетку до внутренностей больше не хочется. Скорее, просто обнять её — хотя бы в своих мыслях — и услышать, что она не держит зла на содеянное мною.

— Ты всегда так делаешь. Думаешь, что будет лучше, если отстранишься, — тихо сказала Фиби, и я ясно услышал дрожь в её голосе. Ногти больно впились в ладонь, пытаясь привести в чувство, но не вышло — позорно хотелось бросить трубку, чтобы снова избежать правды. — Но это не так, Лео. Чем больше ты стараешься бежать, тем сильнее мне хочется догнать тебя. Наверное, я дура, да?

Я закрыл глаза, втягивая через нос спертый воздух, который гулко заскользил по носоглотке. Казалось, что тело стало каким-то тяжелым, а разум — мутным, пустым. Подходящих слов не находилось и навряд ли я сумел бы сказать Фиби что-то, что сумело бы успокоить её, ведь слова о любви были бы фальшью, а «прошу, успокойся» возымели бы обратный эффект.

Вопрос «почему я не люблю её?» не раз приходил мне в голову даже после того, как я умер — это было частью моего ежедневного ритуала воспоминаний, когда дом оставался пустым. Я смотрел сквозь окно на волны, на рассвет или закат, что расплывался по небу, предаваясь размышлениям и попыткам отыскать ответ. Однако это казалось бесполезным, словно бродишь по лабиринту и пытаешься найти выход, вот только каждый раз упираешься в тупик.

Мне было тепло, когда я снова погружался в те ощущения. Улыбка расплывалась по губам, стоило представить её веселое лицо и звонкий смех. Или надутые губы, когда мне не удавалось развеселить её. Запах костра, шепот листьев, её горячие пальцы, переплетенные с моими, жар дыхания, биение сердца, которое слышал, лежа на её груди. Это было хорошо, реально и согревало меня посреди холодных и серых стен дома, в которых приходилось оставаться узником. Но кроме желания просто вернуться в то ощущение себя самого ничего не было. Мне не хотелось снова проснуться рядом с ней, не хотелось слушать болтовню, чувствовать, что Фиби слишком много для нас двоих.

Порой думалось, будто это больные и помешанные чувства. Любовь казалась правильной, какой и должна была быть, вот только я в ней был… словно лишним. Не на своем месте, когда порыв делать её счастливой — это моя прерогатива. Любви Фиби хватало для обоих с лихвой, а значит, я мог просто смотреть и находиться рядом, вместо того, чтобы тоже попытаться что-то почувствовать.

Я корил себя за это. Ненавидел, желал никогда не встречать её, чтобы не прийти в конце к такому раскладу. Но вернуться обратно не предоставлялось никакой возможности, а мое бездействие завело нас обоих в своеобразную ловушку, где страдали мы оба. Она — из-за меня и моей холодности, а я — потому что не хотел, чтобы все закончилось именно так. На расстоянии, без возможности посмотреть в ей глаза и наконец-таки признаться себе в том, что больше это не спасает. В том, что чувства Фиби стали для меня обузой, из-за которой боль казалась просто невыносимой.

— Фибс… — хрипло произнес я, пытаясь собрать всю волю в кулак, — я думал, что ты давно уже поняла… Еще тогда, когда собиралась уезжать.

— Поняла что?

— Что это больше не наша история.

Слова давались тяжело, будто язык прочно прилип к нёбу, а сухость во рту раздирала горло. Ветви деревьев качались из стороны в сторону, отбрасывая тень, а яркие фонарные отблески расплывались по стенам коридора. Вечер безмятежно окрашивал небо в темноту, заставляя прогуливающихся по аллее студентов покидать улицу — ветер усилился и пытался ворваться внутрь, периодически стуча по стеклу. Мне хотелось исчезнуть, перестать чувствовать себя виноватым во всем, что случилось и, в конце концов, избавиться от шума в ушах, что звенел вместе с тишиной на том конце провода.

Фиби тихонько всхлипнула.

— Почему? — один единственный вопрос, выбивший из легких весь воздух. Сердце застучало как бешеное, пытаясь пробить грудную клетку — с каждой секундой становилось все тяжелее слышать, как она плачет. — Почему ты всегда решаешь за меня? Думаешь, у меня нет своей головы, Лео? Это просто несправедливо! Ты оставляешь меня бороться с этими чувствами одной!

— Фиби…

— Это наша история, Лео! Она всегда была нашей, вот только я всегда была в ней той, кто хотел взаимной любви. Ты любил меня?

Я сжал челюсть настолько сильно, что казалось, будто зубы сломаются друг об друга.

— Я…

Слова застряли в горле. Ком не давал возможности восстановить дыхание, а боль — привести биение сердца в норму. Я отчаянно хотел, чтобы это прекратилось, поэтому, не выдержав напряжения, сбросил звонок как самый настоящий трус. Знал, что поступаю неправильно и снова оставляю Фиби одну, без желаемых ответов, но в тот момент произнести крутящиеся в голове слова было чертовски сложно.

Сигареты, купленные недалеко от кампуса, горчили. Я выкурил две в попытке успокоиться — помню, что на улице было свежо, но прохладно — холодные потоки воздуха так и норовили забраться за шиворот кофты, считая позвонки. Не было никакого желания возвращаться обратно, разговаривать и делать вид, что все хорошо, ведь хорошо не было. Я чувствовал себя разбитым, виноватым, злым — не только за то, что позволил себе поступить так с Фиби и её чувствами. Я злился на свое ежедневное бегство, на трусость и страх сделать шаг первым, не доводя ситуацию до абсурда.